Весна – любовь моя

Сказать, что всё увиденное воодушевило нас на охотничьи подвиги, я бы не рискнул. Но главное, чем мы были неприятно поражены, что на этих, прекрасный на вид, залитых водой просторах, даже там, где поблизости не было ни людей, ни автомобилей, ни на сам'oй воде, ни в воздухе над ней мы не заметили ни одного живого существа. Вода с её затопленными кустами и тростником была просто иллюзией охотничьих угодий. Но почему? А этого ни мы, ни никто другой объяснить не могли. И мы повернули назад.

Точно с таким же результатом обследовали ещё две дороги, но тут воды было меньше, и кое-где попадались участки нормального леса, где по нашим представления мог тянуть вальдшнеп. Ах, если бы не стоящие вдоль дорог автомобили!..

И тогда мы нашли ту, разбитую, грязную, засыпанную строительным мусором дорогу, куда пробрался, опередив нас, всего один автомобиль. Но даже с тем, единственным, нам не хотелось быть рядом. Всё это, как кадры кинохроники, быстро прокрутила память, вернув на берег карьера, над которым завис наш «Патруль».

А двое мужиков у костра, тем не менее, приветственно помахали нам руками. Мой взгляд скользнул от костра к автомобилю. На его плоском широком капоте уже накрыт был импровизированный стол, на котором нашлось место каким-то свёрточкам и баночкам, стояли три гранёных «Мухинских» стакана, и над всем этим возвышалась уже початая литровая бутылка хорошей дорогой водки. Так вот, подумал я, почему в голосе первого приветствовавшего нас мужчины мне послышались знакомые интонации – и чуть-чуть осуждающие, и в то же время ласково покровительственные, как у человека уже «принявшего» в компании по одной, но нисколько не сомневающегося, что будет ещё и вторая и третья, а главное, – что с этим делом можно не торопиться…

И тут, не выдержав, Юра, спросил категорически:

– А каких это двухсот вы имели в виду, сказав, что мы двое из них?

– Ну, это не трудно было вам и самим догадаться, – весело промолвил первый, – Вы сюда откуда приехали?

– Да мы, считай, тут уже все дороги исколесили, – подключился я к разговору, – Второй час ползаем, всё ищем, где народу поменьше.

– Вот, вы сами на вопрос и ответили, – развеселился он, и я подумал, что они успели «принять» всё-таки по две. – Значит, сами видели, сколько народу везде понатыкано. Это всё местный охотовед расстарался, как говорится, – во благо своего родного охотобщества.

– Не томи мужиков рассказами, а сперва им налей! – донёсся возглас от костра, а когда мы с Юрой отказались, тот же голос добавил:

– Ну и зря! Водка у нас хорошая, не «палёная» и закусь соответствует, может, передумаете?

– Нет, ребята, спасибо, мы как-то ещё морально не готовы к этому – промолвил Юра. Тут уже ничего не удерживало первого, и он начал свой рассказ:

– Вы, наверное, как и мы, у местного охотоведа путёвки брали? – Юра кивнул. – Так нам один местный по секрету, – он поднял вверх указательный палец, – По строжайшему секрету поведал, что местный охотовед только гостевых путёвок выписал около двухсот штук. Ещё свои, местные, оформили себе по дешёвке сезонные, а их там уж не знаю сколько, но сотня-то, наверное, наберётся. Хотя они, я думаю, по своим «заначистым» местам расползлись, им в этой куче делать нечего. Ну, а нас – он хохотнул и обвёл рукой круг, – Значит, как раз две сотни с вами, так что ни пуха вам, ни пера!

И мы уехали. Опять на ту дорогу, где было много воды, но залезли в самый конец, пока не уткнулись в тупик, где справа виднелось большое поле без воды, а за ним вполне приличный лесок, к которому мы и захотели проехать, – ведь джип всё-таки!

Но раскисшее поле оказалось даже «Патрулю» не по зубам, и вскоре мы сели на брюхо, не заметив узкую ручьевину, в которую автомобиль провалился задним мостом. «Нисан» – это вам не «Запорожец», весит около двух тонн, так что пришлось нам изрядно потрудиться. Домкрат в жижу не поставишь, и в ход пошла толстая вага из срубленной на краю леса осины.

Первый вальдшнеп появился, когда ещё было достаточно светло, а я, навалившись всем весом своего тела на конец ваги, поднимал машину рычагом, в то время как Юра подсовывал под колесо всякий подвернувшийся под руку хлам. Появление вальдшнепа нас не воодушевило. Мы к тому времени были так злы и увлечены работой по самоспасению, что от неё нас не отвлекла бы даже вальдшнепиная стая.

Наконец, зацепившись задними колёсами за что-то твёрдое, и гребя всеми четырьмя, наш уляпанный грязью автомобиль выполз снова на дорогу. Бросив его и вооружившись, мы разошлись в разные стороны. Юра пошёл к лесу, а меня потянуло назад, к воде, от которой мы не так далеко отъехали.

А между тем вокруг нас открылась и стала нарастать стрельба. В быстром темпе я проскочил метров триста. Слева уже показались первые тростники и затопленные кусты. Но дальше, справа, на краю дороги маячили два автомобильных силуэта, и идти дальше мне расхотелось. Полез в воду, осторожно ощупывая каждый шаг. Вспомнил, что не взял ни манка, ни чучела, – чертыхнулся. Но тут же успокоился, сообразив, что в этой ситуации они всё равно не сыграли бы своей роли.

Где-то совсем близко прогремел дуплет, и с той стороны на скорости, низко, сливаясь с тенью тростника, пронёсся одиночный чирок. Подумалось – тут надо держать ухо востро, иначе самого подстрелят, как чирка, и даже не заметят. С дальнего края плёса донеслась беспорядочная стрельба и через пару секунд, набирая высоту и скорость, оттуда показался табунок гоголей с характерным свистом своих крыльев. До них по высоте уже было метров семьдесят, но охотников, засевших в тростнике, это не остановило. По разному характеру и количеству выстрелов я определил, что стрелков там находилось не менее пяти. Но утки благополучно миновали этот заградительный огонь. Зато на меня, как редкие крупные капли в начале дождя, посыпалась сверху, булькая об воду, дробь отнюдь не седьмого номера.

А стрельба нарастала. Можно было представить, что здесь снимают фильм о снятии блокады Ленинграда, и в свою работу включился звукорежиссёр. Стреляли, похоже, по всему: – по токующим в небе бекасам, пролетавшим чибисам и дроздам, ну, и по вальдшнепам в том числе, потому как ближайший лесок тоже не «молчал».

Я стоял в жиденьких затопленных кустах по колено в воде, не зная, что предпринять, и в голову лезли грустные мысли. Добрый к приезжим охотникам дядя-охотовед, выписав на два выходных дня около двухсот путёвок, где в каждой разрешено отстрелять по два вальдшнепа в день, теоретически, ну пусть даже символически – одним росчерком пера приговорил к расстрелу восемьсот вальдшнепиных душ. Он прекрасно знал, что такого количества птицы в угодьях нет, никогда не было и, надо полагать, при современном ведении охотничьего хозяйства – никогда не будет, – слишком мал размер угодий и не подходящ ландшафт. То есть, он преднамеренно обманул охотников, продавая им вместо реальных вальдшнепов сомнительную лотерею, где процент выигрыша был неизвестен даже ему.

Конец ознакомительного фрагмента.