Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Двери клиники распахнулись и улыбающаяся медсестра выкатила кресло с Бьянкой Рамирес, за которым следовали все ее врачи.

В толпе протестующих произошло движение и вдруг Карлос и Анна Рамирес вырвались из нее, смеясь и обливаясь слезами. Они пересекли парковку, не потревоженные ни журналистами, ни агентами иммиграционной службы, ни Шэдом Харпером, и заключили дочь в объятия. Их, в свою очередь, окружили сотни их сторонников.

Все это происходило в гораздо более теплой и спокойной атмосфере, чем кто-либо рассчитывал. Беспорядки возникли только на краю площадки: микроавтобус иммиграционной службы со стальными решетками на окнах принялся раскачиваться с боку на бок. Водитель выпрыгнул, машина опустела и толпа раздалась, освобождая пространство. Затем с десяток мужчин, закаленных работой на фермах долины реки Арканзас, перевернули ее на крышу и бросили, беспомощную, как черепаху на шоссе.

31

Элеанор почти освободила рабочий кабинет. Времени на это ушло немного, поскольку она едва успела в него въехать, и пустые коробки по-прежнему стояли в углу. Наклонившись над ящиком письменного стола, она не заметила, как в кабинет вошел Калеб Рузвельт Маршалл; ему пришлось привлечь ее внимание, швырнув связку ключей на пустой письменный стол.

— Хочу покатать вас на машине, леди, — сказал он.

Она выпрямилась, пораженная его появлением: он стоял перед ней во плоти, в синей рабочей рубахе и штанах-хаки, опираясь на трость.

— Мне лучше всего беседуется, когда я сижу за рулем и правлю в сторону гор, — сказал он, кивком указав на ключи. Элеанор взяла их в руки: это были ключи от арендованного «Кадиллака». — Я, однако, уже слишком стар, чтобы крутить баранки. Даже край чертова капота не могу разглядеть.

— Может быть, тогда я поведу? — спросила Элеанор.

Очень красивый «Каддилак» с откидным верхом стоял на личной парковке сенатора на задах «Аламо». Сенатор, видимо, распустил свою охрану, и Элеанор подставила руку, чтобы вывести его из здания и усадить на пассажирское сидение. Села сама и завела мотор. В машине, как выяснилось, была установлена прекрасная аудиосистема с кассетным магнитофоном, и хотя сенатор требовал ехать немедленно, Элеанор решила посмотреть, что за кассеты он хранит в полости под центральным подлокотником.

— Что вы собираетесь поставить? Рэп? — спросил он, когда она выщелкнула кассету из коробки и задвинула ее в щель на приборной панели.

— Симфонию «Воскресение», — ответила Элеанор, когда из скрытых динамиков раздались первые такты.

— Отлично, — сказал Маршалл. — Я часто ее слушал. Наверное, неплохо бы уже начать разбираться в этих материях. А теперь, черт возьми, поехали уже.

Сенатор желал придерживаться строго определенного маршрута через Денвер и в сторону гор. Он отверг такие новомодные глупости, как шоссе, и предпочел ехать по извилистым улицам, через парки и тенистые аллеи. Некоторое время, выполняя указания сенатора, очевидно составляемые экспромтом, Элеанор практически полностью уверилась, что он в маразме и они сейчас безнадежно заблудятся. Однако до того моменту, когда город вдруг раздался в стороны, сменившись бесконечными просторами прерий, им не попалось ни одного светофора или левого поворота.

— Спасибо, что спасли мою задницу, — сказал сенатор Маршалл в перерыве между командами.

Она улыбнулась.

— Я гадала, сможете ли вы посмотреть на это дело под таким углом.

— Чего тут гадать? Я не в маразме, — сказал он. — Рано или поздно любому сенатору приходится начать полагаться на кого-то вроде вас.

— Что вы имеете в виду?

— У сенатора множество сотрудников. Никуда не денешься, если хочешь, чтобы администрация выполняла свои основные функции и чтобы тебе переизбрали. Нормальные люди на такую работу не идут. Если бы я мог набирать людей с улицы, я бы так и поступал. Вот вас, например, я так и нашел. Обыкновенно же мне приходится брать на работу тех, кто интригует и маневрирует, чтобы ее получить, то есть типов вроде Шэда Харпера. И они, едва устроившись, начинают строить свои планы. Некоторые из них делают это с умом, а некоторые — просто тупые засранцы. И когда у засранцев возникают проблемы, вот как у Шэда, сенатору приходится искать способ от них избавиться, не разрушив попутно собственную карьеру. В деле Шэда Харпера вы этот способ нашли.

— Вы получили мое письмо?

— Какое письмо? Заявление об увольнении?

— Да.

— Да, я получил это чертово письмо. Я не принимаю вашу отставку. Я хочу, чтобы вы работали на меня. Дьявол, женщина, вы же просто как питбуль, натасканный на белых мужчин. Я хочу видеть вас на своей стороне.

Элеанор рассмеялась.

— Ни на кого я не натаскана.

— Ну, во всяком случае, на своем пути вы оставляете горы трупов.

Улыбка сошла с лица Элеанор и некоторое время она ехала в молчании.

Они с Хармоном нечасто выбирались в горы. Она не особенно любила горы. Они казались ей опасными. Многие годы она чувствовала себя в западне между горной стеной и бесконечными равнинами. Между молотом и наковальней. Теперь, пока они приближались к первой горной гряде на их пути — кряжу красного камня, вздымающемуся на сотни футов над прериями — она начала вспоминать, что горы не лишены определенной красоты, если смотреть на них вблизи, а не сквозь многие мили бурого денверского смога.

— Прошу прощения, — сказал Калеб. — Я спорол ужасную глупость.

Сенатор явно был не из тех, кто часто извиняется, и эти слова дались ему непросто.

— Все нормально, — сказала она. — Я понимаю, о чем вы.

— Если я собираюсь баллотироваться на следующий срок, мне надо вас выгнать, — сказал он, когда они достигли основания кряжа и свернули на извилистую дорогу, идущую вдоль гор. Никаких следов цивилизации вокруг не осталось.

— Да что вы говорите.

— Когда один из моих сотрудников выходит перед самой большой толпой журналистов в истории Денвера и заявляет, что все жители штата Колорадо — иждивенцы, я оказываюсь в довольно неловком положении.

На этот раз Элеанор не смеялась. Она улыбнулась, но улыбка получилась довольно смущенной. Было утро понедельника. Она провела предыдущий день, читая едкие передовицы и опровержения. Сказать, что она попала по больному месту, было бы очень сильным преуменьшением.

— Сколько смертельных угроз вы уже получили? — спросил сенатор Маршалл.

— Я выключила автоответчик после третьей, — сказала Элеанор.

— Они что, наговаривали их на кассету? Должно быть, они и вправду не на шутку рассердились.

— Ага.

— Я могу натравить на них Секретную службу.

— Мне кажется, это всего лишь кучка фермером выпускает пар, — сказала она.

— Дело не ограничивается Колорадо. Вы сейчас самая ненавидимая женщина на всем Западе, — сказал Маршалл. — Громоотвод.

— Я знаю.

— Люди не стали бы так психовать, если бы ваши слова не были бы по большей части правдой, — сказал Маршалл.

Она посмотрела на него испытующе.

— А вы как считаете?

Сенатор моргнул, явно жалея, что она задала этот вопрос. Некоторое время он в смущении смотрел в окно.

— Ну, конечно же, вы правы, — сказал он наконец. — Экономика всего региона держится на субсидиях и федеральных программах. Но люди отказываются это признавать, потому что хотят верить в ковбойские мифы. В то, что их предки пришли сюда и заставили пустыню цвести только собственным тяжким трудом.

Что говорить, они и вправду были отважны и трудились тяжело. Но в мире полно отважных и трудолюбивых людей, которых смыло в канализацию из-за того, что цели их, в экономическом смысле, были дурацкими. Людям, которые явились в эти места, повезло, они попали в своего рода ковбойский социализм. Без федеральных программ они бы прогорели независимо от того, как они работают.