Вернуться в сказку

Джошуа Браун отводит девочку домой, Кассандра, как оказалось, даже не заметила исчезновения старшей дочери: она сейчас что-то читала Розе, которая, как видно, только недавно заснула. Какую-то сказку про принцесс. В этой квартире было много разных фильмов, мультфильмов и книг про королевские семьи; видимо, Кассандра увлекалась этим, а, возможно, была как-то связано с одной из достаточно богатых семей, просто её выгнали из дома из-за нежелательной беременности, чтобы избежать скандала. Тогда возможно объяснить её почти равнодушное отношение к Марии. Но не понять. Понять это отношение к девочке мужчина не мог.

— Ложись спать, — просит он старшую дочь, та кивает и убегает в свою комнату. — Мне нужно с Вами поговорить, Кассандра.

Женщина удивлённо смотрит на него, впрочем, кажется, соглашается, только перекладывает Розу в кровать, а после просит мужчину пройти на кухню. Квартира у семьи Фаррел обставлена куда скромнее, чем у Браунов, впрочем, мужчина не особенно завидует. Эта женщина едва может уделять внимание своим детям, и те страдают из-за этого.

— Да, мистер Браун, — произносит Кассандра. — О чём Вы хотели со мной поговорить? О Марии? Она что-то натворила, так?

Джошуа кивает, потом качает головой: он даже не знает, как начать этот разговор с матерью подруги его сына. Возможно, следует начать с того, что девочка ещё слишком маленькая, что чувствует себя одиноко, возможно, с того праздника, из-за которого Мария так расстроилась, возможно… Мужчина не знает, с чего ему начинать.

— Мария решила, что я её отец, — произносит Джошуа Браун тихо.

Кассандра кивает: кажется, она предполагала, что такое возможно, от этого мистеру Брауну становится неудобно, неуютно находиться рядом с ней. Женщина же тяжело вздыхает, так, будто бы её дочь приносит ей слишком много проблем; впрочем, Мария на самом деле не была самым послушным ребёнком, но… Джошуа снова не знал, что сказать.

— Поняла, — говорит Кассандра. — Я завтра же скажу ей, что это не так. Извините за причинённое беспокойство.

Джошуа вздрагивает. Он совсем не хочет, чтобы девочка узнала это сейчас — он сам не понимает, почему это так важно для него. Мужчина качает головой, вздыхает, мысли его находятся в ужасном беспорядке, и объединить их слишком сложно. Он не хочет, чтобы Мария думала, что он соврал ей. Хоть и понимает, что девочка когда-нибудь, так или иначе, всё узнает.

— Нет! — голос его звучит почти умоляюще. — Она чувствует себя одиноко, её беспокоит тот факт, что у неё нет отца. А я всё равно приглядываю за ней, она всё-таки подруга моего Ала… Поймите, я могу делать вид, что я ей отец. Возможно, Вы избежите многих проблем, если она будет думать, что у неё есть двое родителей…

Кассандра удивлённо смотрит на него. Он, пожалуй, и сам не ожидал, что скажет это. Джошуа никогда не думал, что будет когда-нибудь говорить с женщиной, прося её говорить её ребёнку, что отец — он, хотя это и не так. Возможно, как казалось мужчине, сказывалось то, что эта девочка была самым близким другом его сына, и, возможно, сделать больно ей — сделать больно его ребёнку.

— Она хочет, чтобы я пришёл завтра на её праздник, — бормочет мужчина.

Мисс Фаррел кивает: она, наверное, не ожидала такого поведения от своего соседа, впрочем, он и сам от себя этого не ожидал. Кем была ему эта маленькая девочка, Мария? И почему ему так не хотелось оставлять её в таком подавленном состоянии, в каком нашёл сегодня вечером?

— Вы… хотите прийти? — удивляется мама девочки, и Джошуа кивает.

Конечно, он хочет прийти; другой вопрос, что ему хочется увидеть, что и с его сыном всё в порядке. Но Мария не чужой человек его семье: Альфонс слишком тесно с ней сдружился за эти три года, она стала ему почти родной. И Джошуа спокойно может следить за обоими детьми, это никак не будет ему мешать. Нисколько. Он и так следил за ними двоими. Разве будет трудно делать это теперь?

Мария в это время сидела на подоконнике, прижимая к себе игрушечную машинку, подаренную ей Алом на день рождения. Если дядя Джошуа — на самом деле её отец, тогда понятно, почему он так беспокоился и за Альфонса, и за неё. Чувство какой-то нужности наполняло её, и девочке было легче. Ей хотелось верить, что теперь всё будет нормально. И она отныне могла сказать, что верит в это.

Комментарий к Бонусная глава. Отец Марии.

* Канцлер Ги — Брат мой, брат

P.s. Всех с праздником. Не знаю, с какой частотой теперь будут публиковаться главы, но буду стараться чаще.

========== II. Глава седьмая. День из спокойной жизни. ==========

Не по закону власть дана!

Как представитель темной расы,

Творил он грязные дела

Со злобной в сумраке гримасой.

Уподобляясь тем, кто был

Бичом судьбы его несчастной,

Он так же кровь чужую пил,

Себя утратив в жажде страстной.

Сверкают алые зрачки,

И люди — как мишени в тире.

Не понимают новички,

Что они — твари в этом мире.

Внушая смертным лишь кошмар,

К манерам склонны непристойным,

Передают великий дар

Лишь в высшей мере недостойным.

Той жизни не помню, все как во мгле,

И это порою нравится мне.

Отныне изгоем быть не с руки,

Повсюду со мною ученики.

И если мой опыт

Кому-то поможет,

То день не зря будет прожит.

Сейчас все неплохо — другая эпоха,

И древнего рода менялась природа,

Лишь вид небосвода столетиям не изменить!

Великих вампиров время прошло,

Но алое солнце снова взошло.

Предатель не пойман! И всякий сброд

Порочит достойный древний наш род.

Теперь каждый малый

Клыками стращает,

В тайну других посвящает.

Всем предстоит вас,

Друзья, понять:

Путь зрячих — Людям жить давать,

Участь слепых — убивать!*

Тьма казалась почти приятной. Она не ослепляла, не кричала о том, что она здесь, не просила проснуться. Она просто обволакивала чародея с головы до ног, усыпляла его сознание, будто не давая проснуться… Хотелось спать, страшно не хотелось просыпаться… Чёрному магу не хотелось выныривать из этого сна. Что хорошего осталось там, за этой гранью реальности и небытия? Что осталось там? Только боль, разочарование, страдания — стоило ли просыпаться ради всего этого? Тем более, его должны были казнить скоро… Не проще ли умереть во сне, не почувствовав ничего: ни страха, ни той жуткой боли, которая может быть; впрочем, насчёт последнего часть души чернокнижника ещё сомневалась…

Было слишком темно, слишком спокойно и тепло. Голова болела, было такое чувство, что всё перед глазами плыло, но точно знать этого Паул не мог — увидеть что-то в этой темноте было почти невозможно. Никто не тормошил мага, не пытался заставить его проснуться, очнуться от этого проклятого сна, от которого, казалось, даже при желании очнуться было нельзя.

Но Паулу не хотелось просыпаться, голова раскалывалась, всё тело болело, а от одной мысли, что просыпаться придётся в холодной сырой камере, становилось ещё хуже, браслеты из антимагического железа немилосердно жгли кожу. Почему его до сих пор не казнили? Неужели только из-за того, что он заболел в день перед своей казнью? Разве это кого-нибудь когда-либо останавливало? Разве не проще казнить его, пока он не пришёл в себя? Всё дело наверняка в неопытности самопровозглашённого монарха, как там его звали… Генрих или кто-то другой, скорее всего, уже давно приказал бы отрубить Паулу голову, а то, может быть, и вовсе отправить чернокнижника на костёр… Костёр… Сожжение… Одна из самых отвратительных смертей… Паулу бы не хотелось умереть так, совсем не хотелось бы.