Ведьмина сила

Баба Зина широко улыбнулась:

— А ты мне нравишься… Маруся, — и деловито продолжила: — Я ведь наблюдала за тобой всё это время, и знаешь, что я видела? Пустую и безжизненную женщину, послушную пешку, которая делает, что велят, действует по инерции. Я боялась, что ты… смирилась. Сдалась Ехидне. Устала бороться. Но я рада, что ошиблась. В тебе есть… — и она щелкнула пальцами: — мысль. Идея. Вера. И это хорошо. Это правильно.

Я снова почувствовала себя… маленькой. Как перед Эллой. Обставила на раз…

— А раз так… В нашем Кругу действительно ходят озвученные тобой настроения. Новое поколение уже не помнит, что творила Ехидна, и видит в ней источник информации. Бесценный, попрошу заметить, источник. И корень этих настроений, как ни странно, — прежняя Верховная. Она позволила Ехидне сковать тебя. Помнишь Ингу, ее правую руку? Она присматривала за тобой в ту ночь и должны была подать знак об опасности. Но она ничего не сделала. Не предупредила наблюдателей и не пожалела беззащитного ребенка, — голос бабы Зины стал сухим и злым. И она припечатала: — Та же тварь, ни дать ни взять… Обе твердили, что это единственный шанс поймать Ехидну. На живца. И потом уничтожить сильным и обученным палачом.

Я внутренне съежилась.

— Хочешь знать моё мнение? — продолжила ведьма. — Я уверена, что рано или поздно палачи бы Ехидну нашли. Она многих убила у гробницы имени себя, но не всех. Твоя наставница, — и ее взгляд стал сочувствующим. Соболезнующим. — Я знала Эллу. И знала ее мать. Отличные ведьмы, добрейшие женщины. Элла бы не сдалась. Нашла бы однажды и прикончила. Завершила то, что начала ее семья. Но Круг решил иначе, и нам всем от этого… непросто.

Инга… Я снова очутилась в чужом кабинете с орхидеями, в цепкой хватке рук ведьмы, под пристальным взором Верховной.

— Она же умерла, — я нахмурилась. — Погибла в бою с бесом. Инга. Верно?

— Идеи живучее людей. Вероятно, сначала они хотели как лучше, но потом подумали… — ответила баба Зина и встала, расправив складки платья, запахнулась в шаль. — Мне пора обратно, у нас сейчас сбор Круга. Второй день ломаем копья, решая, как быть. Возьми, — и разжала ладонь, протягивая мне два амулета защитников. — Раз ты знаешь, что делаешь… Поменяемся местами, Маруся, — и усмехнулась. — Я не стану мешать. Но буду рядом.

— Это угроза или слова поддержки? — поинтересовалась я угрюмо. Настроение от воспоминаний испортилось. Сильно.

Ведьма лишь улыбнулась и снова попросила:

— Сними с парня заклятье, пожалуйста. А если пристроишь его к наблюдателям — желательно, к своему начальнику под крылышко, — я буду очень тебе признательна. Пока он учится у своего отца, но…

— И только-то? — я подбросила амулеты на ладони. — Нет на нем никаких заклятий, Зинаида Петровна. Лишь страх боли. Я блефовала. Ломать телепортистам траекторию умеют только амулеты, а парень сам избавился от их действия, когда отбросил мой рюкзак. Он свободен, — и прямо посмотрела на ведьму: — Но если я захочу его использовать, то использую. Найду и уговорю. Или заставлю. Моему начальству балласт не нужен. А будет мешать, усыплю. Договорились?

Зинаида Петровна кивнула и отстранено заметила:

— Доложить бы обо всем… но не стоит. Я рада, что мы сошлись во мнениях. И надеюсь на твою победу. А что касается знаний в гробницах… — и пожала сухими плечами: — Не надо раскапывать то, что спрятано под землей. Без нужды ничего не закапывают, и коли прикопали, значит, на то есть причины. Если тебе понадобится помощь, зови. И если я что-то узнаю в Кругу, подскажу.

И я решилась:

— Среди вас — любимица Ехидны, Сфинкс.

На лице моей собеседницы не дрогнул ни один мускул, и пульс не изменился. И я ей поверила. Не знает. И сама Сфинксом не является.

— Разберемся, — ответила она. — Пока, Маруся.

— До свидания.

Баба Зина ушла вслед за своим пацаном, а я осталась сидеть на скамейке, рассеянно перебирая амулеты-приманки, прицепленные к рюкзаку, и слушая звуки влажной ночи. Тихо пели сверчки, снова накрапывал дождь, беседовал с травой и листвой ветер, одиноко и уныло кричала в глубине кладбища птица. И словно исчез город — ни шума машин, ни говора людей. Только лесная тишь. И кружащие у фонарей мотыльки.

Вот и еще одно дело сделано. Что остается? Лишь три дня.

Отвлекаясь от дурных мыслей, я прощупала город. Стёпка, Вика, заклинатели… Луна скрылась за тяжелой тучей, над городом прокатился далекий громовой раскат, но я не спешила уходить. Там, за воротами кладбищенского парка, новые вопросы и неприятности, а здесь… Три минуты одинокой тишины. Три минуты до…

И снова вспомнилась Элла с ее вечным: «Мара, у тебя три минуты, чтобы успеть!». Три минуты — три дня, есть ли разница, когда нет опоры и четкого плана?.. И уже нет наставницы, готовой дать затрещину и рявкнуть: «Хватит думать! Не теряй время попусту и просто сделай!». И пусть начальник твердит, что те, кто уходит, всегда остаются с нами и в нас… Сейчас не помешали бы ее дружеской подзатыльник и окрик: «А ну, пошла!». Самостоятельно так промотивироваться никогда не получалось. Наверно, я слишком привыкла к опоре в чьем-то лице. Впрочем, как и любой палач, без нее я слишком быстро вымерзала. Или — или…

Встав и подойдя к фонарю, я без интереса рассмотрела амулеты защитников, отданные бабой Зиной. Один — принадлежащий Циклопу, второй — Грифону. Как старая хитрая ведьма умудрилась его прищучить?.. Спрошу при случае. И половина камней уже у меня, ровно шесть штук. Которые мы общими усилиями собрали дней за пять. А осталось всего…

Я судорожно сжала в ладони теплые камни. Мудрые говорят, что труднее всего даются последние шаги до победы, но меня это не утешает. Тяжесть упущенного и острота оставшегося времени давили, жгли, резали на живую, почти до осязаемой боли, нервных спазмов внутри. И стало очень страшно. Раньше спасали мысли о детях, но теперь… они выросли. И, конечно, нуждаются во мне, но всё же… выросли. Справятся. Да и муж знал, с кем связывался, — с без пяти минут мертвецом. Давно готов. И уже почему-то не опора. Не та опора.

Тихие шаги заставили вздрогнуть, и я быстро обернулась. Динара Сафиулловна подходила, чуть прихрамывая, с такой неестественно прямой спиной, что сразу понималось — болит страшно. В пояснице.

— Ушиб надкостницы, — определила я зачем-то. — Вам нужно в постель. И лекарство. Погодите, сейчас найду зелье.

Я зарылась в рюкзак, избегая встречаться с ее усталыми седыми глазами. Потому что знала, зачем она пришла. Совсем не за диагнозом или лекарством.

— Лёши больше нет, — сказала заклинательница тихо. — Ты должна была это почувствовать. В последнее время у него сердце пошаливало…

— Возраст, — я нашла пару нужных склянок и посмотрела на заклинательницу в упор: — Чего вы от меня хотите? Вмешиваться в ваши ритуалы чревато потерей силы в лучшем случае, и всем это известно. Да, я поняла, когда сердце остановилось. И приняла меры. Свои меры. «Муха» уничтожена. Человек спасен. А от вас зов не поступал. Вмешиваться я права не имела. Чего вы хотите? — и протянула ей пузырьки

Смерть близких, даже просто напарников, всегда болезненна. Вот только мне сейчас не до этого. Я сама на волоске от.