Вернуться в сказку

Кая будто нервничала, будто боялась… Чего? Она ведь была другом короля? Она ведь была тем человеком, за которого он так беспокоился после происшествия с Паулом… Она ведь была одним из тех, кто появился с ним во дворце с самого начала, кто помог ему… Ал не понимал… Не было ничего такого, из-за чего Кая должна была бы бояться его! Но она, в отличие от Леонарда, кажется, боялась именно его, а не какого-то непонятного человека, постоянно следящего за ней. Но она, кажется, чувствовала себя спокойно, когда короля рядом не было. Общалась с другими служанками, вышивала… Ведь у неё же не было ни малейшего повода бояться Альфонса! В конце концов, она же не была виновата в той ситуации с Паулом. Она сама пострадала, была под заклятьем…

Или нет?

Всё-таки, что-то не то было с Паулом. Чернокнижник смог сбежать позднее, да и Джулия говорила, что для него не было смысла привлекать служанку к побегу. Проще было сделать всё тихо, так, чтобы никто не привлекал внимания и не узнал. К тому же, как заметила герцогиня Траонт, Паул был достаточно силён, чтобы снять те магические оковы, которые на него наложили, самостоятельно. Не было ровным счётом никакого смысла заколдовывать Каю и пытаться сделать так, чтобы она что-то выкрала, тем самым привлекая внимание к камере Паула охранников. Чернокнижник был достаточно умён, чтобы понять это. Он, вообще, никогда не был глуп и такую оплошность допустить никак не мог. Маг был не тем человеком, который совершает такие глупые ошибки. Он был вовсе не глуп и вовсе не горяч. Такую оплошность мог допустить скорее Теодор, так легко впадавший в панику при любом удобном и неудобном случае. Такую оплошность могла допустить Мария, которая часто сначала действовала и лишь потом думала. Пожалуй, такое мог бы совершить тот же Эрик, если бы, конечно, владел магией… Но Паул всё придумывал слишком тщательно, не позволял себе допустить даже малюсенького просчёта… Не мог же он просчитаться в таком простом, как говорила Джулия Траонт, деле?

Но тогда почему Кая помогала ему? Неужели, это всё-таки было совершено по доброй воле? Неужели, виноват был вовсе не Паул, которому было бы куда проще и реальнее сбежать без этой медвежьей услуги?

Ал содрогнулся от этой мысли. Во дворце и так было достаточно недоброжелателей, а этот шаг со стороны Каи мог расцениваться только как удар в спину. Было до жути обидно, горько, больно от этого. Он ведь хотел помочь ей, желал ей добра, пытался как-то облегчить её жизнь… Леонард почти не нуждался в его услугах, будучи выходцем из довольно богатой семьи. Правда… Сколько у него там было братьев? Двенадцать? Тринадцать? Уж точно больше десяти… И все — старшие. А, следовательно, претендующие на большую долю наследства.

Всё-таки, странно всё это — всё что происходило с молодым королём в последнее время. Он уже и не понимал толком, кто был прав, а кто виноват. Не понимал — что именно делает на троне… Не понимал — зачем ему это было нужно… Не понимал — что с ним происходит… Всё-таки, нужно было хорошенечко разобраться в той ситуации, которая существовала в последнее время. Понять — что от него хотят народ и министры, что из этого важнее и что из этого может подождать. В последнее время многое происходило. Не все перемены королю нравились, конечно, но нужно было двигаться вперёд, забыв всё то, что было до этого. Впрочем… Не забыв. Кое-какие выводы стоило сделать. Хотя бы из того, что произошло с Леонардом или Алесией. Правда, Ал с трудом понимал, что может связывать этих двоих, но… Что-то же должно было их связывать? Браун очень надеется на то, что связывающим звеном является не он.

Только бы это был не он! Альфонс мог бы отдать за это очень многое. Ему совсем не хотелось быть одиноким, каждый день знать, что он — единственная причина всех несчастий, происходящих с его близкими. Совсем не хотелось… Знать, что, возможно, именно из-за него распался брак родителей, мать начала пить, отец стал так много времени уделять своей чёртовой работе, Роза пропала, погибли Кассандра, Генрих и Алесия, Мария куда-то исчезла, а Леонард оказался ранен… Знать, что, возможно, именно из-за него погибли все те люди, что из-за него Кая оказалась в таком состоянии в день неудачного побега Паула… Ал всё на свете бы отдал, чтобы снова не знать всех этих мыслей, гложущих его, рвущих на кусочки его душу…

— Что-то случилось, Кая? — спрашивает король почти удивлённо. — Тебе что-то нужно?

Он уже примерно знает, что произойдёт дальше — она покачает головой, сделает книксен и, извинившись, уйдёт к себе дальше вышивать… Так происходило со всеми, кто его окружал в этом проклятом дворце! Разве что Теодор чувствовал себя почти как дома, но… Да что там говорить! Дворец и был домом для Теодора Траонта! Он был братом покойного короля — Генриха! Он был сыном того короля, который правил до Генриха… Он имел на дворец и на трон куда больше прав, чем Браун, но… почему-то отказался от престола.

Что там говорить — Альфонс Браун, первый король своего имени, вообще, никаких прав на престол не имел. Был обычным узурпатором. И уж конечно не таким блестящим и умным, как, например, Наполеон Бонапарт, тот человек, на которого Ал ужасно хотел быть похожим в далёком детстве. Браун чувствовал себя ужасно неловко во время всех этих церемоний, хотя, следует признаться, уже почти привык к ним, стал относиться к ним как к чему-то безусловно необходимому.

Мария бы с ним не согласилась… Смела бы нафиг все церемонии, установила бы что-то своё, что-то эдакое, на что у Альфонса просто не хватало фантазии. Но Мария уж точно не стала бы терпеть того, что ей бы не нравилось. Она даже в раннем детстве ничего, что ей не нравилось, не терпела. Заходилась криком, дралась, пыталась ударить, даже укусить, но никогда не терпела.

Девушка неуверенно кивает и делает небольшой шаг назад. В её глазах отражается такой ужас, что Ал невольно задаётся вопросом — во что он успел превратиться за эти несколько месяцев, если его так боятся даже его друзья. За свою жизнь Ал выделил для себя пять видов страха, отражающихся в глазах людей. Один он постоянно видел в глазах отца, постоянно переживающего на тот счёт, что сын от него отдаляется, этот же страх присутствовал и в глазах герцогини Джулии Траонт. Второй он видел проскальзывающим в глазах Марии или того же Теодора, когда случалось что-то непонятное. Третий, тоже постоянный, как и первый — замечал у Розы, Кассандры, даже той же Хельги, что, хоть и старалась отличаться от первых двоих, но оставалась абсолютно такой же. Четвёртый был сродни тому беспокойству, которое ощущают преступники, боясь быть разоблачёнными. Пятый Ал впервые увидел не так давно — в глазах сначала Алесии, потом Леонарда. И в том, и в другом случае, что-то привело к весьма плачевным последствиям. Альфонсу оставалось только надеяться на то, что Лео, хоть и был оглушён чем-то, не повторит судьбу мисс Хайнтс… Оставаться в одиночестве в королевском дворце совсем не хотелось молодому монарху… Страх Каи был не похож на те предыдущие пять видов, который Ал знал и видел ранее. Будто бы она боялась не за себя… Или, по крайней мере, не только за себя… Но что такое могло произойти? Может, кто-то из её родственников был болен, и только Паул мог помочь тому человеку? Тогда понятно было бы, почему она попыталась его спасти. И… как-то менее больно или обидно, что ли? Хотя, если так подумать, почему она не попробовала рассказать Алу об этом? Он же не зверь какой-то…

— Это я виновата… — вдруг бормочет девушка неожиданно для Альфонса. — Не стоило наказывать охранников, мой король… Это я была виновата… Простите меня…

Брауну кажется, что будь в его руках что-то сейчас, он обязательно выронил бы это. Кая призналась в том, что побег Паула был ей фактически организован… Во всяком случае, тот, на момент совершения которого она ещё была в сознании и не лежала в постели больная… Она смотрела на него, и в её глазах почти не видно было того чувства вины… Ал чувствовал, как что-то словно рухнуло в его груди. Он вдруг подумал, что ни разу в жизни не казался себе настолько жалким… Парень чувствовал себя преданным. Почему все те, кого он так любил, к кому так хорошо относился, делали что-то, с чем он никогда не мог смириться, чего до жути боялся и не хотел?

Кая не выглядела виноватой. Она держалась и говорила так, что будто бы Альфонс был виноват… Будто бы это он помог преступнику сбежать, будто бы это он убил Генриха и Кассандру… Да — о, боги — ему в самых страшных кошмарах будет сниться казнь короля Генриха, то с каким спокойным лицом он взошёл на плаху, как достойно принял смерть… Но что-то в этой смерти было такое, что пугало его до жути… Может, дело было в том, что теперь он сам стал королём, что та ситуация — или как можно назвать казнь — могла произойти с ним когда-нибудь? А теперь всё выглядело так, будто бы Ал был виноват во всём, что произошло после коронации! Бывшие друзья смотрели на него кто с подобострастием, кто холодно, а кто, вообще, почти зло. Как сейчас Кая. И молодой монарх никак не мог понять, что именно происходит в его окружении.

Даже в её извинениях он не чувствует ни капли раскаяния. Она считает, что сделала правильно, предав своего короля… Она считает, что сделала правильно, совершив тот крайне опрометчивый поступок… Она считает, что он — недостоин трона. Что же… Король сам так иногда считает, но… Он так надеялся, что хоть кто-то будет на его стороне. Так — чего доброго — он начнёт совсем сомневаться в людях, полностью перестанет тем доверять, как доверял раньше…

Он станет ещё более ужасным человеком, чем тот, которым он являлся сейчас.