Ведьмина доля

— Значит, узнает, — ответила жестко и достала из шкафа старый синий свитер. — Всю жизнь прятаться от наблюдателей не получится, как ни крути. Шила в мешке не утаишь. Лучше скажи, друг мой, куда ты сигареты спрятал?

Риммины сигареты Кирюша выудил из моей сумки еще в ночь приезда с шабаша и сдал Жорику. А найти то, что спрятал призрак, невозможно — он ведь не дышит. И почти не следит. Правда, в последние два дня от волнения «обтекал» — оставлял повсюду лужицы призрачной крови из раны, нанесенной колом. Но к сигаретам они меня не приближали.

— Курить вредно, — заявил Жорик и достал из-под окровавленной сорочки трубку.

— А жить — еще вреднее! Ну, Жор!.. Я же ведьма!

— Это что, оправдание? — и злорадно запыхтел трубкой.

— Это аргумент! — я завистливо сглотнула.

— Фи-и-и, надумала! Шукай сама, коли надобно! — и полетел сквозь закрытую дверь на кухню, оставляя на светлом дереве брызги крови.

Я вздохнула. Мертвые, в отличие от живых, невыносимы… Посмотрела на дверь и кое-что вспомнила. Подошла и вытерла следы платком. Очень кстати. Надо и остальные собрать. Отличный дезориентирующий маневр.

— Алё, Гош, привет. Занят? Ах, свободен и ничей? Тогда собирайся. И одевайся… как в погреб. Чтобы тряпки не жалко было. Жду в центре, под Лениным. А завидуй молча. И собирайся быстро.

Я переоделась, распихала по многочисленным карманам амулеты и надела линзы. Посмотрелась в зеркало и снова вздохнула. Профессионализм — наше всё. Улыбки, шутки и никаких «скорпионов». Ненавижу лицемерие…

— Жор, пожелай мне удачи.

— Нэ, не поможет.

— Ну и ладно, — я обула кроссовки и сунула сотовый в карман.

Зойка выглянула из кухни, махнула рукой и улыбнулась. Взъерошенная куцая косичка, голубая пижамка, хрупкие плечи, тонкие ножки — и непробиваемое спокойствие в серых глазах.

— До завтра, — и босиком пошлепала закрывать за мной дверь.

А Жорик пробурчал что-то невнятное и наверняка ругательное. Его всегда восхищало умение русского человека одним лишь сакраментальным матерным словом (или его усеченным вариантом с междометием «ой») выражать столь разные эмоции как раздражение, ярость, восхищение, недоверие, разочарование, изумление, иронию или обиду, всего лишь меняя интонацию. Но, кажется, он не рад возможности попрактиковаться. И типун ему на язык…

До центра я ехала на автобусе, и всю дорогу смотрела в окно. О старых архивах мне рассказывала Изольда Дмитриевна — перед смертью, когда ее разум помутился. Она часто бредила, вспоминая самые захватывающие моменты жизни, и повторяла: «Там — самое главное, там — самое важное, они не забрали самое ценное, но никогда туда, никогда…».

По всему выходило, что наставница сунулась в архивы и едва унесла ноги. В рассказах сумасшедших правды больше, чем в слащаво-отточенных легендах, но и последние оптимизма не добавляли. Я давно мечтала слазить в старые архивы и проверить достоверность слухов, но Верховная запрещала — под страхом изгнания, мучительной смерти и много чего матерного. Я старалась ей не перечить. Да и напарника бы не нашла никогда, а он нужен. А среди ведьм, кто бы что ни говорил, сумасшедших мало.

Гоша ждал у бронзовых ног вождя мирового пролетариата. Сидел на поребрике, опершись локтями о колени, шарился в телефоне и вид имел благожелательный и хипповый. Широкие потертые джинсы с кучей карманов, темные свитер и кеды. Рукава закатаны, и с предплечий фонили кожаные напульсники, да так, что мне стало не по себе. Явно против нечисти. Экран сотового освещал улыбку и ямочки на щеках.

— С девушками чатишься?

— А почему бы и нет? — отозвался он, вставая и убирая телефон. — Ночь длинная, а одному скучно.

— Пошли, — я огляделась, определяя маршрут, — развлеку.

— Чем? — наблюдатель пошел рядом, сунув руки в карманы.

— Экскурсией. А что? Да, мой город молодой, и ста пятидесяти лет нет, но у нас есть, на что посмотреть. Например, — я указала на одноэтажный беревнчатый теремок с белыми ажурными наличниками, — памятник деревянного зодчества, конец девятнадцатого века. Таких у нас сохранилось всего семь штук, и один особенно интересен.

— Слушаю, — оживился Гоша.

Вечер стоял тихий и теплый, и, несмотря на нервную обстановку, гуляк хватало. В освещенном фонарями и витринами центре, со стражами порядка на каждом углу, кажется, ничего не может случиться… Но, проходя мимо сияющего здания оперного театра, я поежилась и ссутулилась.

— Ульяна, экскурсия.

— Направо — магазин натурального кофе, — начала я без энтузиазма. Мы уходили по яркому проспекту прочь от приснопамятного сквера, но от тяжести на душе не убежишь. — А направо — гей-клуб, — и добавила шепотом: — Но это для людей — гей-клуб, а на самом деле там тусуется нечисть.

Наблюдатель хмыкнул и посмотрел на меня иронично.

— Да, красиво говорить не умею, зато знаю все злачные места, — я пожала плечами и свернула в неприметный темный переулок. — Сюда.

— Архив — это злачное место?

— Не столько злачное, сколько проклятое, — я принюхалась, но чужих запахов не было, как и преследователей. После стычки со «скорпионами» я ждала гадости отовсюду.

— Не понял… — Гоша такой подлянки явно не ожидал. — Почему проклятое? По тому, как ты посоветовала одеться, я понял, что мы полезем куда-то, где давно никого не было и…

— …и мы туда полезем, — кивнула я. — Быстро соберем записи и смоемся, — и целеустремленно устремилась вниз по улице. — Не знаю, что ты ищешь, но в нашем — доступном — архиве найдешь только описания травок, склянок и нечисти. Главные тайны Круга — именно там, где давно никого не было. Вот здесь. Пришли.

И остановилась у неказистой избушки, чьи кривые стены прятались в зарослях сирени и желтых тополей. Оранжевые фонари освещали просевший фундамент, гнилые бревна, облезлые наличники, рассыпавшееся крыльцо и окна, закрытые ставнями. Избушка находилась в конце улицы, в окружении темных высоток бизнес-центров с одной стороны и оживленной шестиполосной магистрали — с другой. Сносить ее не позволяло минкультуры — как памятник регионального значения, а чинить — средства.

Я посмотрела на наблюдателя и поняла, что сейчас получу за розыгрыш, минимум — по гордости. И, пресекая возможную ссору, торопливо добавила:

— Это верхушка айсберга, — и топнула ногой, — под ней — подземелья старых архивов. По слухам.

— По слухам? — повторил мой спутник эхом и брезгливо посмотрел на избушку.

— Как ты про легенды говорил? Когда оживают одни, надо искать помощи у других?

— Темнишь, Ульяна…

— Ни в коем случае, — возразила. — Просто не знаю… с чего начать.

— Начинай… сначала, — посоветовал Гоша.

— А сначала было слово… — пробормотала я, глядя себе под ноги и прислушиваясь к шепоту ветра.