Весна – любовь моя

– Видишь, – заговорил тихонечко Андрей, – Какие тут гуси. Нам просто не повезло… – он явно хотел оправдаться. А я всё глядел на этот, как мне казалось, нелепый «натюрморт», и такой несовместимой казалась мне эта пара гусей с невидной и маленькой птюхой, что, отойдя немного в сторону, я сказал Андрею, не ожидая, что буду услышан ещё кем-то:

– Зачем же он эту ржавую уродину вместе с гусями-то положил? Но у стоящего спиной к нам охотника, как видно, был очень острый слух. Резко обернувшись, он сразу вычислил меня, оглядел неприязненно и медленно сказал:

– Что же ты, пацан, чушь-то несёшь, а ещё, наверное, охотником себя считаешь? И сделав паузу, он добавил уже другим, проникновенным голосом:

– Ведь это же вальдшнеп! И отвернулся продолжать прерванную беседу. Мы предпочли ретироваться к другому концу платформы.

Брошенное в мою сторону замечание больно задело меня. Я понял, что это не единственная охотничья тема, при обсуждении которой я могу попасть впросак. Спросил на всякий случай про вальдшнепа у своего напарника. Но Андрей тоже знал немного, хотя и слышал про какую-то «тягу». И тут я вспомнил восторженные рассказы Жеки Матвеева про вальдшнепиную охоту. Так вот, ты какой, – вальдшнеп!

Прошёл год, в течение которого я настойчиво отыскивал у знакомых охотников и в библиотеке книги об охоте. Я штудировал Бутурлина и Аксакова, Пермитина и Бианки, Правдухина и многих других замечательных писателей и уже теоретически знал о ружейной охоте почти всё. А главное, понял, что значит для настоящего охотника-спортсмена вальдшнеп. Теперь я с нетерпением ждал следующей весны и мечтал…

Когда я торжественно принёс домой своего первого добытого на тяге лесного кулика, и при нормальном освещении внимательно рассмотрел его неповторимый силуэт, уникальное по красоте и узору оперение, мне пришла в голову интересная мысль. Я подумал, что тот, прошлогодний волховский натюрморт в ягдташе охотника был скомпонован так, чтобы серый однотонный цвет гусей служил лишь фоном для центральной фигуры композиции – вальдшнепа.

Зимсон и вальдшнепы

Моему другу Жеке Матвееву на совершеннолетие отец подарил «Зимсона». Ружьецо было безкурковое, довольно лёгкое для своего двенадцатого калибра и очень изящное. Тёмная ореховая ложа, на колодке гравировка с изображением собак на стойке, ну, в общем, – прелесть! Жека, хотя и пытался скрыть свои чувства, но его всё равно так и распирало от гордости. Дело было в феврале, и он томился невозможностью скорее пальнуть из него.

Наконец, в марте потеплело, и в один из солнечных выходных дней мы втроём поехали на стрелково-охотничий стенд в «Сосновку» пристреливать новое ружьё. Тогда для этой цели там была отведена специальная площадка. Руководил этим делом, конечно, Женькин отец, очень опытный охотник. Стреляли из правого и левого стволов разными зарядами и номерами дроби, картечью, и разок жахнули пулей. Истратили на мишени целый рулон оставшихся от ремонта квартиры обоев.

Бой был замечательный, и отдача почти не ощущалась, не то, что у моей одностволки. А наш охотничий лексикон обогатился новыми словами: резкость, процент кучности, густота осыпи… Оставалось только дождаться охотничьего сезона.

На открытие весенней охоты Матвеевы решили поехать в Саблино. Туда их пригласил Василий Иванович – приятель Анатолия Николаевича, Жениного отца, обещая показать классическую, как он сам выразился, тягу вальдшнепов. Меня при Женькиной поддержке тоже взяли в компанию. Впятером едва поместились в Матвеевскую «Победу». Пятым был их пёс, курцхаар по кличке Руслан, существо очень неспокойное и по габаритам весьма солидное.

Сейчас даже трудно представить, что Московское шоссе в те далёкие шестидесятые годы представляло собой зрелище довольно печальное. Без асфальта, разбитое после зимы, всё в рытвинах и лужах, оно закрывалось весной на просушку. Ходили по нему в это время только немногие служебные машины и обязательно по пропускам, а у нас он был.

Когда свернули на просёлок, стало ещё хуже. Несколько раз выходили из машины и толкали буксовавшую в грязи тяжёлую машину. Только на то и была она «Победой», чтобы побеждать российские дороги. К вечеру добрались до невзрачного на вид жиденького лесочка: – берёза, ольха, редкие невысокие ёлки. По опушке – ивняк, усыпанный раскрывшимися белыми почками. Захотелось спросить: – это и есть «классика»? В прошлом году меня тоже знакомили с вальдшнепиной тягой, только на Карельском перешейке, где место было несколько иное.

Но теперь я уже умел помалкивать, внимательно слушать других и сравнивать увиденное с прочитанным. Когда вышли из машины, и смолк звук двигателя, нас буквально оглушил птичий гомон. Особенно много было дроздов. Они перелетали с места на место, перекликаясь и создавая много шуму.

– Как же мы услышим в этом гаме довольно тихий голос вальдшнепа, – ещё подумал я. И оказывается, не я один об этом беспокоился.

– Ишь, расшумелись, – добродушно улыбнулся Анатолий Николаевич. – Ну, ничего, солнце зайдёт, – малость поутихнут. Он не спеша, огляделся…

– А место и, правда, классическое, становиться-то, где будем, Василий? – обратился он к нашему проводнику, – Завёз ты нас хорошо, а как в темноте выбираться будем?

– Домой захочешь, выберешься, – хохотнул тот, – А вставать будем чуть подальше, там старая «высоковольтка». Через неё и ручей, и дорожки, и всё, что положено для нормального места тяги. Думаю, ещё и пролётный мог задержаться, вон, дрозды – он махнул рукой в сторону – Пока дальше не летят, а это примета…

Весна была не из ранних. Хотя и заканчивался апрель, в ложбинках, в берёзовом густике и на окрайках полянок ещё белели участки не стаявшего снега. Рядом с ним, такие же белые, как снег, цветы ветреницы дубравной сквозь прошлогоднюю траву уверенно пробивались к солнцу. А оно уже медленно садилось на кромку леса, как бы накалываясь на острую вершинку торчащей из березняка стройной ёлочки.

Собрали ружья, взяли на поводок разгорячённого первым в сезоне выездом Руслана и пошли. Сначала Жеку, а в сотне метров и меня, поставили на широкой просеке бывшей высоковольтной линии, от которой остались кое-где лишь подгнившие деревянные опоры без проводов. У Женьки к просеке примыкала небольшая полянка, и всё это пересекала брошенная, заросшая лесная дорога.

На моём «номере» в еле заметной низинке, окаймлённой ивняком, протекал узенький и мелкий ручеёк с редкой щёткой рыжей прошлогодней осоки и тростника. Прислушиваясь, можно было различить среди других звуков его нежный весенний «разговор». Взрослые пошли куда-то дальше. Наказ был – не бегать, стоять, как часовой на посту. Понизу и без меры не стрелять. Ну, всё – теперь только слушать и ждать…

Помню, что сначала я очень волновался. Мешали и отвлекали неугомонные дрозды. Поэтому первых двух вальдшнепов я вовремя не услышал и упустил без выстрела. Потом два раза подряд промазал по встречным, напуская их слишком близко и стреляя уже над головой. Стреляли, кажется, все. С Женькиной стороны раздавались какие-то лихорадочные дуплеты, а наши наставники били в основном одиночными. А вальдшнепы всё летели, то вдалеке, то поближе. Наконец. Мне удалось свалить долгоносика, но, как назло, – в густые кусты ивняка на ручье. Вроде хорошо приметил место, кинулся искать. Истоптал, кажется, чуть ли не каждый сантиметр поверхности земли в том месте, но он исчез, как сквозь землю провалился! А ведь падал, я видел это точно, – комом, мертв'o. Пока искал, пропустил без выстрела ещё одного. Расстроенный вернулся на место и только тогда вспомнил, для чего с нами Руслан.