Весной, в субботу

– Здравствуйте, Анна Егоровна!

– Будьте здоровы, Виктор Геннадьевич. Что ж вы в субботу-то? Или дома не сидится?

– Да что дома! Станок вот хочу добить.

– Правильно, добейте его окончательно, чтоб в утиль сдали.

– Я в противоположном смысле, Анна Егоровна. Чтобы работал, как часы на вашей руке.

Он прошёл к зловредному станку, открыл дверцы шкафа управления, расстелил на столике схему. А ей стало веселее. Посторонний человек и занят своим делом, а всё-таки не одна. Помня, что он рядом, иногда оглядывалась: колдует человек! Может, поэтому она и вышла в субботу: чтобы увидеть его. Потянуло дымком и сладким запахом канифоли. Ещё раз оглянулась, и он оторвался от дела, повернул к ней голову. Их взгляды встретились; она вдруг взяла и подмигнула. И смутилась так, что слёзы выступили. "Совсем дурочка!"- укорила себя, глаза спрятала.

– Вижу, у вас хорошее настроение, Анна Егоровна. Поглядел на вас, и веселее стало.
– Интеллигент, однако. Разрядил обстановку.

Он появился в цеху в четверг. И в первый же день познакомился с ней, часто подходил, что-нибудь выясняя. Поначалу Шумилова удивлялась: этот - да чтобы станок сделал? Он же ничегошеньки не соображает! Виктор Геннадьевич расспрашивал, как самый последний профан, уступая в знаниях дяде Паше с дядей Мишей.

– Анна Егоровна, а этот тумблер для чего?

– Магнитную плиту включать.

– А это что за регулировка? Уж будьте любезны, подскажите.

Правда, отвечать ему приятно, обращается уважительно. Она улыбчиво поглядывала на него. Экий смешной мужик! На вид лет сорок с хвостиком, но можно держать пари: не жил ещё семейной жизнью, до сих пор холостяк. Таким-то, мягким и услужливым, не сладко живётся с нынешними бабами и, если женатый, то давно либо озлобился, либо головушку повесил. В любом случае - не до вежливости! Ан нет: сияет! И в ней угадал холостячку, не иначе. Может, даже расспрашивал - подруги язык за зубами держать не станут.

На второй день ещё пуще прилип:

– Можно, понаблюдаю, как вы работаете. Мне сам процесс важно знать.

Как же, процесс; видно, приглянулась. "Анюта, - воззвала она к себе, - похоже, этот очкарик на тебя глаз положил. Не теряй шанса!"

И так охмурил, так втёрся в доверие, что позволила даже копаться в действующем ШП. А он залез во внутренности и долго что-то замерял прибором, записывая на бумаге. Она бездельничала себе в убыток и терпеливо ждала. Зато опять благодарность:

– Премного обязан, Анна Егоровна, что надо, выяснил.

Поулыбались друг другу, она встала за станок, в темпе загрузила - нужно навёрстывать упущенное. Сердце ёкнуло: стрелка прибора, регистрирующего скорость подачи, не колыхнулась.

– Эй, Виктор Геннадьевич! Что вы натворили?

Он подбежал смущённый и опять начал развинчивать. Она следила за ним и думала: "Тот станок не починит и мой угробит". К счастью, скоренько отыскал неподключенный проводок.

– Ой, извините! Я на место забыл посадить, - облегчённо вздохнул.

"К тому же рассеянный. Ну, инженеры у нас!"

И вот этот заполошный Виктор Геннадьевич, похоже, скоро запустит неподатливый, в печёнках сидящий станок.

Анна взглянула на часы. Почти одиннадцать. Её орлы наверняка уже встали. Младший-непоседа, скорее всего, убежал, а Дима сел за учебники. Сегодня у него лекций нет. Но ему обязательно помешает папаша. Повадился ходить. "Имею право!" Действительно имеет, и сын его не гонит.

В цехе появилась Антонина Лосева, мастер. Мимоходом поздоровалась и не выказав ни удивления, ни радости по поводу того, что Шумилова здесь, прошла дальше. Как будто так и должно быть! Ну, негодный почтальон, студентишка с его латинским! Правда, переговорив с Виктором Геннадьевичем, Лосева, вернулась и даже помогла загрузить детали. Антонина Фёдоровна - женщина крупная, яркая. Раньше работала в управлении, но потом, после сокращения управленцев, напросилась в цех и довольно быстро освоилась. Недавно отметила полтинник. Это она придумала моду величать всех по имени-отчеству, и Виктор Геннадьевич, чудик из отдела главного энергетика, лишь от неё мог услышать эти, считай, паспортные данные.

Притомившись, Лосева присела на металлический стульчик-треногу, покрытый куском войлока.

– Работайте, Анна Егоровна, я вам только мешаю.

– Я вообще-то до обеда намерена... И не уговаривайте на большее. Не подпишусь!

– Конечно, конечно. Уговаривать не стану.
– Она устроилась поудобнее.
– Мне самой-то сидеть здесь никакого резона. Труба зовёт!

Шумилова слегка удивилась. Знала, что в настоящее время Лосева жила одна: дети взрослые и отделились. Старший вообще высоко поднялся: в горсовете заседает, а младший далеко - в МГУ учится. Загулявшего на стороне мужа она давно спровадила и с ним не якшается. Казалось бы, никаких забот...

"Ах, да!
– припомнила Шумилова.
– Комитет Общественного Спасения!"

Так, в шутку, жильцы четырёх домов, когда-то построенных заводом и образующих общий двор, называли странную комиссию, созданную по инициативе Антонины Фёдоровны.

– Да-да, - подтвердила она.
– Именно так! Труба зовёт. Я убеждена, что нельзя всё пускать на самотёк. Нельзя проходить мимо тех безобразий, каковыми обрастает наша жизнь. Государству и профсоюзам - до этого дела нет. Милиции-полиции подавай криминал. А кто будет мирить соседей, следить за порядком во дворе, оказывать помощь малоимущим, определять на место жительство бомжей, давать рекомендации в ЛТП... сотни-сотни нерешённых проблем! Надо быть хозяевами жизни не на словах, дорогая Анна Егоровна, а на деле! А так, пассивно сидеть будем, я не знаю, чем всё кончится.

"Надо же, выискалась активистка", - подумала Шумилова, молча слушая её и боковым зрением замечая, что Виктор Геннадьевич стоит, выпрямившись в позе победителя, и протирает ветошью руки. Глянула на банку с деталями - замеса на два осталось - и заторопилась, перестав слушать мастерицу. Хотя бы выйти вместе с ним, до остановки пройтись! Сам он вряд ли насмелится...

Вспомнила, что на работу пришла в новом недавно справленном пальто из хорошего материала, воротник светло-серый, почти белый, пушистый и мягкий, молодит её. Кстати надела. Виктор Геннадьевич ещё не видел её в чистом, все дни перед ним в рабочем халате. Хотя и халат ничего: перешитый ей, приталенный, плотно облегающий грудь.

– Антонина Фёдоровна, подойдите!
– инженер стал показывать восстановленный станок мастерице.

Шумилова закончила работу и сразу же пошла умываться. Но вот досада: холодной воды почему-то нету, а горячая - как кипяток. Она прикрыла кран, чтобы капало по капле, но и капли были горячими, обжигающими. Вечно у ней так: какая-нибудь мелочь испортит. Провозилась с мытьём долго, поспешила переодеться и выбежала из корпуса. Где Виктор Геннадьевич? Уже ушёл?

Нет! Стоит у проходной, будто ждёт кого. Её, что ли?.. Вот молодец!

– Жду вас, Анна Егоровна, - подтвердил с улыбкой.
– А то мы не попрощавшись. Нехорошо как-то.

Они вместе пошли по улице, продавливая тёмный, подтаявший снег.

– Фу, как жарко!
– сказал он.
– Весной пахнет.

– Ага, весной, - согласилась она, чувствуя, что ей тоже жарко в новом пальто.

– Вот поэтому у вас и настроение хорошее.

– Да ну! Весна на меня уже не действует, - опровергла, но - тоже с улыбкой.
– Станок-то добили?

– Добил.