Ветчина бедняков

— Почему? — вырвалось помимо ее воли. Охранник косо посмотрел на нее (еще злее, чем в первый раз) и смачно плюнул прямо на пол.

— Здесь живут работницы, женщины. Мужской персонал живет в другой корпусе. Туалет и душевая в конце коридора. Желая удачи, дура!

И, круто развернувшись, ушел. Делать нечего: глубоко вдохнув, она переступила порог. Но зрелище оказалось не таким страшным, как она ждала. Это была небольшая комната метров 14, с единственным окном, закрытым задернутой коричневой шторой. Стены комнаты были выкрашены краской в темно — зеленый цвет. Она щелкнула выключателем на стене — ярко вспыхнул белый плафон под потолком. Обстановка была убогой, нов полнее приемлемой. Железная кровать с сеткой (старая кровать, из прошлого, как в настоящие советские времена), застеленная грубым, но чистым бельем. Шкаф рядом. Напротив кровати — стол и единственный стул. На стене прибито зеркало. Над кроватью, на стене — белый плафон лампы. И все. Окно выходило на часть двухэтажного дома и бетонной дрожки. Пол простой, деревянный, чистый. Возле кровати — протертый ковровый коврик. На дверь в виде вешалки вбит большой гвоздь. Она положила сумку на пол и села на кровать. Пружины жалобно заскрипели. Что ж, она ждала худшего. Здесь по крайней мере чисто, все необходимое есть. Конечно, не пятизвездочный отель, но и она здесь не в роли кинозвезды. Для прислуги — вполне нормально. Туалет и душ были в самом конце коридора. Раздельно. Стены выкрашены темно — синей краской. Окно душевой заляпано черной краской и наглухо забито. Отвернула кран: горячая и холодная вода. Только немного воняет ржавчиной, но вполне терпимо. В душевой на полу — грязноватый, рванный резиновый коврик. Содрогнувшись, представила, что придется встать на него голыми ногами… Нет. ни за что! Придется пожертвовать тапочками. На обратном пути дернула двери двух соседних комнат (рядом и напротив). Заперто. Потом с чистой совестью вернулась к себе. У нее в запасе еще оставалось время, и она достала мобильный, намереваясь позвонить Костику… Но телефон не работал. Не было связи, мертвая тишина. Она поняла, что в этом месте находится сигнал, который глушит мобильники, и содрогнулась. Мрачное, темное место! Какой же отсюда выход? Думать о чем-то подобном не хотелось. Она поступила так, и теперь должна думать по — настоящему. Думать так, чтобы все двери оказались открытыми, а ловушки — пройденными, иначе…. Она выключила свет и с комнате сразу стало темно. Темно — в разгар белого дня! Темно было и в ее мыслях.

Толстый слой прогорклого свиного сала глубоко въелся в металлическую поверхность котла. Запах был такой, что она с трудом заставила себя подойти ближе. Но, когда подошла, поняла, что запах вполне объясним: прогорклого сала было так много, что оно начало гнить. Прямо на стенке котла покрываться зелеными пятнами гнили. Это было ужасно. Она растерянно уставилась на котел, не понимая, что происходит, и в каком кошмаре она оказалась.

— Да не смотри ты, дура! — огрызнулась напарница, бросив на нее злобный взгляд, — стукнет кто-то суке, что ты чурбаном стоишь, сука деньги вычтет! Даже за минуту простоя! Если кто-то донесет суке, что ты хоть минуту стояла без дела, вычтет 10 долларов. Иногда в месяц она вычитает до 150 долларов, представляешь? Ей чужие деньги на глотку давят! Можно подумать, у нее своих мало! Как будто ада нам не хватает…. И без штрафов — пекло. Так что тряпку в руке — и вперед! Здесь везде Эмкины шпионы.

— Ротвейлеры, что ли?

— Ротвейлеры! Больно умная! А камеры наблюдения не хочешь?

Это было неожиданностью. И неожиданностью мало приятной.

— Где мне взять перчатки?

Бросив тряпку, ее напарница громко расхохоталась.

— Перчатки?! Да ты чего, совсем охренела?! Кем ты работала?! Здесь никто не носит перчаток — тряпка и порошок, достаточно. Ручками своими нежными будешь выгребать это дерьмо! Не знала, куда шла, что ли?

Котел был огромный, овальной формы, и по размеру такой, что доходил ей до пояса, а в ширину… Он стоял на двух деревянных бревнах (самодельных подставках) и выглядел намного грязнее всего остального, находившегося в помещении. На земле валялась тряпка, засаленная до невозможности, и жестянка с дешевым порошком с сильным запахом хлорки (она никогда не покупала такой порошок: плохо пах, ничего не чистил и на кухне был полностью бесполезен). В стене, над ржавой мойкой, торчал водопроводный кран. И рядом — ведро. Делать нечего. Вздохнув, она принялась таскать ведром воду и заливать в котел. Конечно, все начиналось тоже безрассудно, но не так плохо.

Когда истек положенный час (в первый день) она стояла прямехонько напротив входа в двухэтажный дом. Дверь была приоткрыта, но она не решалась войти внутрь. Ждать ей пришлось недолго: вскоре на пороге появилась все такая же блестящая Эмма Викторовна. Следом за ней, в грязном рабочем халате синего цвета, шла полная женщина с широким крестьянским лицом (без следа косметики) и загрубевшими руками работницы. Ее плоское лицо абсолютно ничего не выражало, только мгновением скользнула взглядом по новой фигуре — абсолютно равнодушным взглядом. Женщины спустились с крыльца.

— Галина, позаботься об этой… — даже не взглянув в ее сторону, не повернув головы, сказала Эмма Викторовна, — котлы, скатерти… И пусть помоет полы хотя бы вечером! Даже если задержится до ночи.

— Как скажете, Эмма Викторовна, — так же равнодушно произнесла женщина.

— Пусть тебе подчиняется! — и Эмма Викторовна удалилась по бетонной дорожке, по направлению к трехэтажному дому, громко стуча каблуками. Женщина подошла к ней:

— Идем, дуреха! Я должна все тебе показать. Ну ты и попала, подруга, — ее широкое лицо осветилось улыбкой, и внезапно эта женщина приобрела черты человека.

— Меня зовут Галина. Тебя как?

— Света. А куда мы…

— иди молча, лишних вопросов не задавай.

Они обогнули барак для жилья прислуги (который уже был ей знаком), завернули куда-то в сторону и вскоре пошли прямо по голой земле, приближаясь к той темной полосе, которую она заметила вначале (и приняла за непогоду).

— Детей, что ли, много? Одна, без мужа растишь? — не оборачиваясь, сказала Галина.

— Детей? — она растерялась, потом спохватилась, — нет у меня никаких детей!

— Тогда какого в это….полезла?!

грубое слово не резануло ее слух. Напротив, оно было очень даже к месту.

— Решила заработать.

— Заработать! — презрительно фыркнула женщина, — в Южногорске безработица! Люди нигде не могут найти работу, уезжать заграницу вынуждены. На обувной фабрике люди получают 3–4 доллара в месяц. Городок небольшой, работы совсем нет. А сюда никто не хочет идти! Не догадываешься, почему? Никто во всем Южногорске! За 300 баксов в месяц!

Замолчав, женщина ускорила шаг.

— Тогда чего ты тут?

— Чего? Я тут технической прислугой заведую, рабочим скотом, значит. И чтоб не сбежала. Мне платят две ставки — 600 в месяц. И без всяких вычетов. А у меня двое детей и пятеро внуков. Кто их прокормит, если не я? Да и не все ли равно, где вкалывать? Тут хоть за это платят.

— Мне тоже нужны деньги и…

— ни хрена ни получишь! Эмка — сука жадная. Будет штрафовать ни за что. Не выдержишь.

— Она что, тут хозяйка?

— Именно! Ты в точку попала! Ей тут почти все принадлежит. И живет в хозяйском доме — в трехэтажном, хотя всем врет, что это не так. Ты к этому дому даже близко не подходи! Хозяин свою прислугу привозит из города. Я с ними даже не встречаюсь. Работницы его завода, каждый раз другие. По выходным бесплатно вкалывают.

— У этой… Эммы Викторовны вид совсем не как у домработницы.

— Правильно. Она ведь хозяйка. Ты с ней язык не распускай. Со мной общайся.

Вскоре она увидела несколько строений. Вернее, два, стоящих вплотную друг к другу. За ними было третье — белый, кирпичный, одноэтажный дом, довольно чистый по виду. Только возле этого дома была бетонированная дорожка. И даже какой-то чахлый зеленый кустик.

— Все, пришли, — сказала Галина, — эти два деревянных барака — здесь мы и будем работать. Это технические помещения. Кирпичный дом — кухня со столовой для прислуги в доме и на полях. Будешь мыть кухонную утварь. Сегодня — так уж точно.

— А что это за темная полоса совсем рядом? Собирается гроза?

— Гроза? Ты что, совсем идиотка? Ии слепая? Забор это! Черный металлический забор! Совсем как на входе! За ним начинаются поля. На полях работают сезонные рабочие. Тут целая плантация. Выращитвают всякое. Живут они в другом месте, за забором. Отсюда в котлах им с кухни приносят обед. Повар сам отвозит, на машине. Никто даже присутствовать при этом не должен. Рабочие приходят со стороны реки, через другой вход. Поэтому мы с ними не встречаемся. А часть живет постоянно, в бараках, но только по ту сторону забора.

— А урожай?

— Урожай они обрабатывают там же. На той стороне склады построены, даже какая-то фабрика вроде есть. Черт их знает, что они там производят. Никогда не видела.

— А ты видела кого-то, кто там на полях работает?

— Нет, не видела. И ты не увидишь. К забору не вздумай даже близко подходить. Он под электрическим током. Провода даже по земле протянуты, на метр. Дотронешься — погибнешь. Я всех об это предупреждаю. Обязана предупредить! Если случится что — будет на моей совести. А по ночам они в этом районе спускают собак. Ротвейллеров. Только тогда спускают, конечно, когда в кухне и пристройке никого уже не остается.