Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М.
Шрифт:
– Зинаида Аркадьевна! – подбежал мальчишка лет десяти, - Я в туалет хочу!
– Я тоже, я тоже! – со всех сторон закричали дети. Те, кто играл на полу, тоже вскочили, кто-то захотел есть, кто пить.
– Сейчас дети! – громко сказала Зинаида Аркадьевна, - Поселю новенького, потом решим все ваши проблемы.
– А он кто? – спросил один из ребят.
– Вор и убийца, - представился я. Дети испуганно затихли.
– Слушайте его больше, - махнула рукой сержантша, - такой же бегунок, как и вы. Проходи, Саша, вот эта кровать свободна, - указала она на койку, которая стояла
– Не пугай детей, - обратилась ко мне Зинаида Аркадьевна, - они и так напуганы.
– Хорошо, Зинаида Аркадьевна, долго мне здесь сидеть?
– Как начальство решит. Одного тебя не отправят, нужен сопровождающий. Так что, устраивайся поудобней и жди. Сейчас разберусь с ребятами и принесу тебе постельное бельё.
На моё удивление, с ребятами она управилась быстро, и, пока я осваивал новое место жительства, проверив на пригодность матрас и тумбочку, она вернулась, неся перед собой чистое постельное бельё и одеяло.
– Держи, сам заправишь?
Я удивился вопросу, но спросил о другом:
– Как-то у вас с туалетом плохо организованно. Что делать, если захочешь?
– Стучи в дверь, дежурный откроет.
– А ночью?
– Ночью спи. Тут тебе не санаторий, и так почти все услуги, трёхразовое питание, прогулка, если ещё что надо, скажи.
– Да так, может, почитать чего дадите?
– УК РСФСР подойдёт?
– Спасибо, с кодексом я знаком.
– Тогда играй с ребятами. Меня попросили поселить тебя в хорошую компанию, так что, отдыхай, Сашок!
– она даже улыбнулась мне, а я удивился: неужели я ошибся в её оценке?
Сержантша ушла, я аккуратно заправил постель, посмотрел в окно. Оокно выходило во двор, огороженный глухим забором с колючей проволокой наверху. Во дворе был детский уголок с качелями, горкой, рукоходом и турником. Потом убрал рюкзак в тумбочку, предварительно рассовав предметы гигиены в выдвижной ящичек, по местам, убрал острые предметы из рукавов в другие места. Потом решил познакомиться с ребятами.
Ребята оказались немного забитые, от семи до десяти лет. Сначала они дичились меня, потом оттаяли, назвали имена, а самый маленький попросил поиграть с ним.
Мы с ним начли играть на полу, составляя из кубиков дома, из некоторых сделали машинки, представили, что это город, начали ездить. Мы сначала играли тихо, потом Женя, как звали малыша,
рРазвеселился, начал всё больше смеяться. Более старшие ребята сначала смотрели на нашу возню с улыбкой, потом присоединились к нам, потом я, в споре, с Женей начал шутливо бороться, старшие пришли ему на помощь, и скоро мы все весело возились на полу, восторженно вопя.
Открылась дверь, некоторое время кто-то, молча, смотрел на нашу кучу малу, потом спросили:
– Кто тут Саша Милославский? Иди за мной.
Я выбрался из кучи тел и увидел женщину в белом халате.
– Пойдём, Саша, осмотрю тебя, помою. Если есть, что стирать, бери, у нас тут прачечная своя.
– Не пропадёт? – опасливо спросил я.
– Не волнуйся, голым не оставим. Если что боишься потерять, не отдавай.
Я подумал, взял с собой комбинезон. Он один пострадал больше всей
одежды. Также у меня ещё было чистое бельё, футболка и шорты. Даже носки.В медицинском кабинете мне велели раздеться до пояса, осмотрели голову и решили остричь под ноль. После такой процедуры я посмотрел на себя в зеркало и понял, до чего я уродлив. До этого как-то не так видно было, а тут: шишки на лбу, голова с острыми углами, не то квадратная, не то треугольная, ещё и диковатый взгляд, придающий лицу отталкивающее выражение. Нет, в прошлой жизни я был симпатичнее.
– Иди, мойся, - открыла дверь в душевую врачиха.
– Вы обещали помыть, - капризно сказал я.
– Вот ещё! – возмутилась врачиха, - Буду я каждого мыть! Иди давай, когда вытрешься, не одевайся, посмотрю тебя. Долго там не сиди.
– Я очень грязный! – буркнул я, отправляясь в душевую. Там нашёл мочалку, какой-то обмылок, с трудом отрегулировал воду и с удовольствием помылся, яростно отскребая пот и приставшую пыль.
Как хорошо!
– Совсем не одеваться? – крикнул я, вытершись.
– Совсем. Баканализ буду брать.
– Совсем, так совсем, - буркнул я, выходя.
– Ложись на кушетку, на бок, - указала врачиха. Я лёг, что делать. Взяв анализ, заставила встать на весы. Весы слегка качнулись. Тридцать пять килограммов. Рост сто тридцать восемьсорок.
Взяв фонендоскоп, заставила меня дышать, потом не дышать.
– Что это у тебя за шрамы на спине и ниже? – поинтересовалась врачиха.
– Плоды просвещения, - мрачно пошутил я. – Меня хорошо учили, отличником стал.
– Детей бить нельзя, непедагогично, - заявила врачиха. Я удивлённо посмотрел на неё: куда это я попал?
– А как иначе? Розга ум вострит, память пробуждает, к прилежанию побуждает.
– Это не наши методы.
– У вас дети есть?
– Да, девочка, Юля.
– Девочек бить, конечно, нельзя, - глубокомысленно ковыряя в носу, сказал я, - девочек жалеть и любить надо.
– А мальчиков не надо жалеть и любить?
– Надо, - вздохнул я. – Но с осторожностью.
Врачиха засмеялась, даже по колючей голове погладила.
– В этом месте травм не было? – показала она на низ живота.
– Нет, здесь не было. Конечно, иногда мячом прилетало, или падал, но никто не бил.
– Ну, такое со всеми мальчишками случается. Живот не болит? Ложись на кушетку.
Она помяла мне живот, проверила, не болит ли аппендикс, прощупала подмышечные впадины.
Потом усадила на стул, внимательно исследовала нос и уши, осмотрела все зубы.
Проверила нервы, ударяя по коленке молоточком и водя перед носом.
Зрение тоже оказалось отличным.
– Интересно, - сказала врачиха, - вы должны быть запущенными, а на самом деле здоровее домашних.
– Еда сбалансированная, конфет и сахара мало едим.
– Это верно, - вздохнула врачиха, - можешь одеваться.
– Комбинезон, когда будет готов? – поинтересовался я.
– Завтра принесу.
– Почему вы так со мной возитесь? – подозрительно спросил я, - даже странно.
– Не только с тобой, со всеми. Вы здесь собираетесь самые обездоленные, дети от хорошей жизни не бегут.