Ведун
Шрифт:
Заканчивал рисунок Бурый, когда уже смеркаться начало и в клети лампу зажгли.
Устал, будто камни в гору таскал. Непростое это дело: знак сильный рисовать.
Но вышло добре. Бурый полюбовался на божье тавро: заклятую печать, красную бычью голову. Это пока красную, позже почернеет. И запечатает собой накрепко волчью часть в младшем бояриче. А через него уже иным до его до звериной сути не дотянуться. Даже богам.
Кроме, может, Перуна.
Но Перун не станет. Они с Волохом мир не делят. Поделили уже.
Глава 13
Беда
Так-то Бурый никуда и не собирался. Ни на заимку, ни в речке купаться. А в сараюшку и вовсе не тянуло. Дух оттуда шел неприятный. Даже нехороший.
Однако как ушел Дедко, так прям зачесалось у Бурого: в сараюшку заглянуть.
Да он заглядывал туда уже. Допрежь. Даже приносил разное. Дедко в сараюшке хранил то, что на подворье не поставишь. Навроде летнего нужника она была в хозяйстве.
Так думал Бурый. Прежде.
«Нужное зреет…» звучало любопытно. Очень.
Бурый крепился два дня. На третий — не стерпел. Но сдуру не полез. Он, Бурый, умный. И знает теперь, что да как. Дождался, когда солнце на верхушку неба взошло и пошел.
В сараюшке было темновато. Щели хорошо проконопачены, свет только от дверей. Но его хватало. Солнце в зените, и Бурый недурно видел в темноте.
Поначалу ничего необычного он в сараюшке не сыскал. Пахло травами и зельями, запах коих никакой пробкой не удержать, оттого здесь и хранились. Бурому даже подумалось: проверить его Дедко решил.
Что ж, коли так, то испытание Бурый провалил. Теперь жди наказания.
Ну чему быть, того не… Погоди-ка! А это что за диковина?
Пол в сараюшке был обычный, земляной, ровный, сеном присыпанный. Однако у дальней стены, там, где была сложена всякая утварь вроде корзин, горшков глиняных и деревянных мис, словно бы болотные огоньки играли. Бурый пригляделся и понял: никакие это не огоньки. Это сила сквозь вещи сочится.
Бурый обрадовался. Не зря пришел. Быстренько раскидал утварь. Ух ты! А здесь, оказывается, подпол имеется!
Поднатужась, сдвинул дубовую крышку… И обнаружил под ней другую, каменную, испещренную знаками, большая часть коих ему была неведома, а среди меньшей преобладали цепи, запирающие дорогу нежити. С этой преградой пришлось повозиться. Ни поднять, ни подцепить ее обломком копейного древка, служившего сараюшке засовом, не получалось. Бурый попробовал подкопаться сбоку и тут ему повезло. Ну или не повезло, если бы он знал о том, что последует далее. Но сейчас он не сомневался: ухватился за петлю, поднапрягся и вершок за вершком стащил в сторону каменную крышку.
Под ней оказался подпол в сажень глубиной. Внутри — домовина. Или что-то вроде. Сундук деревянный с железными углами. В середке крышки — камешек невеликий, но важный: так и сиял. А еще от него сила растекалась, наполняя покрывшие стенки резы-обереги. Изрядная сила. Если сравнить с той, что у самого Бурого была, то будто чашка малая и бочка в два аршина высотой. А светлячки, что заметил Бурый наверху — из той бочки мелкие брызги. И была эта великая сила заперта в сундуке
железными углами. Знать, тоже непростые те углы. Ай да Дедко! Не знал Бурый, что ведун так умеет.По простой лесенке, палке с набитыми поперечинами, Бурый спустился в подпол.
Обошел вокруг сундука. Чем больше Бурый на него смотрел, тем крепче становилась уверенность: внутри кто-то есть. А еще его привлекал волшебный камешек. Если смотреть на него обычным взором — ничего особенного. На кровавик похож. Только не с красным отливом, а с зеленым. Иное — если глядеть по-особому, по-ведьмачьи. Словно маленькое солнце сияет.
Потрогать сундук Бурый не рискнул. Чутье предостерегало. Так ничего и не сделав, Бурый вылез из подпола, надвинул каменную крышку, положил сверху деревянную, посыпал сверху сеном и вернул обратно утварь. Сложил в точности, как лежало. Первое дело для ведьмака: запоминать.
Снаружи ярко светило солнышко. Летний Ярило еще не вошел в полную силу, то пригревало так, что хотелось искупаться.
Однако нарушить второй запрет Дедки Бурый не рискнул. Оплетенный сетями волшбы сундук будто стоял перед глазами. Да, не знал он, что у Дедки такая силища. И все будет его, Бурого, когда старый уйдет за Кромку.
Эта мысль и радовала и пугала. А еще больше пугало то, что внутри сундука.
«Нужное мне зреет», — сказал о нем Дедко.
Что ж там такое, что его такая сила держит?
Сон к Бурому пришел худой. Тварюка мутная, пустоглазая в горло вцепилась, запустила когти… Бурый хотел ее оттолкнуть, да во сне руки занемели, хотел рвануться — и ослаб. А тварюка уже и в грудь влезла по локоть, шарила ледяной лапой, искала…
И нашла. Да не то, что искала, потому что заверещала придавленным зайчишкой, отпрыгнула…
И Бурый ее сам за шею схватил. Левой беспалой рукой. Вернулась сила.
Бурый проснулся. Сел, не выпуская твари из хвата. Та уже и не билась. Висела тряпочкой. Пищала. От обрубка мизинца на шуйце Бурого тянулась вниз серая дрожащая ниточка. По ней текла сила. Из твари в никуда.
— Пусти, пусти, пусти…
Вот что пищала тварь.
— Ты еще кто? — спросил Бурый.
— Пусти, пусти, пусти…
Писк все тоньше, тварь все меньше и — хлоп! — совсем истаяла.
И Бурый проснулся. Снова.
В доме — серый сумрак. И баба. Голая баба. Красивая. Распустеха — волосы до бедер. Сами бедра округлы и белы. Груди тяжкие сосками вверх смотрят. У Бурого сразу уд торчком. Будто не убивали его только что. Забылось все.
— Спаси меня, молодец.
Голос у бабы негромкий, хрипловатый, певучий. Как-то сразу ясно стало: не бывает таких голосов у простых баб. Их родовитых она. Боярских кровей, а то и княжеских.
— Спаси меня, молодец, освободи. За то вечно верна тебе буду.
Тут-то Бурый заметил кое-что. Не настоящая баба-то. Призрачная. Хотя из тех духов, что потрогать можно. Бурый это как-то сразу понял. И сразу захотел. Потрогать.
Баба будто почуяла. Враз рядышком оказалась. Ручка полупрозрачная, зеленым огнем играющая просочилась сквозь шкуру, которой Бурый укрыт, и ухватила уд… Холоднющая.
Похоти как не бывало. Бурый толкнул бабу шуйцей, ощутив на миг ладонью упругую сиську. Крепко так толкнул. Испугался потому что. Уж больно холод знакомый. Как у той твари.