Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
В комнате находились двое мужчин и женщина, которые расположились на разных предметах мебели в позах, свидетельствующих, что они здесь уже давно. Аарон уже встречал их, проходя через здание.
Огл выглядел простофилей. Он был развязен настолько, что большинству собеседников казался попросту чокнутым. Кучу времени он проводил, уставившись в пространство, при этом лицо его украшала недоверчивая, издевательская усмешка. Но помимо этого он был истым южанином и умел мгновенно переключиться в режим изысканной галантности, если того требовало дело. Не успели они с Аароном войти в комнату, как он совершил изящный пируэт, обвел присутствующих рукой и представил их, как подобает.
— Это Аарон Грин из «Грин Байофизикл
Аарон не понял ни слова из этой речи. Он улыбнулся Трише Гордон, она протянула руку, он ее потряс. Она носила довольно формальное синее вязанное платье, крупноватые абстрактные украшения, а ее рыжие волосы были собраны в весьма вызывающую прическу. Она была уверенна в себе и вежлива.
— А это Шейн Шрам, клинический психолог из Дьюка по пути в Гарвард. Он занимается нашими ФГ и уж он не задерживается на их поверхности, а сразу уходит в глубину!
Аарон снова ничего не понял. Он пожал руку Шейна Шрама, который не поднялся со стула и ничего не сказал, а только уронил палочки, которыми ел, и выставил руку в направлении Аарона. Он был широкоплеч, преждевременно лыс, помят и умен.
Огл продолжал потешаться над Шейном Шрамом.
— Когда люди из ФГ выходят из его комнаты, они чувствуют себя так, будто побывали на дыбе. Шейн — Савонарола фокусных групп.
— Понимаю. Потрясен, — пробормотал Аарон.
— А это мой старый приятель Мирон Моррис, который как-то сказал, что главным достижением в области политики за последнюю четверть века стали трансфокаторы. Мирон — режиссер, на случай, если вы не догадались. Он делал те документальные фильмы о наводнении для уполномоченного Диксона из Техаса.
Аарон пожал руку Мирона Морриса, широколицего, жизнерадостного, циничного типа чуть за пятьдесят, одетого в разные детали довольно приличного костюма.
— Я только что видел это по CNN, — сказал Огл, помахивая в воздухе видеокассетой толщиной в три четверти дюйма, — и подумал, что вам всем тоже стоит посмотреть.
— В Главных Новостях? — уточнила Триша Гордон.
— В них самых, — сказал Огл, засовывая кассету в большой профессиональный видеомагнитофон. Прибор загромыхал, как большой грузовик, переключающий передачу, и на экране над ним появилось изображение.
Диктор объявлял следующий сюжет; над его плечом виднелся маленький портрет Эрла Стронга, жутковатого популиста, который гнал волну в Колорадо. Аарон ничего не слышал, потому что звук был отключен. Произошло переключение на вид молла в сопровождении текста внизу экрана: ДЕНВЕР, КОЛОРАДО.
Все, кроме Аарона, рассмеялись.
— Оригинальный выбор места, — сказал Мирон Моррис, по всей видимости — в шутку.
Встречный вид, съемка от входа: подъезжает белый лимузин, украшенный флагами и слоганами, и из него выбираются несколько человек, включая Эрла Стронга.
— Иисусе, что за поц, — сказал Мирон Моррис. — Никого ж нет. Ну кто ж так делает.
Огл, должно быть, заметил замешательство Аарона.
— Внутри, наверное, миллион его приверженцев, но никто не догадался выставить часть из них наружу, чтобы поприветствовать его. И в результате он выглядит никем, — объяснил Огл.
— Надо было поставить автобус или еще что в качестве фона. Хоть что-то. Все, что угодно, — сказал Моррис.
— Видите, парковка вся сверкает, — объяснил Огл. — Солнце отражается от ветровых стекол и прочего. А вход в молл — в тени. Поэтому лица этого парня вообще…
— А теперь! Он сейчас просто исчезнет, — сказал Моррис.
На экране Эрл Стронг углубился в тень молла и превратился в безликий силуэт. Камера наехала на его лицо, пытаясь скомпенсировать контраст между бликующей парковкой
и блеклым силуэтом Стронга, но безуспешно.— Он пытался, — сказал Огл.
— Кто пытался? — спросил Аарон.
— Оператор, — рявкнул Моррис.
На экране Эрл Стронг подошел к дверям молла, и произошла еще одна перебивка. Аарон по-прежнему ничего не слышал, но было похоже, что репортер за кадром описывает происходящее.
— Раса господ в канотье, — сказал Моррис.
Как по команде, на экране возникли две толстые белые дамы средних лет в футболках «СПРАВЕДЛИВ И СТРОГ» и соломенных шляпах с ленточками «ЭРЛ СТРОНГ», хлопающие в ладони в ритме пропагандистской песни.
— Отличное чувство ритма для истинных ариек, — заметил Шейн Шрам.
— НЛО съели мой мозг, — сказала Триша Гордон.
— А сейчас немного консервов, — сказал Моррис.
И снова, как по команде, появился Эрл Стронг, произносящий какие-то отрепетированные остроты.
— Вы уже видели этот сюжет? — спросил Морриса Аарон.
— Отвяжись, — сказал Моррис.
— Прекрасное освещение, а? — сказала Триша Гордон.
— Я без ума от него, — сказал Моррис.
Эрл Стронг стоял на платформе. Камера, снимавшая этот фрагмент [425] , располагалась ниже его и была направленна вверх, так что фоном для Эрла Стронга служил главным образом потолок молла. Но часть потолка занимали световые окна, а в промежутках располагались галогенные лампы. Окна превратились в огромные сияющие пятна, а лампы пускали длинные радужные блики поверх лица Эрла Стронга.
425
Часть территории США к югу от 36 параллели с преобладанием пустынных, полупустынных и тропических климатических зон.
— Иисусе. В пределах Солнечного Пояса телекамеры должны быть запрещены, — сказал Моррис. — Только кинопленка. Сколько раз я должен это повторить?
Все в комнате захохотали. Но Моррис не отрывал глаз от телевизора.
— Ох ты! Ох ты! Тихо все! У нас тут настоящая драма!
Присутствующие внезапно замолчали и столпились вокруг экрана.
Теперь камера была нацелена на черную женщину, стоящую перед сценой напротив Эрла Стронга. Она была стройная, с высокими скулами и на первый взгляд казалось, что ей где-то под тридцать. Только присмотревшись, можно было понять, что скорее слегка за сорок. Для женщины слегка за сорок она была сногсшибательна. И не только в сексуальном смысле. У нее было красивое лицо, большие глаза. Она была одета в пальто не по размеру, но его бесформенность хорошо контрастировала с ее довольно изящной комплекцией, а темно-синий цвет прекрасно сочетался с оттенком кожи. Фоном ей служила выстроившиеся стеной сторонники Стронга в цветастых футболках, и все они торопливо пятились от нее; она стояла в центре арены, окруженной толстыми, энергичными арийцами, обращенными лицами к центру, как будто специально подчеркивая ее значимость. Когда она говорила, то запрокидывала лицо, и равномерный всенаправленный свет лился на нее сверху — тот самый свет, что превращал Эрла Стронга в тень, идеально освещал ее.
— Хореография просто сумасшедшая, — сказал Огл.
— Я обожаю ее, — сказала Триша Гордон. — И освещается она прекрасно.
— Она говорит правду, — сказал Шрам. — Что бы там она не говорила. Я верю ей.
— Нереально прекрасная драматургия, — сказал Мирон Моррис. — Одинокая женщина стоит, как скала, а все эти нацики из трейлер-парков разбегаются от нее, как крысы.
Снова Эрл Стронг крупным планом, теперь смотрит прямо вниз, на женщину, его лицо полностью скрыто в тени.
Мирон Моррис внезапно обезумел. Он выпал из кресла, рухнул на колени перед телевизором и свел руки, как будто в молитве.