Вэкфильдский священник

— Батюшка! сказалъ Моисей, — гд же ваша твердость?

— Твердость, дитя мое? Да, я ему покажу свою твердость… Давайте сюда мои пистолеты… Я за нимъ, въ догонку… Пока онъ живъ, стану его преслдовать. Хоть я и старъ, но докажу ему, что еще способенъ кусаться… О, негодяй… Подлый негодяй!

Между тмъ я снялъ со стны свои пистолеты; но жена моя, которую страсти не такъ одолвали, какъ меня, обхватила меня обими руками, говоря:

— Милый мой, милый мужъ! Возьми лучше Евангеліе: это единственное оружіе, приличное для твоихъ старыхъ рукъ. Разверни книгу, мой дорогой, и почитай намъ. Авось наше смятеніе утихнетъ и мы покоримся… покоримся тому, что она такъ низко обманула насъ!

— И правда, батюшка, молвилъ мой сынъ посл минутнаго молчанія, — такая ярость вамъ совсмъ не пристала. Вамъ бы слдовало утшать маму, а вы ее только пуще разстроили. Разв прилично вамъ, въ вашемъ священномъ сан, проклинать вашего злйшаго врага? Хоть онъ и подлецъ, но проклинать-то его не слдовало.

— Но разв я проклиналъ его, дитя? Когда же?

— Какъ же, батюшка; да еще два раза кряду.

— Ну такъ прости мн, Господи, мое согршеніе; да и ему тоже. Вотъ теперь-то я понялъ, что не человческое, а поистин небесное то милосердіе, которое учитъ насъ благословлять нашихъ враговъ. Да будетъ благословенно Его святое имя за вс блага, которыя Онъ ниспосылалъ намъ, и за то, что отнялъ. Но тяжело… та печаль, которая могла исторгнуть слезы изъ моихъ старыхъ глазъ… Они ужъ столько лтъ не плакали! Дитя мое, моя безцнная… погублена… Будь онъ прокл… Охъ, прости мн, Боже!.. Что я хотлъ сказать? Да. Помнишь ли, милая, какъ она всегда была добра, какъ прелестна? До ныншняго дня отъ нея были только одн радости. Еслибъ еще смерть ее у насъ похитила! Но нтъ, такъ ушла; и семейную честь разрушила, и счастье унесла съ собой, и теперь надо искать его въ иномъ мір. Послушай-ка, мой маленькій: ты вдь видлъ, какъ они узжали, не насильно ли онъ ее увезъ? Вдь если насильно, то она ни въ чемъ не виновата.

— Ахъ, нтъ, папа, сказалъ ребенокъ: — онъ все цловалъ ее и приговаривалъ, что она ангелъ, а она ужасно плакала и опиралась на его руку; и они похали такъ скоро, скоро!

— Неблагодарная она! воскликнула жена моя, едва выговаривая слова сквозь горькія слезы: — такъ доступить съ нами! Полюбила, такъ ужъ и удержу никакого нтъ! Распутная двчонка, ни съ того, ни съ сего бросила отца съ матерью… Не пожалла твоей сдины, а сама знала, что это сведетъ тебя въ могилу!.. Да и я недолго наживу.

Такъ прошелъ у насъ первый вечеръ посл постигшаго насъ дйствительнаго бдствія; мы провели его въ слезахъ, горькихъ стованіяхъ и въ неудачныхъ попыткахъ покориться судьб. Я ршился, однако, непремнно розыскать похитителя и уличить его въ учиненной подлости. На другое утро, когда семья собралась за завтракомъ, намъ крпко недоставало нашей несчастной двочки, которая всегда такъ оживляла и веселила тсный семейный кружокъ. Жена моя опять хотла отвести душу бранью и попреками.

— Никогда, причитала она, — никогда не допущу, чтобы эта дрянь, запятнавшая всю семью, перешагнула порогъ нашего ни въ чемъ неповиннаго дома! И не хочу ее больше звать дочерью. Нтъ! Пусти себ живетъ, распутная, со своимъ негодяемъ, любовникомъ; осрамила, но она насъ хоть обманывать-то больше не будетъ.

— Жена! сказалъ я: — не говори такъ сурово. Грхъ ея мн не меньше ненавистенъ, чмъ теб; но какъ домъ мой, такъ и сердце денно и нощно останутся открытыми, лишь бы воротилась къ намъ наша бдная, заблудшая, кающаяся гршница. Чмъ скоре отвратится она отъ своего проступка, тмъ съ большею радостью я ее приму. Въ первый разъ согршить способенъ и наилучшій человкъ: мало ли какимъ искуснымъ соблазнамъ онъ подвергается, да и новость иметъ свою прелесть. Первый проступокъ порождается часто простодушіемъ, но слдущій есть уже дитя порока! И такъ, пусть несчастная возвратится подъ отчій кровъ и какими бы грхами она ни запятнала себя, я съ радостью прижму къ своему сердцу. Снова буду съ любовью прислушиваться къ музык ея голоса, снова заключу въ свои объятія, лишь бы раскаяніе проникло въ душу. Сынъ мой, принеси мн мою Библію и посохъ. Я пойду за нею; розыщу ее, гд бы она ни была, и хотя не могу спасти ее отъ позора, но не дамъ ей, по крайней мр, пребывать въ грх.

ХVІІІ. Въ погон за заблудшею дочерью

Хотя малютка Дикъ не съумлъ описать мн вншность джентльмена, посадившаго его сестру въ почтовую карету, но мои подозрнія естественно пали на нашего сквайра, репутація котораго по этой части издавна была установлена; поэтому я прежде всего направился въ замокъ Торнчиль, намреваясь осыпать его упреками, и затмъ, если возможно, взять обратно дочь. Но на пути къ замку я встртился съ однимъ изъ моихъ прихожанъ, который разсказалъ мн, что видлъ на дорог молодую лэди, очень похожую на мою дочь, сидвшую въ почтовой карет съ джентльменомъ, судя по описанію, едва ли не мистеромъ Борчелемъ, и что они скакали во весь опоръ.

Но я, конечно, не могъ удовлетвориться такими свдніями и все-таки пошелъ въ усадьбу сквайра и, хотя часъ былъ еще ранній, потребовалъ, чтобы ему тотчасъ доложили о моемъ желаніи видть его. Онъ вскор вышелъ, принявъ меня съ обычной своей откровенной привтливостью, и когда я разсказалъ о похищеніи моей дочери, онъ — глядя мн прямо въ глаза — чрезвычайно изумился и честью заврялъ меня, что онъ тутъ ни причемъ. Поэтому я долженъ былъ отказаться отъ своихъ первоначальныхъ предположеній и поневол началъ подозрвать мистера Борчеля, который, помнилось мн, съ нкотораго времени неоднократно и таинственно разговаривалъ съ ней наедин. Вслдъ затмъ явился еще одинъ свидтель, утверждавшій, что самъ видлъ, какъ мистеръ Борчель съ моею дочерью хали къ Минеральнымъ Ключамъ, миль за тридцать отсюда, гд въ настоящее время собралось многочисленное и блестящее общество. Посл этого я боле не сомнвался въ его коварств. Находясь въ томъ состояніи ума, когда человкъ боле способенъ на поспшные поступки, чмъ на здравое ихъ обсужденіе, я и не подумалъ, что вс эти свднія получалъ отъ людей, которыхъ могли подучить нарочно сбивать меня съ толку, и ршился тотчасъ отправиться на Минеральные Ключи вслдъ за моею дочерью и ея мнимымъ соблазнителемъ. Я шелъ настойчиво впередъ, разспрашивая по дорог прохожихъ, но ничего не узналъ. Наконецъ, при възд въ городъ увидалъ господина, хавшаго верхомъ, и мн показалось, что я встрчалъ его въ дом сквайра; поэтому я обратился къ нему за свдніями и онъ меня уврилъ, что если я отправлюсь теперь на скачки, происходившія еще тридцатью милями дальше, то непремнно застану ихъ тамъ, потому что онъ видлъ ихъ наканун на танцовальномъ вечер, гд все общество восхищалось граціей моей дочери. На другой день, на зар, я отправился въ путь и къ четыремъ часамъ пополудни пришелъ на скачки. Собравшееся здсь общество имло самый блестящій видъ и усердно преслдовало одну только цль — удовольствія; какая разница со мною, пришедшимъ единственно ради обращенія потерянной дочери на путь истины! Мн показалось, что передо мною мелькнула вдали фигура мистера Борчеля; но такъ какъ онъ опасался встрчи со мной, когда я подошелъ, онъ скрылся въ толп и я больше нигд его не встрчалъ. Мн пришло въ голову, что безполезно доле продолжать мои поиски и лучше скоре воротиться домой къ неповинной семь, нуждавшейся въ моей помощи; но душевныя терзанія и физическая усталость вызвали у меня лихорадку, первые признаки которой я ощутилъ еще на скачкахъ. То былъ новый неожиданный ударъ, тмъ боле, что я находился отъ дому боле, чмъ въ семидесяти миляхъ разстоянія. Однако, у меня оставалось еще настолько силы, чтобы дотащиться до жалкой харчевни на краю дороги. Въ этомъ обычномъ пріют бездомныхъ бдняковъ я залегъ въ постель и сталъ терпливо ждать своего выздоровленія. Я прожилъ такъ около трехъ недль и мое крпкое тлосложеніе наконецъ пересилило недугъ; но у меня не было довольно денегъ, чтобы уплатить за свое трехнедльное содержаніе. Очень возможно, что естественное мое безпокойство по этому поводу вызвало бы новый приступъ болзни, если бы не выручилъ меня одинъ прозжій, случайно остановившійся позавтракать въ той же харчевн. То былъ никто иной, какъ извстный книгопродавецъ-филантропъ, написавшій такое множество книжекъ для дтей: онъ называлъ себя другомъ ребятъ, но былъ въ сущности другомъ всхъ людей. Онъ едва усплъ войти въ харчевню, какъ уже собрался отправляться дале, потому что вчно торопится, вчно занятъ важными и спшными длами, и въ настоящую минуту собиралъ матеріалы для біографіи нкоего мистера Томаса Трипа. Я тотчасъ узналъ его добродушное лицо, покрытое багровымъ румянцемъ и прыщиками, потому что онъ былъ издателемъ всхъ моихъ статей противъ второбрачія. Онъ-то и ссудилъ меня нсколькими монетами для расплаты съ хозяиномъ. Однакожъ, покидая харчевню, я былъ еще такъ слабъ, что положилъ себ за правило возвращаться домой полегоньку, уходя никакъ не больше десяти миль въ сутки.

Здоровье мое и обычное спокойствіе духа почти совсмъ возстановились, и я самъ сталъ пенять себ за гордость, побудившую меня возмущаться противъ карающей десницы. Человкъ никогда не подозрваетъ, какія мученія можетъ перенести, до тхъ поръ, пока не испытаетъ ихъ. Стремясь достигнуть вершины своего честолюбія, которая снизу кажется ему сіяющею яркимъ блескомъ, онъ съ каждымъ шагомъ вверхъ открываетъ все новые унылые виды, грозящіе ему разочарованіями; когда же мы спускаемся съ высей своего счастія, то какъ бы на первый взглядъ ни были мрачны зіяющія внизу долины, все же наша душа, жаждущая утшенія, обртаетъ на своемъ пути разныя мелочи, которыя забавляютъ ее и радуютъ. И самые мрачные предметы, по мр того, какъ мы къ нимъ приближаемся, теряютъ свой печальный видъ, просвтляются и наше мыслительное зрніе постепенно привыкаетъ къ нимъ.

Я шелъ по дорог и посл двухчасового странствія замтилъ впереди нчто похожее на фургонъ, который мн захотлось догнать. Но когда я поровнялся съ этимъ предметомъ, онъ оказался простою телгой, на которой навалены были декораціи и обстановка театральной сцены, принадлежавшія трупп странствующихъ комедіантовъ; телга направлялась въ ближайшую деревню, гд они намревались дать нсколько представленій.

При телг было только двое людей: кучеръ и одинъ изъ актеровъ; остальные должны были прибыть на другой день. Пріятная компанія сокращаетъ путь, гласитъ пословица; поэтому я разговорился съ бднымъ актеромъ, и такъ какъ когда-то самъ любилъ играть на театр, то обсуждалъ предметъ съ обычной своей прямотой. Однако, будучи мало знакомъ съ настоящимъ положеніемъ театральнаго дла, я спросилъ, кто изъ теперешнихъ драматическихъ авторовъ пользуется особеннымъ почетомъ, кто замнилъ на сцен Драйдена и Отуэя.

— Я полагаю, сэръ, отвтилъ актеръ, — что наши современные драматурги едва ли были бы польщены сравненіемъ съ тми авторами, о которыхъ вы упомянули: и Драйденъ, сэръ, и Рау совершенно вышли изъ моды; мы отодвинулись ровно на сто лтъ назадъ: Флетчеръ, Бенъ-Джонсонъ и весь Шекспиръ цликомъ — вотъ что намъ теперь нужно.

— Какъ! воскликнулъ я: — возможно ли, чтобы въ ваше время были терпимы на сцен этотъ устарвшій языкъ, обветшалый юморъ и преувеличенные типы, которыми изобилуютъ творенія названныхъ вами писателей?

— Сэръ, возразилъ мой собесдникъ, — какое дло публик до языка, до типовъ, до юмора? Никто и не думаетъ объ этомъ. Нынче ходятъ въ театръ единственно ради забавы, и представь имъ хоть самую простую пантомиму, они будутъ совершенно счастливы и довольны, лишь бы эта пьеса прикрывалась именами Джонсона или Шекспира.

— Стало быть, сказалъ я, — наши современные драматурги подражаютъ скоре Шекспиру, чмъ природ?

— По правд сказать, отвчалъ онъ, — они совсмъ ничему не подражаютъ, да этого и публика отъ нихъ не требуетъ. Нынче цнится не содержаніе пьесы, а то, много ли въ ней неожиданностей и сюрпризовъ. Этому только и апплодируютъ. Я знаю одну пьесу, въ которой отъ начала до конца нтъ ни одного остроумнаго словечка, но она держится тмъ, что тамъ то-и-дло пожимаютъ плечами. А другую авторъ сдлалъ популярной тмъ, что вставилъ сцену съ коликами въ живот. Нтъ, сэръ! Творенія Конгрева и Фаркуара слишкомъ остроумны по ныншнимъ временамъ: теперь къ этому всякій вкусъ потеряли и требуютъ чего нибудь попроще.