Вэкфильдский священник

Тмъ временемъ телга съ театральнымъ скарбомъ въхала въ деревню. Тамъ, повидимому, ждали ее, потому что все населеніе высыпало на улицу поглазть на насъ. По справедливому замчанію моего собесдника, у странствующихъ актеровъ всегда больше зрителей извн, чмъ внутри театральной залы. Я тогда только понялъ, какъ неприлично мн было пристать къ этой компаніи, когда меня окружила цлая толпа. Тогда я поспшилъ укрыться въ первый попавшійся трактиръ, и когда вошелъ въ общую залу, ко мн подошелъ весьма хорошо одтый господинъ и спросилъ: точно ли и я состою капелланомъ при странствующей трупп или только нарядился пасторомъ для какой нибудь роли въ пьес? Я сказалъ ему, какъ было дло, объяснивъ, что никоимъ образомъ къ трупп не принадлежу, и тогда онъ очень любезно пригласилъ меня и моего товарища-актера роспить съ нимъ кувшинъ пунша, все время съ большимъ жаромъ занимая насъ разговорами о политик. Я подумалъ, что онъ долженъ быть, по меньшей мр, членомъ парламента и еще боле утвердился въ этомъ мнніи, когда онъ, освдомившись у трактирщика, что у нихъ сегодня приготовлено къ ужину, обратился къ намъ, говоря, что гораздо лучше будетъ, если мы отправимся ужинать къ нему на домъ. Мы съ комедіантомъ не заставили себя упрашивать слишкомъ долго и согласились слдовать за любезнымъ хозяиномъ.

XIX. Встрчаю человка, недовольнаго правительствомъ: онъ опасается утраты нашихъ вольностей

Усадьба, въ которую мы были приглашены, была расположена въ нкоторомъ разстояніи отъ деревни. Нашъ новый знакомецъ извинился, что карета еще не пріхала за нимъ, и предложилъ дойти туда пшкомъ. Мы очень быстро совершили этотъ путь и, придя, увидли одинъ изъ великолпнйшихъ домовъ, какіе случилось мн встртить въ этой части графства. Комната, куда ввели насъ, была верхомъ изящества и новйшаго комфорта. Нашъ хозяинъ пошелъ распорядиться насчетъ ужина, а бдный актеръ, подмигнувъ мн, замтилъ, что намъ сегодня ршительно счастье привалило. Вскор хозяинъ возвратился; принесли изысканный ужинъ, изъ внутреннихъ покоевъ пришли дв или три дамы, одтыя по-домашнему, и завязался довольно оживленный разговоръ. Впрочемъ, хозяинъ разсуждалъ преимущественно о политик, говоря, что свобода для него предметъ самый драгоцнный и въ то же время самый страшный. Когда убрали скатерть со стола, онъ спросилъ меня, читалъ ли я послдній нумеръ «Монитора»? Я отвтилъ отрицательно.

— Такъ, можетъ быть, не читали и «Аудитора»? воскликнулъ онъ.

— Нтъ, сэръ, ни того, ни другого.

— Какъ странно! замтилъ онъ:- я, напротивъ того, читаю вс до одной политическія газеты: Ежедневную, Всеобщую, Биржевую, Утреннюю Лтопись, Лондонскую Вечернюю, Уайтгольскую, вс семнадцать Сборниковъ и оба Обозрнія; и все это ужасно люблю, даромъ, что они другъ друга ненавидятъ. Свобода, сэръ, свобода есть величайшее сокровище Великобританіи. И — клянусь всми моими корнвалійскими рудниками! — я благоговю передъ ея охранителями.

— Въ такомъ случа, сказалъ я, — есть надежда, что вы питаете благоговеніе и къ королю.

— О, да! отвчалъ онъ:- благоговю, когда онъ поступаетъ согласно нашимъ желаніямъ. Но если онъ станетъ и впередъ дйствовать такъ, какъ въ послднее время, слуга покорный: я больше ни во что не мшаюсь. Я ничего не говорю; но думаю, что можно бы распоряжаться и получше. У него слишкомъ мало совтниковъ. Ему слдовало бы выслушивать всякаго, кто пожелаетъ подать ему совтъ; вотъ тогда дла пошли бы совсмъ другимъ манеромъ.

— А по мн, воскликнулъ я, — всхъ бы такихъ непрошенныхъ совтниковъ пригвоздить къ позорному столбу! Всякій честный человкъ обязанъ въ настоящую минуту поддерживать слабйшую часть нашей конституціи, ту священную власть, которая съ каждымъ днемъ становится незамтне и совсмъ утрачиваетъ свое законное вліяніе на ходъ событій въ государств. А невжды все вопіютъ о свобод! И т изъ нихъ, которые пріобртаютъ хоть какое нибудь значеніе, спшатъ подбросить его на ту чашку всовъ, которая и безъ того ужъ слишкомъ опустилась.

— Какъ! воскликнула одна изъ дамъ:- неужели я дожила до того, что вижу передъ собою такую подлость, такую низость — врага свободы и защитника тирановъ? О свобода, священный даръ небесъ, великое достояніе британцевъ!

— Можетъ ли быть, подхватилъ нашъ амфитріонъ, — чтобы въ наше время нашлись искренніе защитники рабства? Неужели есть такіе, которые согласились бы добровольно поступиться британскими вольностями? И разв это не низость, сэръ?

— Не знаю, сэръ, отвчалъ я:- по крайней мр, я за свободу, этотъ атрибутъ боговъ! Великая свобода! Модная тема для своевременнаго краснорчія… Мн бы хотлось, чтобы все человчество состояло изъ королей; и я самъ желалъ бы быть королемъ. Отъ природы вс мы имемъ одинаковыя права на престолъ, потому что вс равны. Таково мое мнніе, и такъ же думали встарину нкоторые милые люди, которыхъ за это прозвали «уравнителями». Они пытались образовать изъ своей среды цлую общину, въ которой вс были бы равны. Но увы! Это имъ не удалось; потому что между ними иные были сильне другихъ, иные хитре, и вотъ эти-то сли на шею остальнымъ. Коли вашъ конюхъ уметъ выздить всякую лошадь, такъ вдь это оттого, что онъ хитре ихъ; а потому, если случится, что другой зврь будетъ еще хитре или сильне его, тотъ и сядетъ на него верхомъ въ свою очередь. А такъ какъ человку предназначено подчиняться, и одни люди по природ склонны повелвать, а другіе слушаться, весь вопросъ сводится къ тому, что если нельзя обойтись безъ повелителя, то гд лучше имть его: въ своемъ ли дом, или въ одной деревн со мной, или гд нибудь подальше, напримръ въ столиц? Ну вотъ, на мой вкусъ, на всякаго тирана такъ противно смотрть, что чмъ онъ дальше отъ меня, тмъ мн пріятне.

Въ большинств случаевъ и вс люди придерживаются того же мннія, а потому выбираютъ себ единаго короля, чмъ достигается двоякая цль: во-первыхъ, сокращается количество тирановъ, а, во-вторыхъ, повелительная власть ставится на возможно большее разстояніе отъ возможно большей части населенія. Однако же, вс великіе міра сего, которые сами тиранствовали, пока не выбрали себ одного общаго тирана, косо смотрятъ на представителя власти, тяжесть которой отзывается преимущественно на низшихъ классахъ. Для нихъ выгодно какъ можно больше ослаблять королевскую власть, потому что все отнятое у ней становится ихъ собственнымъ достояніемъ; слдовательно, единственная ихъ задача въ государственной жизни сводится къ тому, чтобы подрывать значеніе единаго тирана и тмъ возстановлять свое первоначальное могущество. Между тмъ, въ государств можетъ быть такое стеченіе обстоятельствъ, — въ силу ли дйствующихъ въ немъ законовъ, или просто въ силу настроенія наиболе богатаго класса, — что со всхъ сторонъ стараются подорвать монархическую власть. Въ первомъ случа, то есть, если обстоятельства въ данномъ государств благопріятствуютъ накопленію богатствъ и состоятельный классъ становится еще богаче, то это самое развиваетъ въ немъ честолюбіе. Накопленіе же богатствъ непремнно должно послдовать въ томъ случа, если — какъ, напримръ, нынче у насъ — вншняя торговля приноситъ боле выгодъ, нежели внутренняя промышленность; ибо только богачи могутъ съ выгодою торговать съ иностранными рынками, получая въ то же время и вс барыши отъ отечественной промышленности; такимъ образомъ у богачей двоякій источникъ богатства, тогда какъ у бдняковъ только одинъ. По этой причин во всхъ коммерческихъ государствахъ всегда накопляются богатства и съ теченіемъ времени они становятся аристократическими.

Съ другой стороны и самые законы страны могутъ способствовать накопленію богатства; возможно, напримръ, порвать естественныя узы, связующія богатыхъ съ бдными, и установить, чтобы богачи вступали въ брачные союзы только съ богачами; или устранить отъ управленія страною людей ученыхъ, если они не представляютъ извстнаго денежнаго ценза, и тмъ сдлать богатство достойною цлью для разумнаго гражданина; такими и подобными законоположеніями, говорю я, достигается въ стран накопленіе богатствъ.

Когда же наконецъ сокровища накоплены и обладатель ихъ окруженъ всми удобствами и прелестями жизни, куда ему двать излишки своего состоянія? Обыкновенно онъ покупаетъ на нихъ власть; иными словами, онъ пріобртаетъ право распоряжаться людьми корыстными или просто бдными, продающими ему свою свободу за хлбъ насущный и согласными за эту цну переносить униженія, неразлучныя съ близостью повелителя. Такимъ образомъ каждый очень богатый человкъ бываетъ окруженъ толпою бднйшихъ и всякое государство, изобилующее богачами, можно сравнить съ космическою системой Декарта, въ которой шаровидные центры вращаются, каждый въ сред своихъ спутниковъ. Тотъ, однако же, кто добровольно соглашается быть такимъ спутникомъ могущественнаго богача, долженъ быть прежде всего рабомъ въ душ, отребьемъ человчества, который и по натур, и по воспитанію приспособленъ къ подчиненію, и лишь по имени знаетъ свободу. Но существуетъ еще одинъ обширный классъ общества вн сферы вліянія богачей: это сословіе приходится какъ разъ посредин между крупными богачами и бдною чернью. Люди, принадлежащіе къ нему, настолько обезпечены, что не нуждаются въ прихлебательств у пышнаго сосда, но въ то же время недовольно богаты, чтобы образовать свой тираническій центръ. Вотъ въ этомъ-то среднемъ сословіи и процвтаютъ обыкновенно вс искусства, науки и добродтели даннаго общества, въ немъ же сохраняются и традиціи истинной свободы; и этотъ классъ можетъ называться собственно народомъ. Можетъ, однако же, случиться, что это среднее сословіе утратитъ всякое вліяніе въ государств и голосъ его будетъ, такъ сказать, заглушенъ голосомъ черни. Ибо если денежный цензъ, дававшій право голоса въ управленіи страною, понизить въ десять разъ противъ ценза, первоначально установленнаго конституціею, ясно, что къ кормилу правленія сразу нахлынетъ та самая чернь, которая, вращаясь въ сфер своихъ милостивцевъ, всегда будетъ подавать голоса туда, куда они прикажутъ. При такихъ порядкахъ, людямъ средеяго сословія остается лишь одно: охранять вс права и преимущества главы государства съ самымъ бдительнымъ благоговніемъ; ибо онъ одинъ разъединяетъ власть богачей и препятствуетъ сильнымъ налегать всею своею тяжестью на средній классъ, стоящій ниже ихъ. Среднее сословіе можно уподобить городу, осаждаемому богачами, правитель котораго находится^: въ отлучк и съ-часу на-часъ можетъ подоспть на выручку. Покуда осаждающіе знаютъ, что за спиной у нихъ сильный и опасный врагъ, очень естественно, что они предлагаютъ горожанамъ самыя любезныя условія, всячески льстятъ имъ и общаютъ различныя привилегіи; но если имъ удастся осилить правителя, подоспвшаго съ тылу, тогда городскія стны окажутся плохой защитой для обитателей города. И если захотимъ узнать, что съ ними случится, стоитъ только припомнить судьбы Голландіи, Генуи или Венеціи, гд бдняки управляются закономъ, а законъ управляется богачами. Изъ этого слдуетъ, что я стою за монархію, за священный монархическій принципъ, и готовъ за него пожертвовать жизнью. Ибо, что можетъ быть для насъ священне мропомазаннаго главы народа? Каждое умаленіе его власти, на войн ли, въ мир ли, есть въ то же время посягательство на дйствительную свободу его подданныхъ. Взывая къ свобод, къ патріотизму и къ слав британцевъ, мы уже многаго достигли; но желательно, чтобы истинные сыны свободы не допустили злоупотреблять этими словами. Я знавалъ на своемъ вку не мало такихъ мнимыхъ поборниковъ свободы, но вс они въ душ — да и въ сред своихъ семействъ — оказывались завзятыми тиранами!

Увлекшись своимъ предметомъ, я и не замтилъ, что моя пламенная рчь давно перешагнула за предлы учтивости; но тутъ нетерпливый хозяинъ, нсколько разъ пытавшійся перебить меня, не могъ сдерживаться доле.

— Какъ! вскричалъ онъ:- неужели мы угощаемъ іезуита въ поповской одежд! Нтъ, клянусь всми корнвалійскими рудниками, я этого не потерплю, и это такъ же врно, какъ то, что меня зовутъ Уилькинсонъ.

Я самъ чувствовалъ, что наговорилъ лишняго, и потому попросилъ прощенія за свою горячность.

— Прощенія! подхватилъ онъ въ бшенств:- да за такія слова слдуетъ десять тысячъ разъ просить прощенія! — Какъ! по-вашему отказаться отъ свободы, отказаться отъ имущества и прямо ложиться въ колодки, чтобы тебя колотилъ каждый встрчный? Милостивый государь, извольте тотчасъ убираться вонъ изъ этого дома, не то вамъ хуже будетъ. Повторяю вамъ, сударь, уходите прочь!

Я хотлъ возобновить свои извиненія, но въ эту минуту раздался поспшный стукъ въ дверь, и дамы закричали:

— Ай, смерть моя! Наши господа воротились домой.