Великий князь Владимирский
Шрифт:
Пришло известие от боярина Федора, что Городецкое княжество теперь мое, а с прежними владельцами, как и с их боярами, поступили по моему указанию, отправили в Новгород, к князю Ярославу. Сам Жданович остался пока в Городце, наводить порядок и оценивать приобретенное.
Всех трофейных пони, велел не забивать на мясо, а кормить и ухаживать до тех пор, пока я не соберу обоз к соседям. Не хотел портить породу лошадок у смердов, но не до жиру. Свозили в Стародуб посевное зерно, солонину и прочие продукты. А также одежду. Отдавали не последнее, но близко. Проповеди иеромонаха Лукки и его подчиненных, настропалённых мною, сделали свое дело и народ потянулся к благотворительности. Вереница саней растянулась на десяток верст. Старшими отправил Яна Малого, Василия Дружиновича и
— К тебе фуры прямо потоком идут, — заметил как-то Николай, сидя у меня за кружечкой «Губернского наблюдателя».
— Бизнес расширяется, Коля.
— Завидовать тебе начали, Федорович.
— Ну ты же видишь, как я живу? Не олигарх. Почти всю прибыль пускаю на благотворительность.
— Правда, что ли? — изумился тот.
— Старенький я уже. С собой на тот свет ничего не унесешь. Стал о душе думать, вот и стараюсь, искупаю грехи. Просто сидеть дома, без дела, скучно, а так и занят, и польза какая-никакая.
— Эвона как. Молодец, Федорович. Я нашим сплетницам расскажу, пусть языки попридержат. А то деревенская зависть — дело страшное. Всякое может случится. Теперь же, глядишь, посовестятся кто-то недоброе сделать. Ты же один живешь, на отшибе, а деньги у тебя, судя по движухе, крутятся не малые.
Этот разговор навел меня на мысль об охране. На следующий день отправился в Москву и нанял на длительный срок пять серьезных ребят в одном из ЧОПов. Руководитель его был мне должен, оказал ему как-то услугу, так что он отпустил своих парней в нашу глушь, за разумную оплату. Поселил их в очень комфортабельной бытовке, за оградой, поставил биотуалет и разрешил пользоваться баней. Что твориться у меня во дворе — их не касалось, главное, чтобы отпугивали доморощенных Робинов Гудов и Геростратов.
Очередную порцию помощи не успел отправить до ледохода. Пришлось перегружать все на ладьи и рассылать собранное уже по воде.
В это время вернулся Бачман. Довольный и счастливый. Потерял его отряд всего двадцать человек, зато оставшиеся обеспечили себя и свои семьи на много поколений вперед. Весь обоз у монголов отбить не удалось, само собой. Но значительную часть откусили. При этом освободили несколько тысяч пленников, в основном молодых мужчин и девушек. Висели партизаны на хвосте у Кадана и Бури почти до самой Рязани. Атаковали всегда неожиданно и никогда не повторялись. Особо жадных, продолжавших грабить, не смотря на приказ к отходу, перебили или сами монголы, или повесил половец, если те умудрялись удрать. Они-то и составили почти все потери. Продолжили бы и дальше, но уже негде стало прятать образовавшийся огромный лагерь из захваченных возов и бывших невольников.
Разделив добычу, отпустил всех по домам, на отдых. Большая часть полоняников разбрелась еще по дороге, возвращаясь к родным пепелищам. Но где-то пять сотен человек остались с отрядом, им просто некуда было идти. Пришлось мне озаботиться их судьбой.
Парней, всех разом, отправил к Петру, в лагерь. С девушками было сложнее. Тех, немногих, кого не успели неоднократно изнасиловать захватчики, пристроил сразу, выдав замуж за молодых парней из деревень. Всего-то и делов, дать приданное в две гривны. А вот несчастных, кого вволю поваляли на стоянках монголы, даже с серебром брать не очень стремились, не смотря на молодость и красоту. К девственности сейчас относились довольно равнодушно, но семя врага было уже внутри девушек и кормить будущих ублюдков никто не хотел. За убийство возможных детей я пригрозил наказывать по всей строгости, так что этот путь не подходил потенциальным женихам. Да и молодые женщины не сильно стремились замуж, понимая, что в новой семье их ждут упреки, а то и побои, хотя вины их в позоре не было. Это мужчины не смогли защитить, а не сами они легли под насильников. С сомнением озвучил
вариант с борделями в лагерях, все же не всем нравится это ремесло. К моему удивлению, большинство согласилось. Так они смогут прокормить и себя, и ребенка, не завися от чужой воли.Оставшихся женщин, числом девятнадцать, поселил в замке. Найду им работу, пусть живут под моей опекой.
В конце мая пришла весть о падении Козельска и уходе Батыя в степь. До осени можно было перевести дух. Но существовал большой шанс, что хан не пошлет к нам какого-нибудь своего родича с одним туменом, как было в моем мире, а двинется всем войском, чтобы обезопасить тыл перед предстоящим походом на запад. Все же я стал уже достаточно известен своими победами над монголами, а те народец мстительный. Этого хотелось бы избежать. Нужно было слить дезинформацию врагу и успокоить его. Но как это сделать? Выход нашел Федор. В начале июня он привел ко мне одного пленника, из тумена Байдара.
— Это Нохой. Он может сделать то, что ты замыслил, — сообщил боярин.
— Почему?
— Пусть сам расскажет, он говорит по-половецки.
— Я татарин, — заявил Нохой.
— И что?
— Дед Батыя, Темуджин-убийца, уничтожил весь наш народ. Кроме тех, кто был слишком мал. Среди выживших оказались мой отец и его брат. Остальную семью убили. Отец жил в страшной нищете, полу свободный, полу раб. Его с дядей отправляли во всех походах в самое пекло, не считая за своих. Дядя погиб совсем молодым, а отец успел жениться и воспитать меня. Умер он в Хорезме, после штурма Самарканда, от ран. Но ненависть к убийцам нашего народа осталась во мне. Отомстить раньше не было возможности, но теперь я смогу, если ты мне доверишься, князь.
— Отчего я должен тебе верить?
Пленник пожал плечами.
— Можешь поверить, и я выполню все, о чем мы договоримся. Можешь не верить, тогда поищи кого-нибудь другого. Но скажу так. Среди тех, кого ты взял в плен, найти предателя можно. Но он тут же все расскажет своим, как только появится в степи. А я — нет.
Решил все же поверить татарину. Ему вернули оружие, доспехи и трех коней, дали провизии и сопроводили до степи. Там за ним присматривали агенты Бачмана, чтобы не зарезали другие половцы ненароком. Легенду придумали следующую.
Байдар встретился со мной на поле боя и не смог сразу разгромить. В кровавой сече полегла большая часть войска. Тогда он отступил и напал снова, внезапно, когда мы были не готовы. В той битве пали и я, и монгол. Но остатки тумена вырезали всех моих воинов, до последнего человека. Так что сил для сопротивления в Стародубском княжестве не осталось. Сам Стародуб штурмовать не стали, отправились к хану. По дороге напоролись на дружину какого-то князя и вынуждены были уходить в степь. Там на них набросился Бачман и преследовал до самых монгольских разъездов. В последней стычке, в одном дневном переходе, сгинули остатки отступавших, только опытный Нохой сумел вырваться, чтобы донести горестную весть до ушей Батыя.
Для правдоподобности половцы и в самом деле должны были перебить в указанном месте тридцать сем пленников, из тех, кто вел себя вызывающе, отказывался работать и замышлял побег, не смотря на все угрозы. Их оденут в доспехи, отвезут к месту предполагаемого боя и нашпигуют стрелами. Затем развяжут, разложат в живописных позах, раскидают рядом оружие и подстреленных коней.
Перед отправкой, я попросил татарина попытаться выжить, а после начала похода на запад, сбежать ко мне, пообещав щедро наградить и взять на службу.
Между тем я посетил оба приобретенных княжества. К этому времени и Илья, и Федор составили подробные карты этих земель и наметили границы новых поместий. В Муромском краю получилось 240 наделов, в Городецком 95. Последнее было населено еще хуже, чем Стародубское княжество. Таким образом, скоро у меня будет уже 475 помещиков, или 1450 всадников поместной конницы. Это уже серьезно. Да и рост количества деревень продолжался лавинообразно, за счет беженцев. Первую партию желающих получить поместье привел к присяге перед выездом из замка. В Муроме меня уже поджидала толпа местных и прибившихся из соседних земель кандидатов, отсеянных Ильей.