Великий князь Владимирский
Шрифт:
— Говори, чего уж там.
— Другой ответил, что пусть князь идет … на мужской уд, со своими приказами, такая девка больше им не попадется, а он хочет попробовать каково это, распечатать княжну.
— Дебилы, блин!
— Чего?
— Говорю, не очень умные у меня воины. Ладно, отдыхайте. Завтра решу, что с вами делать.
Между тем мое войско покинуло город, под удивленными взглядами жителей. Поняв, что пока продолжения не будет, они стали забираться на стены и украдкой следить за нами. Наконец к нам направилась делегация от них.
— Поздно уже, приходите завтра, обговорим, как будем дальше жить, — приказал городским старшинам.
Направил
Утром построил своих вояк буквой П. Внутри стояли пять виселиц и плаха. Рядом расположилась палатки профосов обеих терций, в которых лежали связанные преступники.
— Тащите сюда мерзавцев, — велел палачам и их помощникам.
Те выволокли десять тушек и поставили на ноги, поддерживая с обеих сторон. Пока они возились я оглянулся и увидал княжну, стоящую у меня за спиной. Она закуталась в мой плащ, завязала на голове платок так, что были видны одни заплывшие, узкие глаза.
— Что тебе здесь нужно? Сейчас будет кроваво и грязно, иди в шатер.
Девушка отрицательно мотнула головой.
— Как знаешь. Если потеряешь сознание, будешь валятся тут, пока не придешь в себя.
Затем повернулся к войску. Оба-на, и городская делегация уже здесь. Ну пусть посмотрят на княжеский суд.
— Вчера эти выродки, — указал на арестантов, — совершили два преступления, каждое из которых заслуживает мучительной смерти в виде наказания. Во-первых, они нарушили приказ и собирались учинить насилие над девицей.
По толпе прокатился удивленный ропот. За такое не принято наказывать на войне.
— Понимаю ваше недовольство, всякое бывает при штурме. Но! Я! Приказал! Они! Нарушили! Слово Великого князя дороже золота. Вас всех предупредили, что в случае изнасилования жительниц города подвесят за яйца, пока они не оторвутся. Да будет так! Но это еще не все. Я заметил готовящееся преступление хотел его предотвратить. Мерзавцы обнажили оружие и напали на своего князя.
Вот тут мои вояки дружно и возмущенно заорали. В эти времена случались прецеденты, вспомнить того же Андрея Боголюбского, которого зарезали собственные слуги. Но в войске, собранном, вскормленном и обученном мной, которое добилось под моим командованием неслыханных побед и получило невиданную добычу, о таком даже подумать не смели.
— По совокупности приговариваю пятерых преступников к подвешиванию за член и яйца. Выполняйте!
Палачи срезали одежду с несостоявшихся насильников и цареубийц, затем повалили на землю, прижали и принялись колдовать над их богатством. Через минуту они подняли извивающиеся тела на руках к перекладинам виселиц и стали осторожно выбирать веревки. Как только те натянулись, их закрепили на столбах и аккуратно отпустили тушки. Вопли боли и нелепые телодвижения преступников вызвали неожиданную реакцию. Сначала один пехотинец, следом другой, а через минуту весь строй начали хохотать, хлопать ладонями по ляжкам и приседать от восторга. Я оглянулся. Княжна не грохнулась в обморок и не отрываясь смотрела на казнь. Мрак!
В этот момент плоть одного из подвешенных не выдержала и порвалась. Тело упало и начало кататься по земле, жутко вопя и разбрызгивая кровь. Оторванный член, кувыркаясь, полетел в сторону. Это вызвало просто истерический хохот собравшихся.
Ладно. Пора прекращать, а то не казнь, а балаган какой-то. По моему знаку, помощники профосов повисли на телах и помогли гравитации.— Выкиньте падаль в реку, — велел я.
Потом поднял руку, призывая к тишине.
— Вы все подписывали контракты и должны помнить, что за преступление одного, несет ответственность весь десяток. В обычном случае, это плети. Но нападение на князя … Отрубите им головы!
Замершие люди оторопело наблюдали, как пять голов катятся по земле.
— И последнее. Вся сотня запятнана. Ее знамя будет сожжено, а те, кто служил в ней, изгоняются со службы. Вместе с сотником. Они могут получить причитающиеся выплаты и долю в добыче немедленно, после чего пусть убираются куда хотят.
В гробовой тишине терции наблюдали, как профосы облили знамя сотни маслом, подожгли и бросили на землю. Тем временем мои слуги притащили стол, и десять сундуков. Усевшись за стол, казначей терции, из которой была эта сотня, вызывал по списку бывших соратников и отсчитывал каждому полагающееся. Примерно 10–11 килограмм серебра в руки. Получив свое, те уходили прочь с поля.
— Ого! У тебя все столько получают? — спросил дядя.
— Это с учетом трофеев, захваченных у Батыя.
— Все равно. У меня дружинники меньше привезли домой. Но ты жесток, племянничек. За какую-то девицу казнить десяток, да еще выгнать с позором сотню…
Какая-то девица метнула в князя гневный взгляд из-под платка. Впрочем, он этого и не заметил.
— Не будешь возражать, если я возьму их к себе на службу?
— Забирай. Однако запомни, наказаны они не только за насилие, но и за то, что подняли руку на князя.
— Это забудется, все будут помнить только девицу.
— Да насрать. Сейчас приму смолян и начнем собираться. Пора выдвигаться на Полоцк.
Глава 11. Княжна
Принял горожан в вагенбурге. Рассказал, что жду от них, что могу дать им. Прониклись и обрадовались. Ну, или показали, что жутко рады. Сейчас они были в моей полной власти, а как дальше обернется — посмотрим. В городе оставил наместника и гарнизон из 50 арбалетчиков. Перед тем, как свернуть лагерь, поговорил с княжной.
— Анна Святославовна, как ты видишь свою дальнейшую судьбу?
Девица непонимающе уставилась на меня глазами-щёлками. Вздохнул и предложил:
— Есть у тебя родственники, куда можно поехать?
— Нет никого. Последних твои люди убили.
— У князя Всеволода Мстиславовича осталась семья. Жена, дети. Хочешь к ним?
Княжна отрицательно закачала головой.
— Могу отправить в Новгород, ко двору князя Ярослава Всеволодовича. У него собралась целая толпа бывших князей, с семьями. Найдешь себе жениха …
— Не хочу.
— Может у тебя есть уже кто? Помогу, дам приданное.
— Нет никого.
— Куда же тебя пристроить?
— С тобой поеду.
— На войне тебе делать нечего. Ладно, отправлю-ка я тебя в Белую Гору. Дождешься меня, а там решим, как быть. Ступай.
Анна кивнула, в этот момент платок развязался, и я увидел ее во всей красе. Левая сторона лица опухла и налилась густой синевой, под глазами черно-синие круги, огромный нос нависал над разбитыми оладьями губ. Б-р-р-р! Страх и ужас! Если она и до побоев была хотя бы в десятую часть так «красива», то тут только в монастырь, бесов пугать. И как только покойники соблазнились?