Вэкфильдский священник

Отойдя около двухъ миль отъ нашего бывшаго жилища, мы увидли бгущую за нами съ криками толпу, въ которой я узналъ человкъ пятьдесятъ бднйшихъ моихъ прихожанъ. Подбжавъ, они съ проклятьями и бранью схватили полицейскихъ служителей и стали кричать, что не позволятъ увести въ тюрьму своего пастыря, намрены защищать его до послдней капли крови и собирались разсправиться съ ними довольно жестоко. Все это могло повести къ весьма печальнымъ послдствіямъ, если бы я во-время не вступился за полицейскихъ и не вырвалъ ихъ съ большимъ трудомъ изъ рукъ расходившейся толпы. Дти мои вообразили, что теперь-то я наврное буду избавленъ отъ тюрьмы и въ сильнйшемъ восхищеніи начали громко выражать свою радость; но я скоро разочаровалъ ихъ и, обратясь къ бднымъ людямъ, отъ души желавшимъ оказать мн посильную услугу, сказалъ имъ такую рчь:

— Такъ-то вы меня любите, друзья мои? Такъ-то вы слушаетесь меня? Или ужъ вы позабыли, что я говорилъ вамъ въ церкви? Какъ, возможно ли оскорблять служителей правосудія. Неужели вы ршились въ конецъ погибнуть, да и меня погубить вслдъ за собою? Укажите мн зачинщика, кто изъ васъ первый это выдумалъ: ручаюсь вамъ, что ему не поздоровится отъ меня. Увы! Дорогія мои, заблудшія овцы, возвратитесь на путь долга, вспомните, чмъ вы обязаны Богу, своей родин и мн. Быть можетъ, настанетъ еще день, когда я найду васъ здсь въ лучшемъ положеніи и стану трудиться объ умноженіи вашего счастія. Но доставьте же мн, по крайней мр, такую радость, чтобы, когда я буду пересчитывать свое стадо для вчной жизни, ни одна моя овечка не оказалась пропавшею и были бы вс на лицо.

Въ искреннемъ раскаяніи они горько плакали и поочередно подходили проститься со мною. Каждому изъ нихъ я нжно пожалъ руку, всхъ благословилъ, и мы двинулись дале безъ всякой помхи. Подъ вечеръ дошли мы до города, впрочемъ, боле похожаго на деревушку: единственная улица его состояла изъ ряда жалкихъ домишекъ, утратившихъ всякое подобіе прежняго величія, и изъ всхъ старинныхъ зданій осталась только тюрьма.

Мы остановились сначала въ трактир, гд намъ тотчасъ дали пость кое-чего, и я поужиналъ въ своей семь съ обычной своей веселостью. Позаботившись о томъ, чтобы устроить ихъ на ночь поспокойне, я отправился съ полицейскими въ тюрьму, которая, очевидно, была когда-то выстроена ради военныхъ цлей и состояла изъ одной обширной залы за крпкими желзными ршетками, съ каменнымъ поломъ. Тутъ, въ опредленные часы каждыхъ сутокъ, держались сообща всякіе преступники и съ ними же помщались на день содержавшіеся за долги. Кром того, у каждаго изъ заключенныхъ была особая келья, куда его отдльно запирали на ночь.

Входя въ тюрьму я думалъ, что только и буду слышать жалобы и стенанія; но вышло совсмъ наоборотъ. Узники только о томъ, повидимому, и хлопотали, чтобы не задумываться и проводить время повеселе. Мн сказали, что отъ меня, какъ вновь прибывшаго, ожидается обычная, въ такихъ случаяхъ, контрибуція, и я поспшилъ удовлетворить ихъ, чмъ тощій кошелекъ мой былъ почти вовсе опорожненъ. На эти деньги немедленно послали купить водки, и вскор тюрьма огласилась пснями, хохотомъ и руганью.

— Какъ же такъ? думалось мн:- такіе плохіе люди веселятся, а я буду сидть, повся носъ? Я сравнялся съ ними только тмъ, что попалъ въ тюрьму, но, мн кажется, имю право чувствовать себя счастливе ихъ.

Раздумывая такимъ образомъ, я старался настроить себя радостне; но искренняя радость не достигается усиліями воли, которыя сами по себ утомляютъ душу. И такъ, я задумчиво сидлъ въ углу тюрьмы, когда подслъ ко мн одинъ изъ товарищей по заключенію и заговорилъ со мною. Я принялъ себ за правило никогда не избгать бесды съ людьми, которые на нее напрашиваются; потому что, если собесдникъ окажется хорошимъ человкомъ, его разговоръ можетъ быть для меня поучителенъ; если же онъ плохъ, то я могу ему пригодиться. Теперешній товарищъ мой былъ человкъ бывалый, мало образованный, но одаренный природнымъ умомъ и глубокимъ знаніемъ свта, или, точне говоря, знаніемъ людей съ худшей ихъ стороны. Онъ спросилъ, озаботился ли я приготовить себ постель, о чемъ я и не подумалъ.

— А вдь это плохо, сказалъ онъ:- вамъ дадутъ только соломы, а комната ваша очень просторна и холодна. Но такъ какъ вы, по всей видимости, изъ порядочныхъ людей, къ которымъ когда-то причислялъ себя и я, то я охотно подлюсь съ вами частью своего постельнаго блья.

Я поблагодарилъ его и выразилъ удивленіе, что встрчаю такое человколюбіе въ тюрьм, въ несчастіи, и, чтобы показать ему, что я изъ образованныхъ, прибавилъ:

— Какъ видно, древній мудрецъ понималъ, какъ цнно для опечаленнаго участіе себ подобныхъ, говоря «тонъ космонъ айре, ей досъ тонъ етайронъ»; и точно, что намъ въ цломъ мір, если мы въ немъ одиноки? прибавилъ я.

— Вы говорите — міръ! подхватилъ мой собесдникъ:- міръ, сэръ, занимается только пустяками, а между тмъ космогонія, т. е. сотвореніе міра во вс времена ставило въ тупикъ философскіе умы. Какихъ воззрній не было высказано насчетъ мірозданія! Санхоніафъ, Манефъ, Верозъ и самъ Оцеллій Луканъ тщетно пытались разъяснить его. У послдняго, напримръ, мы встрчаемъ изреченіе «Анархонъ ара кай ателютанонъ то панъ», и это означаетъ…

— Прошу извинить меня, сэръ, сказалъ я, — за то, что прерываю потокъ вашей учености; но я, кажется, все это уже слышалъ. Если не ошибаюсь, я имлъ удовольствіе видться съ вами на ярмарк въ Уэльбридж, и не правда ли, васъ зовутъ Эфраимъ Дженкинсонъ?

Въ отвтъ на это онъ только вздохнулъ.

— Вы, можетъ быть, помните меня? продолжалъ я:- докторъ Примрозъ; еще вы у меня лошадь купили.

Тутъ онъ меня сразу узналъ; до той минуты, благодаря темнот помщенія и наступающей ночи, онъ не могъ разсмотрть моего лица.

— Да, сэръ, сказалъ мистеръ Дженкинсонъ, — я васъ очень хорошо помню: я купилъ у васъ лошадь и позабылъ заплатить за нее. Вашъ сосдъ Флемборо единственный человкъ, который можетъ мн серьозно насолить на слдующей сессіи окружнаго суда, потому что онъ ршился показать подъ присягой, будто я фальшивый монетчикъ. А я искренно сожалю, сэръ, что обманулъ васъ, да и другихъ обманывалъ; потому что, видите ли, къ чему привели меня вс мои штуки.

Съ этими словами онъ указалъ мн на свои кандалы.

— Хорошо, сэръ, отвчалъ я:- вы были со мной такъ добры, желая оказать мн услугу въ такое время, когда съ меня взять нечего, что я за это постараюсь смягчить, или даже вовсе устранить показанія мистера Флемборо; при первой возможности я нарочно пошлю къ нему за этимъ моего сына и даже не сомнваюсь, что онъ непремнно исполнитъ мою просьбу. Что до моихъ показаній, то съ этой стороны вамъ вовсе нечего опасаться.

— Очень хорошо, сэръ, воскликнулъ онъ, — въ такомъ случа и я постараюсь отплатить вамъ чмъ могу. Во-первыхъ, отдамъ вамъ большую часть своего постельнаго блья, а, во-вторыхъ, буду горой стоять за васъ въ тюрьм, гд, смю сказать, пользуюсь нкоторымъ вліяніемъ.

Я поблагодарилъ и при этомъ не могъ удержаться отъ замчанія, что крайне удивился, видя его такимъ молодымъ: при нашемъ первомъ свиданіи я принималъ его за человка лтъ шестидесяти, по крайней мр.

— О, сэръ, отвчалъ онъ, по всему видно, что вы мало знаете свтъ! На мн былъ тогда парикъ; а что до возраста, то я умю представлять людей какихъ угодно лтъ, отъ семнадцати до семидесяти. Эхъ, кабы я потратилъ на изученіе какого либо ремесла хоть половину тхъ хлопотъ, какія употребилъ на изощреніе себя въ плутняхъ, я былъ бы ужъ, пожалуй, богатымъ человкомъ. Но хоть я и мошенникъ, а все же могу удружить вамъ, да еще такъ, какъ вы и ее ожидаете.

Дальнйшій разговоръ нашъ былъ прерванъ появленіемъ тюремщиковъ, пришедшихъ сдлать намъ перекличку и запереть насъ на ночь по кельямъ. Между прочими пришелъ и парень съ охабкой соломы: онъ проводилъ меня по узкому коридору въ комнату съ такимъ же каменнымъ поломъ, какъ и въ общей зал; въ одномъ изъ угловъ этой кельи я разостлалъ солому, оправилъ себ постель съ по-мощью блья, удленнаго мн товарищемъ, посл чего проводникъ вжливо пожелалъ мн спокойной ночи. Тогда я, по обыкновенію, предался благоговйному размышленію, возблагодарилъ Создателя, пославшаго мн новыя испытанія, улегся на солому и спокойно проспалъ до утра.