Ведьмина печать. Ловушка для оборотня
Шрифт:
— Не довольна содержанием? — усмехнулась собеседница.
— Вот, — протянула ведьма несколько бумаг.
— Прочтешь записку равнодушно.
Отбросишь, а потом…
Быть может, затоскуешь,
На сердце станет грустно.
Мы одиноко делим чувства:
Горечь и скорбную печаль… — задумчиво прочитала Госпожа, как обычно представшая в виде темно-серого тумана. — Рифма грубая, но занятно. Кто бы мог подумать: умное животное, преданное выбранной хозяйке, еще и рифмоплет.
«Какое же животное?!» — едва не вырвалось у «цветочницы», но заказчица
— Чем-то недовольна?!
От ледяного оклика Талаза вздрогнула и поторопилась оправдаться:
— Нет-нет, Госпожа!
— Я плачу тебе больше, чем именитым наемникам, не разочаровывай меня, — собеседница не повышала голоса, но ведьма дрожала как в ознобе. — И придумай что-нибудь.
— А слеза?
— Не цель, но если удастся заполучить — замечательно.
Талаза прогнулась в низком поклоне и, когда фигура из плотной взвеси развеялась, выдохнула с облегчением:
— Фух!
Из-за прошлого провала она впала в немилость. И сегодня, собираясь поведать, что Ана в тягости, боялась, что Госпожа от ярости сожжет ее на месте. Однако заказчица расхохоталась. До слез. Но таким безумным, страшным хохотом, что у нее волосы встали дыбом.
— Нет-нет! Более никаких услужений и заманчивых предложений! — рассекла женщина рукой воздух. — Хватит!
Нарисованная мелом на стене дверца распахнулась, — от ветра разлетелась бумага, взметнулась пыль, и в комнату вплыла хозяйка цветочного домика. Взъерошенная, с поджатыми губами.
«Не в духе», — подметила Юлиана и оказалась права.
— Так! — сходу насела ведьма. — Действуем по плану!
— Хм, — не удержалась Анка, вспомнив, чем обернулся прошлый хитрый план по пленению оборотня.
— Не зли меня!
— Молчу! — прикрыла улыбающийся рот ладонью.
— Всего-то выуди у Соля камень!
— А как?!
Талаза принялась расхаживать по комнате.
— Предстань перед ним прекрасная, страдающая. Расплачься! Разбуди в нем благородство… — она запнулась, увидев взгляд Юлианы. — Вот не надо его жалеть! Не успеешь ты — сделают другие! Мы хотя бы сделаем его счастливым!
— Угу, тоже мне, две сестры Остапа Бендера! — пробурчала Анка под нос. Ведьма обернулась и с любопытством посмотрела на нее из-за плеча.
— Кто?!
— Прохиндейки.
— Зато обаятельные, — фыркнула в ответ она. — Собирайся! Заниматься делом — лучше, чем смотреть в стену и жалеть себя.
Стоило заснуть — перед глазами вставал ухмыляющийся великан со спущенными штанами, всхлипывающая Ана, и начиналось повторение кошмара. Из-за тревожной бессонницы Сольфен и обрел привычку гулять по саду ранним утром, когда в замке еще главенствовала тишина.
Рассвет выдался зябким, дождливым. Замерз нос, от холода потряхивало, но, преодолевая желание уйти, он продолжал стоять под порывами весеннего промозглого ветра. Прошелся по дорожкам, свернул к краю спящего сада, огороженному громоздкими, высокими перилами, и замер.
— Ана?!
Она стояла бледная, уставшая, молчала и всматривалась
в простирающийся за широким озером лес. Одежда на ней так же висела мешком, как на нем.— П-прости меня! — прошептал и захлюпал носом.
«Глупый дурашка», — вздохнула Юлиана и обернулась. Настрой сбился, и вместо того, чтобы играть заранее продуманную роль жертвы, она раскинула руки. Соль крепко обнял ее и разрыдался.
«И кто из нас самый несчастный?» — подумала она.
— Не плачь, — прошептала мягко и провела ладонью по его затылку. — Это все пройдет.
— Нет. Нет! — рыдал он, всхлипывал и отчаянно вертел головой.
Выждав, пока Соль выплачется, Анка взяла его за руку и потянула за собой.
— Пойдем. Я замерзла.
Когда открылась дверь, Талаза остолбенела.
— И что это?! — строго спросила «цветочница», оглядывая всхлипывающего гостя. По ее расчетам Ана должна была вернуться с камнем, а не сопливым, рыдающим юнцом.
Солю показалось, что Тудиль злится на Ану, из-за того что она привела его, поэтому шагнул вперед, заградил Анку собой и выдавил:
— Это я виноват.
Ана закатила глаза, Талаза скривила недовольную мину и пробухтела:
— Ну, вот! Ничего доверить нельзя!
— Нам бы отвара… — попросила жалобно Юлиана, и кислолицая ведьма махнула рукой, указывая на стол.
Так, уминая засахаренные дольки фруктов и ягод, Анка рассказывала ему притчу про кольцо с надписью «Все пройдет».
Сольфен продолжал время от времени шмыгал носом, Талазе, гревшей уши, надоело дуться, и она тоже присоединилась к чаепитию. Ведьма даже любезно протянула ему платок и мешочек с сушеными успокоительными травами, и расчувствовавшийся гость выдал:
— А я думал, что вы… другая.
— Угу, — фыркнула хозяйка цветочного домика. — Старые безобразины могут быть только злыднями, — она сделала глоток и нахмурилась.
— Я не хотел вас обидеть. Простите. Фай Фран всегда говорит, что я дурак.
— Нет большего дурака, чем фай Фран, — парировала ведьма. — Нашел кому верить.
Соль опустил голову и потер пальцем резной лист у стола.
— Возраст никого не красит, но когда-то у госпожи Тудиль были огромные зеленые глаза, с черными, густыми ресницами… — попыталась подлизаться Анка, чувствовавшая, что та тяжело переносит жуткую личину и расстраивается, когда о ней отзываются нелестно.
— Поэтому это были? — возмутилась Талаза. — И сейчас есть!
Кивнула головой, морок спал, и Сольфен застыл с раскрытым ртом.
— Мошка залетит! — Анка щелкнула его по подбородку.
Солю хватило простого общения и разговоров, чтобы от души отлегло. Но все же он чувствовал: Ана переменилась. Ловя его долгие взгляды, она улыбалась, но он оставался серьезным и грустным.
Покидая башню, Юлиана, как заботливая мать пригладила его волосы, смахнула с одежды сахарные крошки и заверила:
— Ты не виноват.
— Виноват. И уже никогда не будет как прежде, — прошептал он, уходя.
Соль спиной чувствовал ее взгляд. Обернулся, и она помахала рукой.