Ведьмина доля
Шрифт:
— Буду, — оживился, сполз с дивана и завозился, надевая джинсы.
— Сырым или в пароварку сунуть?
Гоша опять смутился. По всему входило, что хочется сырым, но человеческая натура с воспитанием против.
— Да ладно, я у нечисти чего только не видела, — я переложила на тарелку готовый блин и залила новый. — В микроволновку сунь на разморозку минут на десять да ешь потом.
— Лучше… в пароварку, — решил сконфуженно.
Я старалась не ухмыляться, но получалось плохо. Он сделал вид, что не заметил насмешки, и утопал в ванную. И как только хлопнула дверь, на пороге кухни объявился Кирюша в наблюдательской куртке
— Ну-ка, покажи, — я заинтересованно отодвинула с конфорки сковородку, вытерла руки о передник и взяла вещицу.
Крошечная черная свирель на цепочке. Шершавые деревянные бока, тринадцать боковых отверстий, искорки белого пламени, пробегающие по стволу при касании пальцев. Знакомая работа. Как попала к наблюдателям?..
— Ульяна, верни на место, — Гоша говорил ровно, но глаза угрожающе прищурились.
— Негоже носить такую редкость, — я повернулась к свету, изучая артефакт, — в кармане и без защиты.
— Вообще-то с защитой. От кражи, потери и чужих рук.
Я посмотрела на Кирюшу. Тот пожал плечами: дескать, подумаешь, заклятье.
— Где ты это взял? И зачем?
— Где взял, там уже нет. Положи обратно и забудь.
— Это точно работа Барыни — нашей последней природной Верховной, — я пропустила приказ мимо ушей. — Она обожала играть на свирели, и все артефакты, которые успела изготовить, имели форму собственно свирели. И не только артефакты. Даже ключи от дома. Это ключ? От чего?
Наблюдатель не ответил, но серые глаза посветлели и заискрились. Я посмотрела на него с любопытством. На сейчас, пожалуй, хватит, но дня через два-три, когда его организм смирится с неизбежным, надобно спровоцировать и посмотреть, на что он способен.
— Держи, — я кинула ему свирель и вернулась к блинам. — А как поешь, пойдешь искать для своих авантюр другую ведьму.
— Мы с тобой в одной лодке, — напомнил Гоша и полез в морозилку.
— Может быть, — я меланхолично перевернула блин. — Только сдается, что ты намерен посадить меня на весла, а сам — сесть за руль и велеть грести. А я не люблю грести по чужому наущению в неизвестность, — перекинула готовый блин на тарелку и обернулась: — Мне не нужны твои наблюдательские тайны — своих хватает. И в твоих интересах рассказать, куда мы поплывем. Тогда я буду знать, какие неприятности нас ждут, и смогу спасти твою задницу. Не говоря уж о своей. А твою тетя Фиса велела беречь. Да и моя мне дорога как память. Поэтому или говори, или дверь — вон там.
Он не ответил: грузил в пароварку мясо и пускал слюни. Значит, разбегаемся. И к лучшему.
— Ты права, это ключ, — наблюдатель помыл руки и занял стратегически важное место у печки, стащив блин. — От гробницы Барыни. Предание ты знаешь. Она разрешила навещать ее могилу раз в тринадцать лет и обещалась ответить на любые вопросы, если поднести ей подарок.
— Но могила же давно утеряна!..
— Смотря кем, — Гоша стащил второй блин. — Мы ее местонахождение знали всегда. Очередные тринадцать лет случатся со дня на день. Свирель — это ключ, а с подарком я пока не определился. Пойдешь со мной?
— Это же предание… — у меня в голове не укладывалось. Мы, ведьмы, не знали, где захоронение, а эти, ушлые…
— Когда оживают одни легенды, пора верить в другие и искать у них помощи… Блин горит.
Я, спохватившись, перевернула блинчик и
покосилась на румяную горку напеченных. Мой собеседник усердно жевал, а горка не уменьшалась. Прищурившись, я сдула иллюзию, и на тарелке остался единственный блин, к которому уже тянулась наблюдательская рука.— Хватит. Зое оставь, — и шлепнула лопаткой по его запястью.
— Вкусно, — он облизнул пальцы.
— Ладно, бери.
А не успел. На кухне появилась сонная Зойка. Лунатиком дойдя до печки, она стащила с тарелки блин и, не открывая глаз, удалилась к себе. Тихо скрипнула, закрываясь, дверь. Запищала пароварка. Я глянула на часы. Почти двенадцать. Пора выдвигаться, чтобы вернуться домой засветло.
— Ешь и собирайся, — предупредила, заливая следующий блин. — Кирюш, будь другом, разбуди Зою!
— Куда? — наблюдатель отвлекся от мяса, которое, плюнув на приличия, уплетал прямо из пароварки.
— К нечисти, которая… — я замялась, предчувствуя крик до потолка. — Которая сможет тебя… рассмотреть. И скажет, кто в кровь вмешался, и что тебе дальше с собой делать.
— Я против, чтобы кто-то знал.
— Согласна. Но ты для всех — и особенно для самого себя — мина замедленного действия. И когда рванешь, как рванешь, лично я не знаю. Но хочу знать. Чтобы не попасть под раздачу. А мастер Сим не разболтает.
— Уверена?
— Да. Он… бес.
Гоша поперхнулся филе, прокашлялся и зашипел:
— И вы скрыли, что в городе…
— Да, скрыли, — ответила резко. — Иначе бы вы потребовали изгнания, а это работа для целого Круга. Когда мы в последний раз изгоняли беса, умерло пятеро ведьм, и еще троих… Еще троих — еле откачали. Незачем жертвовать жизнями там, где можно договориться. И не смей на меня орать, — я угрожающе подняла лопатку.
Завоняло горелым. Сонная Зойка, подталкиваемая Кирюшей, вышла из гостиной и направилась в ванную. Гоша открыл окно, впуская свежий воздух, глянул недовольно и вернулся к мясу. Я закончила с блинами, помыла посуду, проглотила остатки кофе, усадила Зою обедать и отправилась собираться.
Жорик по-прежнему заседал на шкафу.
— Занятная личность, — повторил на мой вопросительный взгляд и зашуршал страницами.
Я переоделась в ванной, нацепила линзы и замазала тонаком темные круги под глазами. Наблюдатель вертелся у зеркала в коридоре и с помощью подручных иллюзий «штопал» прорехи в джинсах.
— Ни слова о том, кто ты такой, — предупредила, обуваясь. — Зой, ты поела? В штаны и на выход.
— Далеко живет?
— Нет, пять минут пешком, — я села на пуфик, обуваясь.
— Бес в таком многолюдном месте… — начал неодобрительно.
— Гош, не нервируй меня, — я приняла из рук Кирюши куртку. — И скажи спасибо за то, что вожусь с тобой, а не выгоняю к наблюдателям. И при мастере Симе молчи. И о нем — молчи. И вообще…
— Бес? — переспросила Зойка. — Мы идем к бесу?
— Да. И ты тоже… молчи при нем. Зацепитесь языками — окажитесь должны ему нынешнюю жизнь плюс три следующе раньше, чем сообразите, зачем заговорили.
На мрачной наблюдательской физиономии отчетливо читалось: не будь ему так херово — и больше психологически, — черта с два бы он пошел к бесу. Скорее, меня бы за шиворот — и в доследственный изолятор за вопиющее нарушение. Физически-то он выглядел неплохо, но вот в глазах мелькало беспокойство. Он не знал, чего ждать, и боялся самого себя. И это тоже читалось, и было так щемяще знакомо…