Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Я думала, в аэропорту нас заберет правительственный микроавтобус, но вместо этого Тристан повел нас по пешеходному переходу к метро и раздал всем карточки.

— Быстрее, чем стоять в пробках — тут всего три остановки! — объяснил он.

Мы сели в поезд метро и через несколько минут проехали Кристал-сити. Когда объявили Трапецоид-сити, я собралась выходить, но Тристан поймал мой взгляд и мотнул головой.

— Стоукс, Трапецоид-сити — просто торговый центр, не то, куда мы едем. Если останется время, можем потом туда заскочить!

Эржебет дивилась на метро, а метро дивилось на нее. До сих пор мы не бывали вместе на людях, и у меня не было случая наблюдать, как реагируют на нее случайные незнакомцы. Читатель, думаю, что могу сказать без хвастовства: я не дурнушка. На меня смотрят, мне делают комплименты. Однако, сидя рядом с Эржебет в вагоне метро, я готова была поверить, что эликсир невидимости существует на самом деле и она подлила его мне в кофе.

Следующая станция называлась просто «Трапецоид», но я и без того могла бы это угадать, потому что половина вставших и сошедших с поезда были в военной форме того или иного рода войск. Мы следом за Тристаном поднялись на эскалаторе в автовокзал, а оттуда попали в огромный современный КПП — отдельное здание, выстроенное на безопасном расстоянии от тусклого известнякового фасада самого Трапецоида. Был утренний час пик, так что нам пришлось несколько минут простоять в очереди. Пока я глядела через парковку на прославленное здание, на меня накатило чувство нереальности, такое же сильное, как во всех экспериментах с ОДЕКом. Штаб американской армии, предполагаемый эпицентр любого неприятельского удара, Трапецоид был для меня чем-то из области мифов. Подобно Олимпу или Стиксу, он бытовал как упоминание в книгах или фильмах и как синекдоха означал американские вооруженные силы в целом. Одиннадцатого сентября террористы избрали его одной из мишеней, и я со своего места видела часть мемориала на месте крушения самолета. Почему-то разочарованием стало увидеть его в реальности — по большому счету просто еще одно штабное здание с дверями и окнами, как у любого другого.

Поскольку у Эржебет не было нормальных документов вроде свидетельства о рождении, ее провели через отдельный вход вышедшие нам навстречу референты. Тристан пошел с ней. Мы, оставшиеся, предъявили водительские удостоверения, после чего нас просканировали на предмет спрятанного оружия. Специфический гардероб Эржебет — наследие пятидесятых — не оставлял места для тайников. Думаю, охрана просветила ее сумочку. Потом мы долго шли пешком — Эржебет на высоких каблуках и старенький Фрэнк Ода были не особо быстрые ходоки. Мы трюхали бесконечными коридорами в недрах Трапецоида, пока не оказались перед эскалатором, который вывез нас в невероятно изысканную офисную зону.

— Острый угол, — пояснил Тристан. — Лучший, с видом на реку.

В любом другом месте он бы так и назывался — угловой офис на верхнем этаже. Все здесь было выдержано в приятном старинном стиле — стены обшиты деревянными панелями, на них картины: корабли эпохи парусного флота, Джордж Вашингтон в Вэлли-Фордж и тому подобное. Пройдя через двойной кордон секретарей и референтов и сдав наши электронные устройства, мы оказались в конференц-зале, где нас усадили и предложили каждому стакан воды со льдом. Эржебет потребовала воды без льда и сообщила все, что думает об идиотской американской привычке совать лед куда надо и не надо.

Мы прождали минут двадцать, что Тристана если и удивило, то самую малость. Затем другая дверь — не та, через которую мы вошли, — открылась. Вернее, ее открыл референт, и вошел человек в штатском. Даже я, уж на что мало понимаю в одежде, сразу поняла, что костюм на нем шикарный.

— Доктор Рудж! — произнес Тристан. — Рад снова вас видеть!

За Руджем вошли два референта в штатском. Пока Тристан нас всех знакомил, оба сели у стены и открыли ноутбуки.

— Пожалуйста, не вставайте, — проговорил Рудж с тем среднеатлантическим выговором, который у меня ассоциируется с Франклином Делано Рузвельтом и телеведущими середины двадцатого века. — Извините, что опоздал, но нас задержали в Западном крыле — сегодня там все идет с отставанием от графика. Доктор Стоукс! Очень приятно! Я столько о вас слышал и мечтал, если как-нибудь представится возможность, поговорить с вами о бретонском языке. Старые семейные связи — долгая история. А вы, должно быть, миссис Ист-Ода.

И так далее. Манеры у доктора Константайна Руджа были такие же безупречные, как его костюм. Лет сорока с небольшим, он держался как человек заметно старше, но стиль выбрал чуть более молодежный — волосы длиннее, чем у большинства мужчин в Трапецоиде, и очки в модной тяжелой оправе, которую я почему-то привыкла считать европейской. Его жовиальность оставила у меня странное чувство, будто я чего-то недопонимаю. Он правда знаменит? Влиятелен? Обладает властью? Позже я его загуглила и узнала, что он учился в Йеле, был Родсовским стипендиатом в Оксфорде, стипендиатом исследовательских программ Фулбрайта и Лондонского университета — в общем, полный букет, но в интернете никогда особо не светился. Рудж возглавлял ИАРПА, Агентство передовых исследований в сфере разведки, которое, как многое в мире разведки, включало и военных, и гражданских. Он был начальником покойного генерала Шнейдера. Как уже объяснил Тристан, ему предстояло быть советником — «пунктир» в схеме организационной структуры — заново созданного ДОДО.

Так или иначе, он растопил сердце Эржебет, поцеловав ей руку (при этом он — совершенно случайно — дал ей возможность полюбоваться своими запонками) и приветствовав ее, как мне показалось, на вполне сносном венгерском. К моему изумлению, они даже обменялись несколькими словами на этом труднейшем языке, после чего Рудж сдался, принес извинения, что коверкает прекрасный мадьярский язык, и перешел на верхненемецкий. В какой-то момент он поймал мой взгляд и сказал:

— Доктор Стоукс приметит австрийский акцент. В молодости я несколько лет жил в Вене, писал диссертацию по международному банковскому делу. В процессе мне случалось часто ездить в Будапешт.

Говоря, он исхитрился легонько пожать плечами и завести глаза к потолку, так что все вместе прозвучало почти самоуничижительно.

Мне, в общем-то, было все равно, я видела одно: на взгляд Эржебет он — единственный сколько-нибудь воспитанный человек в помещении, то есть единственный, кто старается ей угодить. Тристан дважды глядел на часы; во второй раз он поднял брови и шепнул мне: «Похоже, Стоукс, за покупками мы все-таки не успеем!»

Наконец появился генерал Фринк в сопровождении помощников: некоторые были в гражданском, другие — в форме различных служб. На каждом лацкане у него было по три звезды, и даже я поняла, что это большая шишка. Мне незачем было его гуглить: со слов Тристана я знала, что он — директор национальной разведки, подчиняется непосредственно президенту. Начальник Руджа, а теперь и Тристана. Он на ходу разговаривал с двумя членами свиты и, кажется, даже не заметил, что вошел в другое помещение, где есть какие-то люди. Команда на минуту окружила его плотным кольцом, словно футболисты — тренера, продолжая пересыпанное аббревиатурами обсуждение, которое нас не касалось. Затем половина референтов стремительно вышла из конференц-зала. Из оставшихся некоторые сели у стены. Генерал Фринк плюхнулся грузным задом на стул, придвинутый младшим офицером. Для Тристана это, видимо, был сигнал сесть: с самого появления генерала он стоял по стойке «смирно», ожидая, когда его заметят.

Референт в штатском положил на стол перед генералом Фринком лист бумаги. Фринк сунул руку в нагрудный карман формы, жесткой от орденских колодок, вытащил очки для чтения, надел и с минуту изучал бумагу, прежде чем поднял взгляд и заметил нас.

— Да, — сказал он. — Департамент осуществления диахронических операций.

Он обвел глазами сидящих за столом и, надо отдать должное его самодисциплине, лишь чуть-чуть задержал взгляд на Эржебет. Штатский что-то зашептал ему в ухо, и я вроде бы различила слово «Актив» — так покойный генерал Шнейдер называл Эржебет. Фринк вновь покосился на нее, кивнул. Некоторое время он молча размышлял, затем, после тяжелого вздоха, начал:

— Я, ребята, столько себе крови попортил, пока вас выгораживал, что, если бы не навидался за время службы в разведке чего поудивительнее, давно бы слил ваш проект в толчок. Но все указывает, что в нем есть здравое зерно. Роджер Блевинс вас поддержал, а это дорогого стоит.

— Роджер Блевинс?! — выпалила я.

Наступило недолгое молчание. Все опешили — а я больше всех. Вообще мне не свойственно ляпать что-нибудь не к месту, но от этого имени в таком контексте трудно было не изумиться. Тристан незаметно пнул меня под столом.

Референт в штатском — бугай лет тридцати с небольшим, с волосами, густо намазанными гелем, — вновь что-то зашептал генералу на ухо.

— Вы Стоукс, — сказал тот. — Роджер ваш наставник. В Гарварде.

Тут я просто утратила дар речи, но Тристан на всякий случай еще раз пнул меня под столом.

— Генерал Фринк, если позволите, я объясню. Доктор Стоукс немного удивилась, услышав фамилию доктора Блевинса, поскольку не знала о его участии в программе. Соображения секретности.

— А, ясно. Очень хорошо, Стоукс. Миз Стоукс, связь давняя — мы с Роджером вместе учились. И когда появились первые исторические аномалии, он вместе с доктором Руджем вошел в созданный нами мозговой трест для поиска объяснений.