Вернуться в сказку
Шрифт:
Мердоф удивлённо смотрит на неё. Интересно, кем был тот человек? Очень близкий. Эти слова кажутся Айстечу странными, непривычными, неправильными. Он не хочет думать о том, кем является тот человек, за которым Мария хочет вернуться, которому хочет рассказать то, во что мало кто поверит. Парню вспоминается взгляд Теодора Траонта, когда тот пришёл к ним, граф был, видимо, не в самом лучшем расположении духа, но, всё же, за что-то поблагодарил Марию и выразил ей свои соболезнования. Девушка отмахнулась и сказала, что обо всём давно забыла, что больше почти ничего не чувствует. Айстеч не знал, про что именно она говорила, но почему-то он подумал, что принцесса соврала.
Было ли это связано с её семьёй? Скорее всего, да. Потому что именно тогда, когда речь заходила о её близких, девушка начинала врать. Видимо, она не хотела, чтобы кто-то видел её переживания, понимал,
— Если очень нужно, — бурчит Мердоф себе под нос, но, почему-то, он уверен, что Мария Фаррел его слышит, — то, значит, как-нибудь можно попасть.
Девушка кивает. Она скучала, скучала по дяде Джошуа, скучала по своему дому, по своей комнате… С того момента, как она очутилась в этом мире, прошло почти три месяца, то есть, лето должно было закончиться… Интересно, как там сейчас — дома? Она надеется, что дядя Джошуа в порядке, насколько он, вообще, может быть в порядке. Альфонс пропал. Для него пропал. А ведь Ал — его единственный ребёнок.
Айстеч думает о своём. Интересно, как он бы среагировал, узнав, что его мать и брат погибли. Иногда ему казалось, что услышав подобную новость, он, скорее всего, даже обрадовался бы, насколько жестоким это не было. Мария знает это, но не осуждает его. Мердофу порой кажется, что она почти понимает его.
***
Теодор Траонт удивлён, когда ему приходит письмо. Уже вечер, почти ночь. Он не ждал ничего и никого сегодня. Записка, написанная Кассандрой и переданная через Марию, оказалась у него в руках несколько дней назад. Кто мог писать ему? Джулия? Безусловно, она могла. Правда, обычно они обменивались посылками, а не письмами. Мария? Да, конечно. Но девушка, кажется, была полностью увлечена своей новой работой. Кто же ещё? Увидев гербовую печать, что стояла на конверте, граф побледнел. Печать была знакома ему лучше, чем кто-либо мог представить. Дрожащими пальцами разорвав конверт и вынув письмо, Теодор начинает читать строки, предназначенные ему. И с каждым прочитанным словом мужчина становится всё бледнее. Писали, действительно, ему. Ошибки здесь быть не могло.
Траонт знал того, кем было написано письмо, знал и до безумия боялся, хотя, тогда, когда он только познакомился с тем человеком, ему казалось, что бояться он никого не может только потому, что его положение в обществе, титул, деньги, власть это то, что может его спасти в любой ситуации. Тогда ещё его старший брат был королём. Да, не слишком хорошим, не слишком умным и дальновидным, но королём. Как же он ошибался! Когда он познакомился с тем человеком, ему не было и двадцати. Наверное, тогда он ещё был слишком молод для того, чтобы кого-то бояться, а, может, слишком глуп, потому что не испугаться этого человека при первой же встрече было нельзя. Что-то в этом человеке было пугающее. Глаза ли? Глаза его были серыми, но радужка была настолько светлой, что цвет глаз казался белым. Стеклянный взгляд этих глаз будет долго потом приходить молодому Траонту в кошмарах, но тогда он не испугался. Мелкий, некрасивый рот этого человека всегда усмехался. Весь он был тусклым и незаметным. Тогда молодого графа предупреждали, что подобные знакомства редко бывают полезными, но он не верил, отмахивался, потому что был полностью уверен в своей силе, в своей правоте, в своей безнаказанности. Теодор мог тогда творить всё, что хотел. Конечно, Джулия всегда ворчала на него за это, но ничего страшного она ему сделать не могла. Леди Траонт, несмотря на всю свою напускную злость и строгость, была, пожалуй, добрейшим человеком, которого знал Теодор. И умнейшим тоже. Но что тогда ему слова старшей сестры? Пустой звук. Сейчас он, возможно, прислушался бы к её словам и… Да что там говорить? Он и сейчас бы не стал её слушать, скажи она ему тоже, что и тогда. Из вредности, из природного упрямства, которое иногда позволяло ему выходить сухим из воды, а иногда топило в самой трясине. Тот человек подошёл к Траонту случайно. Хотя, сейчас Теодор вовсе не был уверен в этой случайности.
Сейчас же он звал его к себе. Граф был уверен, что это он чуть не ослепил юного короля. Альфонс, всё же, был всего лишь мальчишкой, хоть и сидящим на троне. Возможно, Ала даже можно было назвать умным, но его совсем не готовили к такой жизни. А сейчас тот человек звал его. Звал в то место, которое Теодор столько лет пытался забыть. Иногда Траонту хотелось встать на колени посреди храма, умолять о том, чтобы всё поскорее закончилось, но он тут же одёргивал себя. Против этого человека ему не помогут даже боги. Если они, конечно, есть. В существовании богов Тео сомневается. Как и в
том, что он когда-нибудь сможет вырваться из лап того, добычей которого он стал по глупости. И Джулия, и Кесс говорили ему, что его упрямство его когда-нибудь погубит. Знали бы они, что упрямство сгубило его даже раньше, чем они начали за него бояться. Сколько ему было в тот день? Семнадцать? Вроде того. Тогда он искал приключений, чтобы как-то разнообразить свою скучную, как ему тогда казалось, жизнь. Теодор был бы рад, если бы его жизнь была такой, как тогда. Во всяком случае, когда ему было семнадцать, в его жизни не было того страха, того ужаса, который появился в ней после того дня.Заставлять ждать его никак нельзя. Иначе, будет только хуже. Теодор собирается как можно скорее. И, как можно скорее, выезжает из своего дома. Находясь в карете, он не может найти себе место. Он переживает. За себя, за Джулию, за Марию. Даже за Седрика. Потому что, если этому человеку что-то не понравится, даже Джулия не сможет ему противостоять. Она — женщина. Слишком сильная и потому несчастливая, но она не сможет выдержать такого. Точно не сможет. Она считает Теодора слабаком, но даже не представляет, с кем он связался тогда.
У этого человека ломались почти все. Даже те, кто казался гораздо сильнее. А те, кому удавалось выдержать, отправлялись кормить собой псов, которых этот человек так любил. Траонт очень волнуется, торопит кучера, даже кричит на него, когда тот говорит, что ехать быстрее никак нельзя. Граф боится. Боится так, как никогда в жизни ещё не боялся. Потому что встреча с тем человеком назначена на полночь, а уже без двадцати двенадцать. Теодор готов метаться по карете, готов кричать от того, что переполняет его сейчас. Дышать мужчине слишком трудно, в горле будто застревает комок бумаги, пропитанный чернилами, именно такое сравнение, почему-то, Траонту хочется дать своему состоянию. Он снова кричит кучеру, тот огрызается, пытаясь объяснить своему господину, что ехать быстрее просто невозможно.
Когда он прибывает на место, его встречает какой-то мальчишка. Тому тоже лет семнадцать. Посмотрев на часы, граф немного успокаивается — без пяти двенадцать. Но торопиться не перестаёт. Не хватало ещё опоздать, когда он почти достиг цели. Эти серые ступеньки когда-то ещё не казались ему дорогой в ад. Когда-то, он даже любил бывать в этом месте.
— Ваше имя? — неловко, чуть запоздало, спрашивает мальчишка. — Ваше имя, сэр?
Теодор так зло смотрит на него, что тот невольно вздрагивает и делает несколько шагов назад, правда, когда граф проходит выше по лестнице, что-то кричит ему вслед. Граф Траонт зол, зол, потому что слишком напуган происходящим. Он не хочет повторения «урока», который ему преподали здесь двадцать три года назад. Он просто не переживёт этого снова. Траонт почти сбрасывает с себя плащ, кидает его в руки дворецкому и, перескакивая через две ступеньки, бежит наверх. Главного зала он достигает ровно в полночь, но мужчина даже не может вздохнуть с облегчением — это не разрешено здесь.
— Рад вас видеть, граф! — слышит он насмешливый голос своего ночного кошмара.
Последнее слово хозяин дома произносит настолько ядовито, что Теодор чувствует, как ему снова становится холодно от ужаса. В сером костюме этот невысокий человечек, как его можно было бы представить, только увидев, выглядит вполне безобидно, но граф прекрасно знает, что таится за этой маской. Он не раз видел, когда этот человек гневается на других, и испытать этот гнев на себе ему совсем не хочется.
— Надеюсь, — продолжает хозяин дома, — вы ещё не слишком привязались к этой девочке, Марии.
Траонт сглатывает. От ужаса, во рту у него пересохло. Имя его дочери, произнесённое этим человеком, является тем, что почти заставляет графа трястись от страха. Почти. Он не позволит этому человеку видеть себя настолько униженным. Больше не позволит. Достаточно и того раза.
Комментарий к II. Глава тринадцатая. Первый обрывок реальности.
Канцлер Ги - Самди
========== II. Глава четырнадцатая. Второй обрывок раскаяния. ==========
Все просто в начале пути,
И все непросто в конце.
Вас звали встать в избранный круг,
Вы предпочли быть в кольце.
Из пустоты не выбрать глубины,
Дорога вверх горит огнём вины.
Та сила, что правит землёй,
Стремится выдержать бой,
Но в драке по имени жизнь
Все бьются сами с собой.
По всей земле растёт и зреет взрыв,
Один на всех, как символ, как порыв.
Ангел с обожжённым крылом пересекает ваш мир,
Жёсткие кривые границ он превращает в пунктир.
Безопасность всех государств он проверяет шутя.