Вэкфильдский священник

— Прекрасная сегодня погода, мистеръ Борчель.

— Отличная погода, докторъ; только, мн кажется, быть дождю: мозоли у меня что-то побаливаютъ.

— Что-то побаливаютъ! воскликнула моя жена, разразилась громкимъ хохотомъ и потомъ извинилась, говоря, что любитъ пошутить.

— О, сударыня, отвчалъ онъ, — извиняю отъ всего сердца, тмъ боле, что, если бы вы не сказали, я бы и не догадался, что вы пошутили.

— Можетъ быть, сэръ! воскликнула жена, подмигивая намъ, — но за то вы, вроятно, знаете, сколько шутокъ идетъ на унцію?

— Я вижу, сударыня, отвчалъ мистеръ Борчель, — что вы сегодня читали какой нибудь шуточный сборникъ: унція шутокъ, это очень хорошая загадка. А по мн, сударыня, гораздо пріятне встртить хотя бы полъ-унціи здраваго смысла.

— Что-жъ вамъ мшаетъ? подхватила жена, все еще улыбаясь въ нашу сторону, хотя разговоръ шелъ не совсмъ для нея благопріятно:- а вотъ я видала людей, воображающихъ, что у нихъ ума палата, а на дл и нтъ ничего.

— Видали, вроятно, и дамъ, возразилъ ея противникъ, — воображающихъ, что он остроумны, тогда какъ этого и въ помин не было.

Но тутъ я увидлъ, что жена только запутывается въ собственныхъ рчахъ, и, опасаясь, какъ бы изъ этого не вышло для нея же непріятности, поспшилъ самъ вмшаться въ дло и выказать нкоторую строгость.

— И остроуміе, и здравый смыслъ, воскликнулъ я, — ровно ничего не стоятъ, когда они не сопровождаются честностью: она одна придаетъ цну всякому характеру. Самый простой мужикъ безъ пороковъ гораздо выше любого философа, коли онъ пороченъ. Ни геніальный умъ, ни героическая храбрость — ничто, если у человка нтъ сердца.

«Знатнйшее творенье Бога Есть просто честный человкъ».

— Мн всегда казалось, сказалъ мистеръ Борчель, — что это пресловутое изреченіе Попа вовсе недостойно его таланта: это ни боле, ни мене какъ отрицаніе собственнаго достоинства. Насколько мы цнимъ книги не по отсутствію въ нихъ ошибокъ, а въ силу ихъ красотъ, такъ и человка слдуетъ судить не потому, что у него нтъ недостатковъ, а по сил тхъ хорошихъ качествъ, которыми онъ одаренъ. Положимъ, что передъ ними ученый, лишенный благоразумной осторожности, или государственный человкъ, одержимый гордостью, или, наконецъ, военный свирпаго нрава; неужели мы должны предпочесть имъ какого нибудь ремесленника, всю жизнь тянущаго свою лямку и не заслужившаго ни порицанія, ни похвалы? Это все равно, что предпочитать правильныя, вялыя и безжизненныя картины фламандской школы часто ошибочнымъ, но возвышеннымъ произведеніямъ римскихъ живописцевъ.

— Сэръ, возразилъ я, — ваши замчанія примнимы къ тмъ случаямъ, когда положительныя качества проявляются въ полномъ блеск, а недостатки едва замтны; но бываютъ и такіе случаи, что великіе пороки совмщаются съ великими добродтелями, и вотъ такіе характеры заслуживаютъ полнйшаго презрнія.

— Что-жъ, сказалъ онъ, — можетъ быть и бываютъ такіе чудовищные примры, какъ вы упомянули, то есть, когда въ одномъ и томъ же лиц низкіе пороки соединены съ крупными добродтелями; однакожъ, мн никогда въ жизни не случалось встртить что либо подобное. Напротивъ, я замчалъ, что когда умъ широко развитъ, то и сердечныя способности удовлетворительны. Даже и въ этомъ проявляется милость Божія, что когда сердце испорчено, то и разумъ ослабваетъ, и такимъ образомъ, по мр того, какъ развивается въ человк наклонность ко злу, способность къ его осуществленію становится слабе. Впрочемъ, это правило распространяется, какъ видно, и на другихъ животныхъ: посмотрите, какъ мелкія и безсильныя всегда злы, трусливы и коварны, между тмъ какъ одаренныя силою и мощью большею частію великодушны, смлы и кротки.

— Положимъ, что это-то все и справедливо, сказалъ я:- но мн не трудно хоть сейчасъ указать на человка (съ этими словами я устремилъ на него пристальный взглядъ), умъ и сердце котораго составляютъ отвратительную противуположность. Да, сэръ, продолжалъ я, возвышая голосъ, — и я радъ случаю изобличить его въ такую минуту, когда онъ воображаетъ себя въ безопасности. Знакома ли вамъ вотъ эта вещь, сэръ, этотъ портфель?

— Какъ же не знакома, отвчалъ онъ съ полнйшимъ самообладаніемъ:- это мой портфель, и я очень радъ, что онъ нашелся.

— А узнаете ли вы вотъ это письмо? воскликнулъ я, — нтъ, не изворачивайтесь, сударь, а смотрите мн прямо въ глаза и скажите, узнаете ли вы это письмо?

— Письмо? возразилъ онъ:- еще бы! я его самъ писалъ.

— И вы могли, продолжалъ я, — сдлать такую низость, проявить такую неблагодарность, что написали такое письмо?

— А какъ же вы-то могли сдлать такую низость, что распечатали и прочли мое письмо? возразилъ онъ съ безпримрнымъ нахальствомъ:- извстно ли вамъ, что за это одно всхъ васъ могутъ приговорить къ повшенію? Для этого нужно только, чтобы я отправился въ судъ и далъ подъ присягою клятвенное показаніе, что вы самовольно сломали застежки у моей записной книжки, и за это васъ всхъ повсятъ вотъ тутъ, передъ этою самою дверью.

Эта неожиданная и грубая выходка окончательно вывела меня изъ терпнія, и я, будучи не въ силахъ сдерживаться доле, крикнулъ:

— Безсовстный и неблагодарный негодяй! Иди прочь отсюда и не оскверняй доле моего жилища твоею низостью. Ступай и никогда не показывайся мн на глаза. Уходи вонъ! И пусть тебя постигнетъ одно лишь наказаніе: проснувшаяся совсть, которая не дастъ теб покоя!

Съ этими словами я кинулъ ему портфель, который онъ съ улыбкою поймалъ на лету и, преспокойно застегнувъ на вс скобки, ушелъ, оставивъ насъ въ глубокомъ недоумніи при вид его самоувренности. Жена моя была особенно раздосадована тмъ, что ничмъ не удалось разсердить его, и онъ, очевидно, нимало не стыдился своего поведенія.

— Душа моя, воскликнулъ я, желая успокоить страсти, черезчуръ разбушевавшіяся въ нашей семь, - нечего дивиться тому, что у дурного человка стыда нтъ: такіе люди стыдятся лишь добрыхъ своихъ побужденій, а порочными гордятся. Въ одномъ аллегорическомъ сказаніи говорится, что Грхъ и Стыдъ вначал были пріятели и всегда неразлучны; во вскор они почувствовали неудобства своего союза: Грхъ часто доставлялъ Стыду большія безпокойства, а Стыдъ, въ свою очередь, склоненъ былъ разоблачать тайныя козни Грха. Они долго вздорили между собою и, наконецъ, поршили разойтись навсегда. Грхъ смло выступилъ въ путь одинъ, въ догонку за Судьбой, которая шла впереди, въ образ палача. Но Стыдъ, робкій отъ природы, воротился и присосдился къ Добродтели, отъ которой онъ вмст съ Грхомъ давно ушелъ, въ начал ихъ общаго странствованія. И вотъ почему, дти мои, всегда такъ случается, что какъ только человкъ хоть немного поякшался съ Грхомъ, Стыдъ покидаетъ его на пути и спшитъ присоединиться къ тмъ немногимъ добродтелямъ, какія еще остались на свт.

XVI. Вэкфильдское семейство прибгаетъ къ хитростямъ; но ему противопоставляютъ еще большую хитрость

Не знаю, какъ чувствовала себя за это время моя Софія, но остальная семья скоро свыклась съ отсутствіемъ мистера Борчеля, утшаясь обществомъ нашего сквайра, который являлся теперь все чаще и оставался подолгу. Такъ какъ ему не удалось доставить моимъ дочерямъ городскихъ удовольствій, онъ желалъ вознаградить ихъ за это и не пропускалъ случая доставлять имъ всевозможныя маленькія развлеченія, доступныя въ нашей глуши. Онъ прізжалъ обыкновенно по утрамъ, когда сына моего и меня не было дома, и оставался въ семь по цлымъ часамъ, забавляя ихъ разсказами о Лондон, который былъ ему досконально извстенъ. Онъ повторялъ имъ вс слухи и замчанія, носившіеся въ атмосфер театровъ, и наизусть зналъ вс остроты и каламбуры высшаго свта, прежде чмъ они попадали въ сборники. Въ промежутки между разговорами онъ училъ моихъ дочерей играть въ пикетъ, а двухъ меньшихъ мальчиковъ драться на кулачкахъ, говоря, что такъ они лучше съумютъ постоять за себя. Но надежда имть его своимъ зятемъ въ значительной степени ослпляла насъ насчетъ его недостатковъ. Жена моя потратила-таки не мало хлопотъ, чтобы поймать этого жениха, или — выражаясь деликатне — употребила вс старанія, чтобы выставить свою дочку съ наилучшей стороны. Если печенье къ чаю выходило легкое и разсыпчатое — это оттого, что его замсила Оливія; когда наливка была особенно удачна — оказывалось, что сама Оливія выбирала для нея смородину; а пикули были оттого такъ зелены, что приготовлялись ея пальчиками; а если пуддингъ былъ такъ вкусенъ, то это потому, что мать послушалась ея совтовъ касательно его состава. Иногда бдняжка жена моя начинала уврять сквайра, что Оливія ростомъ какъ разъ будетъ ему подъ пару и заставляла ихъ становиться рядомъ, чтобы посмотрть, который выше. Вс эти хитрости, которыя она считала очень тонкими и осторожными, тогда какъ он всмъ бросались въ глаза, доставляли большое удовольствіе нашему благодтелю; онъ всякій день являлъ новыя доказательства своей страсти и хотя еще не заговаривалъ о женитьб, но, по нашему мннію, все къ тому и велъ. Его медлительность въ этомъ отношеніи мы приписывали то природной застнчивости, потому что онъ опасается сдлать неугодное своему дядюшк. Вскор, однакожъ, случилось такое обстоятельство, которое не дозволяло доле сомнваться въ томъ, что онъ желаетъ вступить въ ваше семейство: въ глазахъ моей жены оно было даже равносильно формальному общанію жениться.

Жена моя и дочери были въ гостяхъ у сосда Флемборо и тамъ оказалось, что по окрестностямъ ходитъ странствующій живописецъ, который сдлалъ портреты со всего семейства по пятнадцати шиллинговъ за штуку. Такъ какъ между семьей сосда Флемборо и нашей издавна существовало нкоторое соперничество по части изящнаго вкуса, такое явное преимущество всполошило всхъ моихъ, и что я ни говорилъ (а я пытался говорить многое), он все-таки ршили, что и намъ необходимо снимать съ себя портреты. Поэтому, какъ только пригласили живописца (что же я могъ тутъ подлать?), мы приступили къ обсужденію того, какъ бы получше доказать превосходство нашего вкуса въ выбор позъ и обстановки. Семейство сосда состояло изъ семи человкъ, и вс семеро изобразили себя съ апельсиномъ въ рук: на что же это похоже? Безвкусно, однообразно, никакой композиціи нтъ? Намъ хотлось чего нибудь въ блестящемъ стил, и посл долгихъ пререканій мы пришли къ единодушному соглашенію, чтобы помститься всмъ на одной большой исторической фамильной картин. Оно и дешевле, потому что на всхъ закажемъ одну раму, и не въ примръ благородне, такъ какъ нынче вс сколько нибудь образованныя семейства снимаютъ свои портреты именно такимъ образомъ. Мы никакъ не могли припомнить ни одного историческаго сюжета, подходящаго къ нашему случаю, и потому поршили, что каждый изъ насъ будетъ изображать, что нибудь самостоятельное. Моя жена пожелала явиться на картин въ вид Венеры и просила живописца не поскупиться на изображеніе брилліантовъ на ея лиф и въ волосахъ. Двое малютокъ расположились близь нея въ вид купидоновъ, я же въ полномъ облаченіи и съ повязкою черезъ плечо подавалъ ей свои книги — богословскіе споры съ Уистономъ. Оливію представили амазонкою: она сидла на груд цвтовъ въ зеленомъ плать, богато расшитомъ золотомъ, и съ хлыстомъ въ рук. Софія предстала пастушкою, и вокругъ нея столько овечекъ, сколько живописецъ согласился написать безъ увеличенія платы; а Моисей, великолпно разряженый, просилъ придлать ему еще и шляпу съ блымъ перомъ.