Ведун
Шрифт:
В ответ раздался свирепый лай и еще более свирепое рычание.
Не собачье — кого-то покрупней собаки.
Дедко заколотил еще неистовей.
Поначалу по ту сторону никто, кроме бесновавшегося зверья, не отзывался. Однако время спустя бедлам затих и голос, не понять, мужской или женский, проскрипел:
— Кого лихо несет?
— Открывай, колченогая! — взревел Дедко, и псы за воротами вновь зашлись от ярости.
— Нишкнить! — прикрикнул на них тот же скрипучий голос.
Застонал отодвигаемый засов. Ворота, однако ж, остались неподвижны. Отворилась махонькая калиточка.
— Брось, Топтун! Брось его! — раздался окрик, и медведь с очень большой неохотой отпустил отрока.
— Затворяй, любезная моя! — веселым голосом гаркнул за спиной Дедко.
Малец во все глаза глядел на распатланную старуху, шуганувшую мишку.
А старуха, подбоченясь, глядела на Дедку.
— Раскомандовался! — вороной каркнула она. — За чем пожаловал, старый?
— От те и здрасьте! — закричал Дедко еще погромче и веселее. — Мы с дороги, устали, а ты!.. Ни воды помыться, ни еды поесть. Пшел, мохномордый! — Дедко замахнулся клюкой на медведя. Зверь так и шарахнулся. Не клюки испугался, ясное дело, а ведуна. Этакую зверюгу не то что клюкой, оглоблей огреешь — не заметит. Здоровущий. Такого в лесу встретить — лихое лихо.
— Помыться вам… — проворчала старуха.
Иль не старуха? Малец никак не мог взять в толк, сколько ей лет. При луне-то много не разглядишь…
— Помыться… Сама он сколь не мылась, а иные, знаш, вон и вовсе не моются — и ничё!
— Сёдни помоешься! — заявил Дедко. — Вишь, кого я привел? — Дедко подтолкнул Мальца наперед. — Видный отрок!
— Не больно-то виден! — буркнула хозяйка. — Только визжать здоров. Мало не оглохла!
— В дом веди, старая! — повелительно сказал Дедко. — Хорош лясы точить!
— Да уж как прикажете, гости нежданные! — Старуха фыркнула и, поворотясь, пошла к крыльцу. Заметно прихрамывала. Колченогая.
Дом был старый-престарый. И большой. В сенях на полке горела толстая свеча. Хозяйка взяла ее на ходу и похромала вверх по лестнице. Малец углядел: стены да перильца сплошь покрыты затейливой резьбой и черным-черны. Закопчены, что ли?
— Холодно у меня! — недовольно сообщила старуха.
— Ничё! — бодро отозвался Дедко. — Отрок протопит, коли дрова есть.
— Дрова есть, да печь холодна!
— Ничё! Он у меня мастак!
Малец слушал эти речи и чуял: за обычными словами что-то упрятано. Словно бы и слова эти заранее сговорены, кому что сказать…
Что-то мягкое прижалось к ноге. Малец аж подпрыгнул от неожиданности. И застыдился, углядев кота. Кот, черный, жирный, пушистый, тоже шарахнулся от Мальцева прыжка и фыркнул недовольно.
Старуха тем временем отворила новую дверь, впустила Дедку с учеником в просторную комнату, поставила свечу.
— Ну, мастак, счас печь топить будешь! — обратилась к отроку. — А там и в баньку. То я сама. Мое дело!
— Твое ж! — поддакнул Дедко.
Тут отрок разглядел хозяйку получше. Разглядел, да не много увидел. Власы, то ли седые, то ли пыльные, — как мех линючий. Платье — ворох тряпья. Не скажешь даже,
худа или телиста. Лицо в саже да земле, только и видно, что нос горбатый, ломаный да глаза черные.В сказках смердьих такими ведьмы виделись. Но Малец помнил ведьму. Она была не такой. Страшной, но по-другому. Однако Малец нутром чуял: эта — похуже ведьмы. Пострашнее.
— Мышеед, — сказала карга коту, — удружи, милай, сведи мастака к дровам. Да покажи, что где. — И уже Мальцу: — Иди, он те все покажет. — И ловко сощелкнула нагар длинным ногтем.
Малец покосился на Дедку. Тот кивнул:
— Слушай ее, она — хозяйка.
Черный кот призывно мяукнул с лестницы.
— На-ка. — Хозяйка вынула вторую свечу, запалила и всунула в руку Мальцу. — Ить ноги переломаешь, будешь как я шкандыбать.
И захихикала.
Свечка оказалась теплой на ощупь, словно ее грели в ладони.
Кот с мурчанием поскакал по ступеням. Внизу остановился, подождал. Малец шел по пустому темному дому, вдыхал пыльный, тяжелый дух его и гадал, чей он? Кто строил? Для чего? И ведь крепко строил!
А умный кот и впрямь привел к печи. Да какой печи! В широкий ее зев Малец мог войти, едва наклонясь. И поленница рядом. Малец скинул полушубок, взял топор. Ах, какой топор! Шершавое топорище так и приросло к ладони. Только вот легок.
Поставил Малец на колоду чурбан. Для начала поменьше, примериться. Топорище длинное, непривычное. Махнул — и чурбан пополам. Будто не топорик в руке, а тяжеленный колун. Да еще в колоду врубился на три пальца.
И пошло. Топор летал, как и не железный, почти не утруждая руку, а уж рубил!…
Ясное дело, не простое орудие. Жалко, у Дедки такого нету. Стянуть бы!
Наконец решил Малец, что дров довольно. На растопку хватит, а уж как такая пещь разойдется — в нее хоть цельные бревна пихай.
Печь оказалась огромна. У наместника в тереме и то поменьше.
Разгоралось туго, хоть Малец и сделал все как надо. Перед тем как за огнем сбегать, ладони к ней прикладывал, слова правильные говорил, добра просил, как положено.
Долго не просыпалась печь. Должно, давно не топили. Малец вдосталь дыма наглотался, пока раздул. Наконец печь уступила, зашлась, загудела басом, по-великаньи. Дрова вспыхнули ярко, озарив весь огромный залище. Дым горький враз вверх утянуло. Теперь можно и оглядеться.
А глянуть было на что.
Поперек зала — три длинных стола. У столов — сиденья. Да не лавки, а высокие кресла с гнутыми спинками. Малец таких и не видал никогда. На пробу Малец уселся в одно из кресел — не впору оказалось. Ноги до пола еле доставали.
Хозяйкин кот недовольно мяукнул. Не понравилось, что отрок в кресло уселся. Малец погладил резные потертые поручни. В углублениях — остатки лака. Дуб однако. Старый-престарый.
Вдруг почудилось Мальцу: полон зал. Сидит за длинными столами прорва мужей. Все — оружные. Пьют, кричат, песни орут…
Кот снова мяукнул недовольно, царапнул по штанине. Малец очнулся. По черным стенам гуляли черные тени. Пламя в печи пылало и ревело, вытягиваясь к дыре дымохода. Малец встал да принялся одно за другим вбрасывать в печь поленца. Сбоку бросал — к самой печи от жара уже и не подойти.