Версты
Шрифт:
20) Напр. выезд бедерско1 о султана упоминается три раза, при чем в одном месте (340,20) говорится, что он выезжает «на теферичь» (араб. тафридав| «развлечение, удовольствие, радость»), а в двух других (335 20 и 342,5-6), чтя он выезжает «на пот-вху». О неприступном городе на горе Бпченъпц)!. говорится что с одной стороны его стоит «женг>ъль алый (-джунгли), а даукя строками впже (343,17), что там стоит «деберь зла» («деберь зла тшеень»: ти~ кень — тур. дикан «колючка»).
21) Такъ можно догадаться, что в фразах «орють да ст.ють пшеницу, да тутурсанъ, да погутъ (338,18), «кони кормятъ нохотомъ... по рану же даюет шьшени (333,12) речь идет о кормовых злаках, в фразах «емлють по дат, шек\ тени пошлины... а съ коней по четыре футы (336,17-18) — о каких то денежных единицах, в фразт. «(родится) перецъ, да зеньзебиль, да цв-Ътъ да мош-катъ, да калафуръ, да корица, да гвозннкы, да пряпое коренье да адрлк» (338, 19-20 — о каких то пряностях, в фразе «а за ними... трубников 10, да нагар* никовъ 10 челов-Ькъ, да свнр-Ьлыцнковъ 10 челов-Ькъ» — о каких* то мучи.-лн-тах (инд. наггара «барабанъ»),
22. Напр.: «а въ немъ баба-адамъ на гор* на высоцЪ» (338,22) «да девякупш продають на лт.съ» 338,24: (тюрк, дава-куш — «страус): да все в пот;, дербьт-ши жнпуть пндг.йсныя» (338,20); «да обезьянъ на нимъ 100, да блядей 100, а вен гаурыяеы (335,§1) и т. д., и т. д.
23) Напр. гарибъ — араб. уари5 «странник, иноземец» татен (предложный над. «въ татну» в фразе «а брагу чинять въ татну») — тюрк, таг.ан жбап, корыто» и т. д..
24) Эта установка сказывается и в склонности Афонаспя Никитина к малоупотребительным и «новым» русским словам. В его «Хоженип» очень много таких слов, которых либо нет ни в одном другом памятнике, либо нет в памятниках современных Афанасию Никитину или более ранних : напр. фуртовина «шторм, буря на море», болкатый «смуглый, черномазый», нюдь «колдовство, волшебство» булгакъ «смута, мятеж, военное время», волосыны «созвездие Плеяд», налохи «плата за путешествие на корабле» фота «фата втеретный «служащий по договору» и т. д.
ХОЖЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ
ние какой то русско - азиатской тарабарщины, сквозь которую смысл только просвечивает. 25)
Наконец, кроме восточных имен и отдельных слов, Афонасий Никитин вводит в русский текст своего «Хожения» целый ряд фраз на арабском, персидском и тюркском языках. В ХУ-м веке персидский и арабский языки были известны лишь ничтожному числу русских людей. Несколько более распространено было в то время знание тюркского, «татарского» языка 26) (особенно среди купцов поволжских городов). Но все же, большинству возможных читателей Афонаспя Никитина ни арабский, ни персидский, нп тюркский языки не были известны. Афонасий Никитин несомненно это учитывал. Там где понимание какой - нпбудь татарской фразы необходимо для понимания общего хода рассказа, Афонасий Никитин снабжает эту фразу русским переводом. 27) Из этого следует, что во всех многочисленных прочих случаях, где арабские, персидские и тюркские фразы переводом не снабжены, Афонасий Никитин вполне сознательно шел на то, что читатели не поймут его. Поэтому, целью всех этих довольно многочисленных не-снабженных переводом «восточных фраз», разбросанных по всему «Хожению» (главным образом в религиозно-лирических отступлениях и отрезках статически - описательного изложения), является только создание определенного эффекта экзотики, достигаемого необычностью звукосочетаний в связи с непонятностью самых фраз.
Собственно, этот эффект можно было бы достигнуть и простым подбором слов из разных восточных языков без всякого связного смысла. Но, на самом деле, все арабские, персидские и тюркские фразы, внесенные Афонаспем Никитиным в текст «Хожения» имеют смысл. Смысл этот, будучи понятен только самому автору и небольшому меньшинству читателей, интересен только для психологии и характеристики автора, а не для литературной характеристики самого произведения, в котором помянутые фразы, как сказано, играют только роль средств для создания и повышения общего впечатления чуждости и экзотичности описываемой обстановки. Тем не менее, мы должны разсмотреть эти фразы и с точки зрения их смысла, ибо это поможет нам яснее почувствовать дух «Хожения».
25) Напр. «А ночи жоны ихъ ход ють имт, алафул (339,1-21, «иыо ему н-лялг» (339,5-6) и т. д..
20) Трудно точно локализировать то тюркское наречпе, на котором составлены татарские фразы Афонаспя Никитина. Рядом с формами северно - тюркскими (напр. болсып «да будет», болмыш «был»), встречается и южно - тюркская форма дат. пад. на . а (булара «им»). В рукописях «Хожения» арабские персидские и тгорькские фразы транскрибированы русскими буквами. Транс-скрипцпя эта но всегда последовательна : так напр. гласная а передается то через я, то через е, гласная 6 — то через о, то через е; персидок. и арабск. а передается то черезъ а, то черезъ о (иногда тем же о передается и персидское а) и т. д.. Кроме того в рукописях имеется и .много описок, так что иногда расшифровать арабскую, персидскую пли тюркскую фразу довольно трудно. В дальнейшем мы при передаче этих фраз не будем строго придерживаться правописания рукописей.
27) «А татарове намъ кликали: качьма! не бегайте» 331,18; «И ту людое всЬ въекличаша: Олло - Перво(р)дигерь, Олло - Конъкаръ! бизим байт мунда па-ецпз болмышьти! а порусскы языкомъ молвить. Боже Государю, Воже Царю небесный, з;?в нам-ь судппъ еси погыбнутп» 344,4-6.
Н. ТРУБЕЦКОЙ
Значительная часть «восточных» фраз «Хоженпя» представляет из себя молитвы или молитвенные восклицания. Во всех развитых религиозно - лирических отступлениях имеются такие «восточные» молитвы и молитвенные восклицания на ряду с русскими, 28) а но окончании всего «Хожения», как указано выше, приводится длинная молитва на арабском языке. Мотивы, побудившие Афона сия Никитина прибегнуть в этих молитвах к восточным языкам, конечно, были разнообразны. Тут была и потребность обращаться к Богу не на обычном, понятном для всех языке, — потребность, отмеченная в психологии религии разных времен и народов. Но была тут и своеобразная символика религиозного одиночества, символика, особенно своеобразная потому, что символ был
так сказать прямо противу-положен символизируемому состоянию. В бытность свою на Востоке, Афонасий Никитин остро ощущал свое религиозное одиночество и, вынужденный прятать свое христианство от окружающих, тайно (а м. б. иногда и вслух) молился по-русски, т. е. непонятно окружающим. Теперь, описывая своп странствия и живо вспоминая это доминирующее состояние своего духовного одиночества, он символизирует его тем, что опять молится на языке, непонятном для окружающих. Но, т. к. эти окружающие теперь - русские, то молиться приходится уже на по-русски, а по-арабски, по-персидски или по-татарски. Таким образом, перемена окружения вызвала переворачивание на изнанку языковых выражений психического состояния: в Индии языковым символом интимной, лично-религиозной жизни Афона-спя Никитина быт русский, в «Хожении» же, написанном по-русски и для русских читателей, таким символом становятся восточные я-шки. Поэтому, на этих языках Афонасий Никитин пишет теперь такие мысли, которые в Индии приходили ему в голову по-русски и оставались невысказанными вслух или скрытыми от окружающих. 29) Замечательно, что единственная молитва о России, заключающая в себе несдержанное проявление горячей любви Афонасия Никитина к родине, приведена в «Хожении» по-татарски и без русского перевода. 30)28) См. выше прим. 7, где приведены все этп развитые репи-пирпческие отступления. Встречающиеся в них «восточные » слова
немногочисленны и представляют из себя имена Бога и разные эпитеты Бога: араб. ЛллаЬ («Олло») перс. Худа («Худо»), тюрк. Татры — «Богь»; араб. акбяр «велик», карим «милостив», раЪым «милосердный», Ьак («акъ») «истинный», алЬамду - лиллаЬ «слава Богу»; перс. пИрв&рОиг'Ар («перводигерь») «про-мыслитель»; тюрк, сам («сень») «ты». Молитвенные восклицания представляют из себя различные комбинации всех этих слов, при чем иногда в комбинациях участвует и русское слово Бог» («Богь- керим, Богъ-акъберь» и т. д.).
29) Этот переворот символической роли русского и восточных языков особенно ярко выступает в диалоге между Афонасием Никитиным и мусульманином Меликом. В этом диалоге слова Мелнка приподятся по русски, а слова Афонасия Никитина — по татарски без русского перевода: «Беоерменинъ же Ме-ликъ тотъ мя много понуди вь ввру бесерменьскую стати. Азъ же ему рекохъ: господине! ты намазъ кыларсень, менда намазъ кнларьменъ, ты бегпь намазъ кыларсизъ, менда 3 кылармень мень-гарип-ь а сепь-иичай (т.е. ты молишься,и я молюсь; ты пять раз молишься, а я 3 раза; я — чужеаемец, а ты — здешний). Онъ же мп рече: истину ты не беоерменинъ кажешися, а хрестьянства не знаешь». (310,5-9); диалог этот вставлеп в религиозно - лирическое отступление, см. выше прим. 8 Б).
ХОЖЕНИЕ ЗЛ ТРИ МОРЯ
Но. рав ассоциировавшись с психологическим комплексом сокровенности личных религиозных переживаний и с воспоминанием о духовном одиночестве, употребление восточных языков в «Хоженпп» захватывает и некоторые смежные психологические комплексы. Так, мы находим фразы на восточных языках там, где Афопасий Никитин вспоминает о своей оскверненности, явившейся следствием долгий жизни среди иноверцев. На татарском языке он признается в том, что, забыв точные сроки православных постов, иногда постился вместе с мусульманами и по-мусульманскп и что при этом молился Богу о том, чтобы ото не зачлось ему как измена вере. 31) Ощущение своей оскверненности особенно сильно выступало, когда Афонасию Никитину доводилось вступать в половые спошения с черными невольницами и вообще с некрещеными туземками. Поэтому все сведения о простицуцин в Индии и о платном удовлетворении половых потребностей он сообщает на татарском языке. 32) Характерно, что за наиболее циничном в этом отношении татарской фразой 33) непосредственно следует религиозно - лирическое отступление, в котором Афонаснй Никитин плачется о соблазнах, окружающих его и о трудности сохранить религиозную чистоту, живя среди иноверцев. О том, что во время поста он воздерживался от половых сношений, Афонаснй Никитин сообщает тоже по-татарски. 34)
То своеобразное положение, при котором восточные языки в рассказе Афонасия Никитина играют ту же символическую роль, которую русский язык играл в его интимной жизни в Индии, сказывается и в других случаях. Некоторые браманские идолы поразили Афонасия Никитина своею непристойностью: поразила, очевидно, не непристойность сама но себе, а то, что эта непристойность придана изображению божества, которому поклоняются. Это Афонаснй Ни-
между 6-м и 7-м отрезками (341.11-14). Татарский текст ее («Трусь ери Таньгры сакласынъ» и т. д см. выше, прим. 8 Г). Вот ее перевод: «Русскую землю Ьог да сохранит! Боже сохрани! Боже сохрани! На этом свете нет страны, подобной ей! Некоторые вельможи Русской земли несправедливы и не добры. Но да устроится Русская земля!.. Боже! Боже! Боже! Боже! Боже!» (из етих пяти прпзываний имени Божьего, первое — по-арабски, второе — по персидски, третье и четвертое — по русски, пятое — по татарски).
31) Именно в религиозно-лирическом отступлении между 4-м и 5-м отрезками (см. прим. 8 Б): « Танъгырдань истермень олъ сакласынъ », т. е. я молил Бога чтобы он сохранит мепя; далее («А иду я на Русь,) кеть-мкшь-тыръ имень:'уручь тутътьгмъ!» т. е. пропала (моя) вера: я соблюдал мусульманский пост.
32) «Во Индийской земли гости ся ставить по подворьемъ, а -Ьсти варятг, на гости господарыни и постели стелють и спять съ гостьми пштель бересепь, епкпшь илемез (-сень—ок шетель бере авратъ чек-(чок)—туръ а сикпшъ муфут (т. е. хочепгь... давай два шетеля, т. е. две мелкие монеты, не хочепгь..., давай одип шетель таково правило; баб много, а... даром), любять бт,лыхъ людей» (333,24-27); — «А въ немъ (в Келекоте) вс> дшнево.да кулъ-каравапгь Опсьярь хубь с!я» (т.е. невольницы очень хорошим ?черные)».