Весна – любовь моя

Всю западную часть небосклона закрыли плотные облака, и быстро стемнело. Ещё доносилось иногда знакомое хорканье, но разглядеть я уже ничего не мог. Послышались голоса идущих мужчин. Они что-то весело обсуждали. Я кинулся навстречу, пытаясь на ходу объяснить, но вышло бессвязное:

– Там, у меня, вальдшнеп…

– Не волнуйся, сейчас найдём, – уверенно сказал Анатолий Николаевич, – Показывай место. Спущенный с поводка Руслан нашёл битую птицу почти сразу, но в трёх метрах от того места, где я всё истоптал.

– Ну вот, и молодёжь с полем – весело промолвил Василий Иванович, и в свете фонаря я разглядел в его сетчатом ягдташе трёх птиц. У Анатолия Николаевича два красавца висели на поясе, вдетые головками в ремённые петельки. Снова пошли. Скоро в темноте замаячила долговязая фигура моего друга.

– Женя, Руслан нужен? – спросил отец.

– Никто мне не нужен, – буркнул Жека, и, не дожидаясь нас, быстро пошёл в сторону машины. Я бросился за ним.

– Что такой злой, – спросил я, догнав его у самой «Победы».

– Отстань, ничего, потом расскажу – ответил он резко, и тут подошли взрослые.

Все сделали вид, что ничего не произошло, и расспрашивать его не стали. На обратном пути снова застревали, снова втроём толкали, и от этой дружной мужской работы Жека «отошёл». Уже на шоссе, жуя бутерброды и запивая их чаем, налитым из термоса, проглотив вместе с ними обиду от неудачи, он начал свой рассказ. Постепенно из его сбивчивого повествования с всякими отступлениями, чертыханиями и жалобами на всё и про всё – стала вырисовываться немного грустная и всё же достаточно смешная «картина», которую можно было бы назвать – Зимсон и вальдшнепы. Во всяком случае, мне эта история представилась вот так…

Стихли, удаляясь, чавкающие по раскисшей почве шаги, и он остался один. Именно этого ему сейчас и хотелось – остаться одному в этом звенящем от птичьих голосов весеннем лесу. Только он и его новый «Зимсон». Стоп! А как же вальдшнепы? Те, которых он должен красиво сбивать из своего нового ружья. Ну, хорошо, пусть будет так: – он, «Зимсон» и вальдшнепы. Да, он должен сегодня доказать всем, что не зря у него в руках это чудесное ружьё. Он должен отличиться! Как приятно ощущать плечом тяжесть трёх килограммов красиво и добротно сработанного металла и дерева. Однако пора уже и зарядить. В правый ствол семёрку, в левый – пятёрку на случай дальнего выстрела. Осталось подать вперёд кнопку предохранителя. Всё! Сердце – не стучи! С этой минуты все чувства должны превратиться в слух.

Теперь пора сделать небольшое техническое отступление. Дело в том, что у большинства импортных ружей и у «Зимсона» в том числе, при открывании ружья, его спуски автоматически становятся на предохранитель. Женька об этом, конечно, знал, но… Несколько лет общения с курковой «тулкой», хорошая привычка, воспитанная отцом, – взводить курки в последнюю секунду перед выстрелом, первый выход на охоту с безкурковкой, и всё это помноженное на волнение от предстоящей многообещающей охоты, плюс огромное желание отличиться и обстрелять всех…

Солнце уже село за лес, с запада наползали тучи, и заря едва светилась. Плохо, – подумалось ему, – Стемнеет быстро, а без светлой зари стрелять будет нелегко. А дрозды всё не унимаются. Вот один летит через просеку на дистанции хорошего выстрела. Он даже повёл за ним стволами для тренировки. Эх, так бы вальдшнеп! Вдруг, подумал: – В левом стволе пятёрка, зачем? Лес низкий и птица пойдёт невысоко. А у семёрки осыпь погуще. Быстро открыл ружьё, перезарядил левый ствол и, уже закрывая, услышал за спиной знакомое хорканье. Ружьё само взлетело к плечу, – вот он! Сейчас будет первый выстрел… Но «Зимсон» молчит. Хотя он жмёт и на первый, и на второй спуск. Как бешено колотится сердце! Надо успокоиться, понять, что произошло…Его словно кольнуло – предохранитель, он забыл про него, когда перезаряжал левый ствол! А всего-то – надо было подать большим пальцем вперёд эту маленькую кнопку, не отрывая ладони от шейки приклада. Легко и удобно, не то, что у «тулки». Хотя у неё всё как-то видней и понятней.

Справа ударил одиночный выстрел. Кажется, там стоит Севка. И сразу оттуда вдоль просеки – хор, хор, хор, цвик… Спокойно, Евгений, спокойно! Стволы тянуться вслед за птицей, немного опередить… Но этим руководит уже не сознание. Это включился, приобретённый пусть небольшим, но всё же опытом, – охотничий автоматизм. Это он выбирает нужную величину упреждения, но и по старинке командует: – курки! Большой палец лихорадочно шарит по колодке, но ему попадается только кнопка. Ну, и пусть, хотя бы её, но только на себя, как взводятся курки… А ружьё не стреляет! Тогда кнопку вперёд! Но вальдшнеп уже далеко, и вдогонку гремят два бесполезных выстрела. Почему так противно дрожат руки!? И как хочется шваркнуть этим красивым ружьём о ближайшую берёзу!

А выстрелы опять – и справа рядом, и чуть подальше… Как много тут вальдшнепа! Действительно, тяга классическая, и птица, должно быть, держится ещё пролётная – прав Василий Иванович! Всё, надо успокоиться, взять себя в руки. Вернее, взять под жёсткий контроль эту маленькую, но такую важную и коварную кнопку…

И всё-таки это повторилось так или примерно так ещё раз, после чего уже не было ни желания стрелять, ни слушать весну, ни глядеть на ружьё. Как, почему – объяснить он не мог. Да и надо ли?

Если бы не было на охоте таких и различных других удивительных случаев и приключений, о чём бы вспоминали мы, собравшись за праздничным столом, чтобы отведать добытой другом дичинки. А что стали бы рассказывать, сидя у костра, после удачной зорьки или тяги?

Воздушный гимнаст

Потеря сбитых на тяге вальдшнепов, когда нет собаки, для охотников, отдающих предпочтение именно этому виду весенней охоты, явление столь знакомое и обычное, что многие относятся к этому совершенно спокойно, считая неизбежным злом. Во-первых, каждый падающий после выстрела кулик может оказаться подранком, что сразу сводит почти на нет результат его поисков. Я однажды видел, как шустро бегает этот обитатель ольховых зарослей и заболоченных низин по самому, казалось бы, непроходимому бурелому. А во-вторых, даже чисто битого красавца, упавшего всего за тридцать метров от вас, всё равно найти нелегко, поскольку в сумеречном лесу вы сразу теряете верно выбранное направление и чувство расстояния так, что поиски происходят иногда совсем не в том месте.

Но самое главное – драгоценные минуты, которые вы на эти поиски затрачиваете, в то время, как над поляной, на которой вы только что стояли, раздаётся заветное: хорр, хорр… И сразу хочется бежать туда, бросив поиски. Пытаешься утешить себя подленькой мыслью, что можно найти потом, после тяги, ведь есть же с собой сильный фонарь! А, в крайнем случае, можно придти по свету и завтра утром… Хотя по предварительному плану с утра нужно быть уже в другом месте и на другой охоте.

А то ещё в конце тяги сверкнёт над тобой, загрохочет, и польётся на лицо и плечи озорной проливной весенний дождик. Заставит рвануться скорей сквозь встречные струи к машине или к стоящей в укромном уголке палатке, или к деревенскому дому, где за накрытым столом кто-то тебя ждёт с ужином, стопкой, горячим самоваром… Так и остаются иногда в лесу ненайденные, зря загубленные вальдшнепы, которых подбирают потом горностаи, хори или лисицы.

Я всегда очень переживаю из-за любых потерянных птиц, стараюсь избегать дальних выстрелов, когда есть реальный вариант «уронить» её туда, откуда потом достать будет сложно. Это у меня ещё с юности, когда унесли от меня быстрые весенние воды сбитых над ней двух красавцев чирков…

И с вальдшнепами у меня проблемы были. Иногда кажется, что и лес не такой густой, ну, подумаешь, – тут ивняка в жёлтых барашках немного, там, у ручья, тресты чуть-чуть, но падает-то он, как назло, именно туда! А искать нет времени, и скоро бежать на последний, уходящий в город поезд. И ночевать не останешься, чтобы утром найти, – завтра рано на работу. Даже зарок себе давал – стрелять только над чистым. Но уже в следующий раз в азарте всё забывается, а птицы летят всё не там, где хочется, тут и плюнешь на все зароки, уложишь его, миленького в кусты и снова ищешь с проклятиями.