Весной, в субботу

Дверь открыла миниатюрная девчонка, стриженная под мальчика, с остывающей улыбкой на лице.

– Дома сидишь?
– сразу пошла в атаку Антонина Федоровна.
– Вот и хорошо, вовремя мы к тебе попали.

Шумилова впервые услышала, чтоб её интеллигентная начальница перешла на бесцеремонное "ты".

– Не вовремя!
– сердито возразила девчонка.
– У меня гости.

– Ну и неплохо. Заодно и на твоих гостей посмотрим.
– Лосева, тесня Климову, продвигалась вперёд по узкому коридору, а следом за ней шли её помощники.

"Вот Антонина, отважная. А вдруг - в гостях чемпион борьбы без правил?" - успела подумать Шумилова. Женщины одновременно заглянули в комнату. Лосева очень удивилась, а Шумилова побледнела и схватилась рукой за стену.

В комнате сидел Димка.

– Не пущу!
– Климова захлопнула стеклянную дверь и стояла перед ними вся напрягшаяся, взъерошенная, как маленький зверёк, на гнездо которого напали крупные звери.

Лосева озадаченно взглянула, но не на девчонку, а на свою помощницу. Шумилова приложила руку к груди.

– Антонина Фёдоровна, прошу вас... Оставьте нас одних.

– Но, Анна Егоровна...

– Прошу!
– настойчиво, с исказившимся лицом повторила Шумилова.

Лосева, поколебавшись, приняла решение:

– Выйдемте, Владимир Федотыч.

– А что случилось?
– ветеран засеменил следом.

Шумилова повернулась к Климовой.

– Да не гляди ты на меня так, деточка... не съем.

– А что вы всё лезете?
– почти шёпотом, однако яростно, прошипела та.
– Какое вам дело до моих гостей?

– Да есть... не чужой.

Комнатную дверь подёргали с внутренней стороны, потом с силой потянули на себя. Выглянул встревоженный Дима.

– Мама, ты?

– Как видишь, сынок. Обманул меня? Сказал, что идёшь на занятия, а сам, значит, сюда?

– Не говорил, что на занятия, - краснея, но твёрдо возразил Дима.
– Только сказал, что спешу. Вот познакомься...

– Да наслышана уже, рассказывали...

– Что рассказывали?
– он недоумённо смотрел то на мать, то на девушку. Та сжалась вся, примолкла, потеряла боевой вид.

– Да всякое... хвалили, - медленно, как будто жилы из себя вытягивала, проговорила Шумилова.

Климова вспыхнула, исподлобья глянула на неё.

– Мам, я всё-таки не пойму: ты-то как сюда попала?

– Специально пришла. Новость есть, - уже бойчее сказала.
– Папаня твой сегодня к нам переезжает. Уговорил-таки меня. И ты ж ведь не против. Вот и пришла сообщить. Жду тебя, Дима. Ты от матери-то не хоронись, всё одно про всё узнаю, раньше или позже.
– Повернулась к Климовой.
– Вместе и приходите... приглашаю. А теперь пойду. До свидания.

Она медленно спускалась по лестнице. У подъезда её ждали Лосева и Бойченко. Антонина Фёдоровна вся в настороженном, напряжённом внимании.

– Наконец-то и вы, Анна Егоровна! Конечно, это ваше личное дело, и Владимир Федотыч согласился со мной. Но личное здесь перемешано с общественным, и всё-таки мы хотели бы знать... Что вы сказали, оставшись одна?

– Да мне скрывать нечего.
– Шумилова грустно улыбнулась.
– Пригласила на ужин.

– Кого?
– Лосева по-бабьи всплеснула руками.

– Я не ослышалась? Эту распущенную девицу?

– С пониженной социальной ответственностью, - солидарно прибавил Владимир Федотыч.

– Мне искренне жаль вас, Анна Егоровна, - продолжала Антонина Фёдоровна.
– И вашего Диму жаль. За детей надо воевать! О, если б вы знали, как я за своего младшего сражалась.

– А чего воевать? Понравилась мне девчонка-то. Как Димку от нас обороняла.
– Шумилова коротко рассмеялась.
– Чего уж там распущенная? Не успела ещё распуститься. Ей всего-то лет. Да она ещё станет верной женой и заботливой матерью своих детей.

– Но может и другое быть.
– критически сказала Лосева.
– По крайней мере, я не пожелала бы, чтобы в процесс её перевоспитания были замешены мои дети.

– Ну, значит, такая моя судьба, - шумно вздохнула Шумилова.
– И вообще, зря вы со мной связались. Испортила я вам обедню. Простите уж!

– Нет, нет! Пожалуй, вы внесли свежую струю в наше дело.

– Да-да, свежую струю, - поддакнул Владимир Федотыч.

– И просим участвовать ещё.
– Антонина Фёдоровна поощрительно улыбнулась.

Вон к чему вела! Шумилова протестующе замотала головой. Но Лосева и слушать не захотела её возражений.

Попрощавшись с членами Комитета Общественного Спасения, Анна медленно, скользя по рыхлому, подтаявшему снегу, зашагала к дому. Вот ведь прилипли! И без того забот хватает. Ну да ладно, найдёт она время, это только так говорится, что его не хватает, а выкроить-то всегда можно. Но главное: кто она такая других судить-рядить?

На лестничной площадке меж этажами, переминаясь с ноги на ногу, стоял Шумилов, а рядом с ним на бетонном полу - потёртый матерчатый чемодан.

– Гляди-ка, уже здесь? Ну, шустрый!

– А что тянуть?
– Он глянул на неё с опасением.
– Договорились же. Вот и прибыл.

– Немного же ты нажил за эти годы.
– Она посмотрела на чемодан.

– Кой-какие вещи в общежитии остались, а ещё, вот, видишь?
– он распахнул пальто.

Под пальто у него было два или три пиджака, надетые один на другой.

– То-то я вижу, ты прямо на глазах распух.

– Есть маленько, - облегчённо заулыбался он.

– А в чемодане-то что? Коли весь гардероб на себя напялил?

– У меня там телячья вырезка. Свежая. Между прочим, могу и жаркое приготовить.

– Ну, хоть этому за десять лет научился, - усмехнулась она.
– Входи уж, блудный муж.

Вечером пришёл Дмитрий со своей подружкой. Сели в зале, за стол накрытый цветастой скатертью. Шумилов был возбуждён, хлопотлив, неумеренно весел и постоянно балаболил, считая долгом развлекать компанию. Жаркое, которое он приготовил, удалось на славу. Анна же чувствовала себя слегка виноватой: импровизированный ужин получился не так хорош, как в лучших домах европейских столиц; не хватало фруктов и шампанского к праздничному, по её задумке, столу. Никто её, правда, не попрекал, а Шумилов, сориентировавшись, предложил: