Вернуться в сказку
Шрифт:
Ангел с обожжённым крылом — посланник силы Огня!
Все в чёрном, но траура нет,
Есть только смутная боль.
В том мире, где цифры и счёт,
Над всеми высится ноль.
У этих мест есть сила множить мрак,
Из цепких лап не вырваться никак.
Ангел с обожжённым крылом ровняет первых в шестых,
Он последним смотрит в глаза и отражается в них.
Все, чем так кичились нули, он искупает в огне.
Ангел с обожжённым крылом — боль Огня, луч Любви на земле!
Все просто в начале пути,
И все непросто в конце.
Вас звали встать в избранный круг,
Вы предпочли быть в кольце.
Из пустоты не выбрать глубины,
Дорога вверх горит огнём вины.
Ангел
Все, чем дорожит этот мир, он замыкает в кольцо,
Он, играя, сводит на нет любую прихоть земли.
Ангел с обожжённым крылом — последний довод Любви!
Ангел с обожжённым крылом — дар Неба, вечник Неба!
Теодор Траонт едва мог дышать от того ужаса, который он сейчас испытывал. Он едва мог даже здраво мыслить, хладнокровно думать о том, что именно ему предстоит в скоро времени. Земля окончательно уходила у него из-под ног, и, как бы он не пытался удержаться, это ему не удавалось.
Он давно попал в эту ловушку, выбраться из которой ещё никто не смог. Граф ненавидел себя за то недоразумение, поломавшее ему, в итоге, всю жизнь. Он был так глуп тогда… Так глуп и наивен… Что стоило ему тогда просто послушать других? Послушать Генриха, Джулию, хотя бы сира Джона… Кого-нибудь из них… Нет, он тогда был слишком самоуверен, слишком самонадеян и совсем не хотел кого-либо слушать, потому что тогда они казались ему глупее, чем он сам. Наверное, именно это когда-нибудь приведёт его к самому печальному финалу, какой только может быть.
Кем был тот человек, в почти полной зависимости от которого сейчас оказался Теодор? Что такое пугающее было в нём? Когда-то, как говорили, он был беден, кто-то говаривал, что он был чуть ли не нищим, впрочем, и сейчас он был небогат, требования его к жилью, еде, одежде были невелики, да и сам он весьма скромен. Опухшее, посеревшее его лицо было некрасиво: маленькие серые глаза вечно зло и недовольно осматривали всё окружающее, большой асимметричный рот почти не улыбался, а если и улыбался, то улыбался фальшиво и натянуто, но что-то в этом человеке было такого, что привлекало к нему. Молодые люди, порой, ещё почти дети, тянулись к нему и попадались в ловушку. В ловушку, выхода из которой не было, потому что этот человек хотел повелевать, хотел распоряжаться человеческими жизнями, хотел быть над ними… Этот человек был совсем небольшого роста. В своём светло-сером костюме он выглядел почти бесцветным, этакий человек-невидимка. Его было трудно заметить среди толпы, он почти сливался с ней. Голос его был тихим, чтобы услышать, что он говорил, нужно было прислушиваться, и от этого было ещё более противно.
Граф Траонт не помнил точно тот день, когда они познакомились. Помнил только, что Джулии этот человек не понравился с самого начала, она даже несколько раз говорила это, почему же Теодор не послушался её? Потому что он просто идиот. Потому что он всегда знал, что сестра умнее и рассудительнее его, но так отчаянно пытался доказать обратное, что вечно оказывался в дураках.
— Ну и как у вас дела, Ваша Светлость? — спрашивает хозяин дома своим противным тихим голосом. — Слышал, вы примирились с дочерью. Будет так жалко, если ваши отношения совсем испортятся…
Теодор удивлённо посмотрел на него. Откуда он знал обо всём этом? И почему считал себя имеющим право говорить об этом? Граф ещё не забыл, как однажды Джулия дала ему затрещину, ему было лет пятнадцать, когда он затронул тему, что очень сильно волновала их гостя, господина в строгом чёрном костюме и с каменным выражением лица, что постоянно наведывался к герцогине Траонт, постоянно пил в её доме чай и рассказывал какие-то нелепые истории, от которых хотелось поскорее отделаться. Теодор тогда сказал что-то обидное тому человеку, и Джулия разозлилась. Да так, что Тео нехило так досталось от разъярённой ведьмы. Она там его выпороть хотела тогда, что ли? Во всяком случае,
эта чёртова колдунья была очень близка к этому, и, если бы Теодор не успел вовремя от неё слинять, так оно бы и случилось. Но тогда он сбежал и в итоге, после ночёвки в лесу под дождём, заработал себе воспаление лёгких и целый месяц лежания в постели. В любом случае, это было лучше, чем… Граф Траонт даже представлять себе этого не хотел.Часы мерно тикали, лишний раз доказывая, что время течёт слишком медленно, отсчитывали минуты, и Теодор чувствовал себя ещё более скованно и неудобно. В комнате было тихо, слишком тихо, и ненужные мысли назойливо лезли в голову.
— Что от меня требуется? — упавшим голосом спрашивает мужчина.
Хозяин дома противно улыбается. Граф Траонт думает, что ему хочется ударить этого человека как можно сильнее, так, чтобы сбить эту ухмылку с его лица, чтобы больше никогда её не видеть. Кофе уже остыл, а Теодор к нему даже не притронулся — так не хотелось ему что-то делать в этом доме. Убраться отсюда как можно скорее — было единственным его желанием в данный момент.
За окном уже светало, а граф так и не уехал из этого дома. По правде говоря, он надеялся, что приём будет, как и всегда, очень быстрый, и будет носить сухой официальный характер. Как всегда происходило обычно. Не было столовой, не было чашки кофе и пирожных. Всё всегда происходило в кабинете — тот человек приказывал, Теодор, скрипя зубами, соглашался на это и уходил выполнять. Что обычно говорили ему? Принеси это, сделай то, не забудь ещё что-нибудь… Он так привык к этому распорядку — войти в зал, встать среди собравшихся, поприветствовать этого человека вместе с ними, выслушать, что от него хотят, и уйти, просто уйти, что сегодняшнее «хорошее расположение духа» его начальника, как тот сам назвал своё желание принять графа в обеденном зале, Теодора Траонта несколько пугало.
— Не так уж много, Ваша Светлость, — хихикает его собеседник, — не так уж много. Всего лишь одну услугу…
Граф насторожился. «Всего лишь одна услуга» могла быть тем, что он, Теодор Траонт, сын доблестного короля, свергнувшего тираншу Аделаиду, выполнить не сможет никогда. Это настораживало даже больше, чем обычно. От «всего лишь одной просьбы» можно было ожидать всего — даже убийства родного ему человека.
— Я вас слушаю, барон, — почти одними губами произносит Теодор. — Скажите мне, что это за услуга?
Ему страшно. Чёрт возьми, ему очень страшно! Если бы он только мог всадить нож в горло этому человек! Если бы он только мог… Граф старается улыбаться, чтобы только не показать своего страха. Этот человек — как дикий зверь — не может устоять перед страхом своей жертвы, это только сильней распаляет его.
Траонт улыбается, чтобы попробовать доказать самому себе, что он — не боится. Потому что бояться для сына короля — позор. А что может быть хуже позора? Ничего. Джулия так говорила. И она, наверное, была права. Только вот жить Теодору хотелось ещё больше, чем жить достойно. Вряд ли это можно было считать точкой зрения, достойной настоящего дворянина, но мужчина ничего не мог с собой поделать. Пожалуй, он был трусом. Нет, не так. Он именно трусом и являлся. И никем другим.
— Не беспокойтесь, я не попрошу у вас ничего неприличного! — смеётся хозяин дома. — Я не такой, каким вы меня нафантазировали, Ваша Светлость!
Теодор молчит. Он просто не знает, что сказать этому человеку. Все знали его только под прозвищем. «Барон». Это не было его титулом. Он, вообще, не был дворянином. Выходец из семьи какого-то обедневшего купца. Траонту становилось только досаднее от осознания этого — какой-то мещанин смел командовать им! Это было настолько противно…
— Вы учились магии, граф, — задумчиво произносит «барон». — Я хочу знать, что означают слова «второй обрывок раскаяния» в третьей главе первой Священной книги. Я уже не раз вижу и слышу эти слова. Что они означают?