Великий князь Владимирский
Шрифт:
Вот вам и цугцванг, неуважаемый Батый. Теперь ему остается или переть в лоб, с непредсказуемым результатом, или ждать, пока Днепр покроется льдом и его станет возможно форсировать. Позади — разоренная, мертвая земля, без запасов пищи и населения. Обоз прокормит, какое-то время, но до зимы не дотянуть. Сожрут лошадей и оставшихся волов и приступят к поеданию друг друга. Мне то все равно. Что так, что так сдохнут. Нам везут запасы по реке со складов, да и отбитые отары и стада еще не подъели. Можем ждать.
Понимали это и враги. И они выбрали первый вариант, бросившись в отчаянную атаку всем войском, не оставив даже резерва. Только хан, с тысячей телохранителей, задержался в тылу. Как загнанная в угол крыса, монголы, не отличавшиеся и прежде кроткостью,
— Ты что здесь делаешь?! Ну-ка, брысь в вагенбург!
И все же, ценой немыслимых потерь, противник добрался до гуляй-города и начал его штурмовать.
— Скачите к арбалетчикам, перед терциями, пусть отступают, — велел слугам.
Оставшуюся без зашиты стену щитов быстро повалили, и монгольские копейщики бросились в бреши. А впереди у них стояли терции, ощетинившиеся пиками, с такими же рядами кольев перед строем. Теперь обезумевшие враги принялись по новой пробиваться, уже к пикинерам. Вскоре колья скрылись внутри вала тел, на который прыгали с коней латники и карабкались к терциям. Что ж! Они уже проиграли, но не знали еще об этом. В лагере Батыя отчаянно махали флагами, призывая к отступлению, но на них не обращали внимания. Сражение достигло наивысшего накала. Со стороны могло показаться, что сейчас произойдет невозможное и монгольская ярость одолеет русскую стойкость.
— Быстро к Бачману и князю Ярославу. Пусть атакуют.
Получив приказ пропустить конницу, арбалетчики, стоявшие перед ней, быстро раздвинули свои укрепления и создали коридоры в полосе кольев, выдергивая те из земли. В образовавшийся проход выдвинулась кавалерия. Она неторопливо выбралась на чистую полосу, между гуляй-городом и ловушками, сгруппировалась и принялась разгоняться. Одновременного удара с обеих флангов враги не выдержали и побежали. Вот и все, победа.
Батый и его свита решили еще пожить и сбежали. Остальные оказались не такие прыткие, так что моим помещикам и союзникам пришлось помахать булавами и мечами, гоняясь за побежденными. Внутри врага сломался стержень и еще недавно не знавшие страха смерти отморозки превратились в толпу трусливых овец. Только редкие группки, сплотившиеся вокруг ханов и нойонов, пытались отбиться. Пленных не брали.
Вернулась погоня к вечеру, усталая и заляпанная в чужой крови, с головы до ног. Я сидел на походном стуле, потягивал трофейное венгерское и наблюдал за суетой в лагере. Потери уже подсчитали, и они оказались несоизмеримо меньше вчерашних — 400 убитых и 700 раненых. Часть арбалетчиков я отправил сторожить вражеский обоз, уж слишком большой соблазн он из себя представлял. Вот оценим и тогда поделим, по-честному. Флот начал спускаться вниз по реке, чтобы воспрепятствовать переправе уцелевших беглецов. Его наводили люди Андрея Туровского, следившие за крупными отрядами, избежавшими гибели. Паром работал, как челнок в ткацком станке, переправляя волов и возниц для трофейного обоза. Выполнялось еще куча важных и нужных дел, не смотря на наступившие сумерки.
— Фух! Притомился. Стар я уже для таких скачек, — грузно опустился дядя на притащенный слугами стул. — Налей и мне.
— Кто тебя заставлял? — удивился я, протягивая ему полный кубок.
— Азарт. И радость от победы. Мы все-таки сделали это! Честно говоря, не верил, до последнего.
Он залпом выпил и протянул пустую посуду за добавкой. Следующую порцию пил уже мелкими глотками.
— Это кто? — кивнул на головы, аккуратно разложенные перед нами.
— Субэдэй, старый дурак. Не послушался меня, теперь сгниет в чужой земле. Орду и Кадан. Этих прижали к болоту, пробиться не сумели. Гуюк. Пал, прикрывая
отступление. Бури и Бурундай, погибли в начале преследования. Остальные — не такие важные птицы, но чингизиды. Ушли Батый и Мунке. С ними около тысячи всадников. И еще тысяч пять вразнобой, небольшими отрядами. А где Бачман?— Продолжает погоню. От него примчался человек, сказал сидит на хвосте у хана.
— С Батыем остались элитные бойцы. Не так то просто будет его поймать.
— Пусть ловит. Что дальше?
— Сначала залижем раны и похороним павших. Подсчитаем добычу, поделим. Потом все по плану. Приводим под твою руку правобережье, Смоленское, Туровское, Полоцкое княжества. Литву — посмотрим. Кстати, литовцы, которые были с тобой, уцелели?
— Живы.
— Можем сковырнуть Миндовга и разделить между ними его владения, пока приводим в порядок свои. Даже если захватим Литву, много сил уйдет на ее усмирение. Подумай об этом, потом решим окончательно. То же и про Орден. А вот от Польши откусить приличный кусок нам под силу. Да и сопротивление в ней твоей власти будет не таким ожесточенным после монгольского разорения. Зато ты окружишь Литву и тевтонцев своими землями и сможешь потом сжимать им оттуда горло, как удавкой.
— Нужно подумать.
— Думай. Одновременно отправим князя Мстислава Давыдовича в Крым, с частью флота, его дружиной, тысячным отрядом помещиков и терцией Петра из Вщижа. Пусть утверждает там свой стол. Лишний выход к морю нам не помешает.
— Можно мне оставить часть твоей пехоты? — спросил недавно подошедший и внимательно слушавший нас князь Мстислав.
— Можно. Поговори по дороге с людьми, вдруг кого и сманишь. Но без доспехов и оружия, новые сам им выдашь. У тебя их теперь много, трофейными без труда обеспечишь приличную армию. Но будет лучше, если ты привлечешь к себе местных. Они там все друг с другом повязаны и чем больше их станет кормиться рядом с тобой, тем меньше сопротивления ты встретишь.
— Греки и генуэзцы не будут против?
— Шли их лесом. А станут совать палки в колеса, предупреди, что я и князь Ярослав Всеволодович можем возжелать ограбить Никейскую империю или посетить Геную, для осмотра достопримечательностей. После такой победы нас будут опасаться. Ну а в следующем году, когда более-менее все наладим, жду вас всех к себе, в Белую Гору. Порешаем, как жить дальше, снимем возникшие вопросы, сгладим углы. Нам нужно немного пожить в мире, чтобы земля отошла.
К утру Бачман не вернулся. Я начал беспокоиться о друге. Ходил по лагерю, смотрел на продолжавшуюся суету, а все мысли были о нем. Верных помощников и слуг, союзников было много, а друг один. Остановился у братских могил, в которые укладывали тела наших. Смотрел и не видел. Подозвал Андрея. Тот только пожал плечами, не знал, где половец. Отряд у Бачмана большой, его люди, люди эмира и мои помещики. Все опытные бойцы, способные справиться даже с противником, вдвое превосходящим по численности. Но на войне всякое случается. Чёрт!
Объявился партизан после полудня, когда собирались отпевать павших.
— Извини, князь. Нарушил твой приказ. Смотри кого привез. Сам Батый! Надеюсь, простишь? — скалясь в улыбке, спросил он. — Развязать ему пасть? А то ругался всю дорогу, пришлось заткнуть.
— О чем мне с ним говорить? Пусть так будет. Мунке где?
— У него, — кивнул Бачман на кожаный мешок, подвешенный на шею пленника.
Подошёл. Достал. Посмотрел. Отдал слуге.
— Отнеси к остальным.
Обнял друга.
— Засранец. Но молодец. Потери большие?
— Почти нет. Они не сопротивлялись. Удирали, даже не отстреливаясь. Мы шли за ними, резали отстающих. Эх, жаль, ушел Субэдэй!
— Не ушел. Вон его башка валяется.
— Правда?!
Бачман подскочил к кучке голов и нашел ту, которую совсем недавно таскал знаменитый полководец. Смотрел на нее какое-то время, потом плюнул в открытый глаз и бросил на землю.
— Всем спуститься к реке! — велел я построенным на службу войскам. — Этого волоките туда же, да прихватите ядро.