Ветер Безлюдья

Когда до нового года оставалось три дня, я уже предвкушала скорую свободу от заказов и отдых, наконец-то определилась со всеми подарками родным и все заказала.

Раньше я не могла позволить себе тратить деньги, которые были отложены на пенсию. Я работала, пополняла этот фонд, считала весь свой доход, стараясь оптимально распределить его по расходам, а теперь, когда он уже вскрыт, я без всяких переживаний, стала «запускать руку» в этот счет и свободно тратить остаток.

* * *

— Я пришла!

Полный рюкзак с продуктами на тумбу, на пол коробку со всей атрибутикой, куртку и шарф на вешалку, кеды скинула и заглянула в зал.

Тетя сидела в кресле перед телевизором, но смотрела в окно — там в свете подъездного фонаря был виден падающий снег. До нового года всего ничего, а наш мегаполис мог лишь мечтать о сугробах — все таяло от тепла, превращаясь в дождь.

— А я сегодня с сюрпризом, — внесла коробку, — здесь небольшая елка и игрушки к ней. И еще одна гирлянда не помешает. Все будет попраздничней, чем в прошлом году.

Старуха промолчала, даже не поздоровавшись, только сопровождала мои действия взглядом. А я, помыв руки, разложила все, что нужно, на кухне, поставила готовиться овощной суп и с удовольствием стала украшать залу.

Искусственная елка была маленькой, полуметровой. А вот гирлянды — большой моток — хватило и на шкаф, и на часть стены, окно и батареи. Пульт от нее опробовала в нескольких режимах и после протянула тете:

— Если не понравится, не включай. Елку не хочешь со мной украсить?

— Нет.

— Я сегодня еще лекарств принесла — на весь январь, разложила в холодильнике и в шкатулке на столе, все на привычных местах. Наверное, числа до второго я не появлюсь, поэтому в холодильнике много готовой еды. Распакуй и разогрей.

Тетя кивнула. Ее лицо сегодня показалось мне особенно печальным.

Елку я решила поставить на единственно возможное место в зале — на тумбу возле окна — та была чуть утоплена между шкафом и стеной. На ней стояли коробки из под кухонной техники, которые еще не перекочевали в комнату-склад. Когда я выбирала — куда бы так сложить барахло из зала, увидела на одной из полок старый запыленный телефон. Я раньше не обращала на него внимания, но сейчас вызубренный на зубок шестизначный номер Виктора вот как-то совпал с этим раритетом. Возникла мысль, что дозвониться по кнопочному еще, стационарному аппарату вполне реально. Я даже сняла его с полки, протерла ближайшей тряпкой и подняла трубку. Гудков, естественно, не было, но это не помешало мне надавить на шесть кнопок и реально надеяться, что сейчас где-то там, в ином пространстве, ответят на звонок.

Секунд через двадцать почувствовала себя глупо и ушла обратно в зал.

Через час я переделала все дела, приготовила к супу яичный блин, сервировала ужин на подносе с плошкой крем-сыра и рубленной зеленью, и села вместе с тетей в зале, смотря передачу «Выкрутись» — стандартное ток-шоу о том, как ничего не подозревающих людей затаскивают в дурацкие ситуации.

— Под елкой тебе подарок. Только не забудь про него, пожалуйста, открой именно тридцать первого. Потому что то, для чего он нужен, будет первого января. Не пропусти.

Спасибо старухе, она не говорила, что ей не надо. Может, ей на самом деле было все равно, и плевать она хотела на всю свою жизнь, но это нужно мне. Я не могла себе представить такого праздника без подарка, даже символического. Это же новый год.

Никакой другой день не был для меня праздником по-настоящему. Дни рождения свои я уже давно не отмечала, даты родственников не зажигали внутри ту самую искорку счастья. Не говоря уже о прочих государственных особых днях. А вот новый год — это все прямо в воздухе витало. Все надеялись, все начинали заново мечтать, становились открытыми больше обычного и улыбались просто так. Новый год — дни, когда люди отрывались от экранов своих персоников, чтобы посмотреть на то, как украшен город, на большую елку, на все особо оформленные витрины. Это были такие дни, в которых можно почувствовать себя живущим немного в другом мире, как в детстве, когда воображению ничего не препятствовало.

Собрав все, что нужно в рюкзак, приготовив мусорный пакет, я оделась и наклонилась, привычным жестом застегивая липучки на зимних кедах, и вдруг снова обратила внимание на то, что видела много раз, но раньше мне было не нужно — телефонную розетку. Домашнюю, старую, проводную розетку.

Не разуваясь я махнула в комнату, сгребла с полки телефон, порылась рядом и нашла его короткий провод. Подключила аппарат прямо на полу в прихожей и, сняв трубку, услышала самый настоящий длинный гудок!

Вскрикнув от радости, покосилась в сторону зала, и даже хотела крикнуть тете эпичную фразу, но передумала. Быстро набрала номер, и через три гудка мне ответили…

В гостях

Сказать, что я летела на место встречи, значило ничего не сказать. Мы тогда с Виктором общались минут пять-десять от силы, но все последнее время внутри меня все равно выстраивалась сложная или, наоборот, простая система связи между нами. Мне думалось, что ничего не случайно, что я должна больше узнать про Дворы, и что этот новый человек будет значить в моей жизни больше, чем мимоидущий незнакомец.

По телефону нас связали не сразу — оказалось, что номер один на Двор и трубку берет тот, кто ближе всех оказывался к аппарату. Путем переключений и заочного знакомства с жителями, меня соединили с квартирой Виктора, где трубку взял отец, Ефим Фимыч, и радостно объяснил, что наслышан обо мне. Оказывается, тот вход закрылся и теперь к ним можно попасть через другую улицу и другой дом. Адрес он дал и обещал, что Виктор как раз меня встретит — он с Нюфом собирается идти гулять.

Я хорошо знала кварталы трущоб и полетела на ту улицу, не путаясь в дороге.

Приближаясь к дому, утопающему в темноте заброшенного нежилого участка, сбавила шаг, отдышалась и пошла по замусоренной дорожке прямо к закрытым воротам жалюзи. Может быть я ошиблась адресом, но ворота не открылись. И не растворились, когда я их тронула.

Обходя все по кругу, не нашла больше ни одного прохода. Подсвечивая себе экраном персоника, проверила номер дома на торце, проверила подъезды. Но все закрыто.

Внезапно прямо под колени меня боднуло, ударило, и я невольно сделала несколько шагов, чтобы не упасть. Радостное ворчание и сопение, походившее почти что на невнятную речь, раздалось под левой рукой, и свет персоника частично осветил мохнатую голову Нюфа. Пес вилял всем корпусом, сгибаясь посередине своего туловища, дышал парком, задрав морду, и даже подпрыгивал.

— Ой, нет… нет-нет!

Пес решился и, вскинувшись, уложил мне на плечи свои заснеженные передние лапы. Под тяжестью я выгнулась назад, но не засмеяться не могла. Степенности в этой собаке не было. Нюф, не смотря на габариты, был еще полон щенячьей энергии и радости, поэтому я получила мокрые и теплые «поцелуи» языка в подбородок, щеку и в висок, когда попыталась отвернуться.

— Нюф!

На зов хозяина он присмирел, тут же отстал, побежал к нему.

— Это моя вина, — Виктор приблизился и протянул мне руку, — пошли скорее. Мне надо было тебе сказать про телефоны-автоматы, но не подумал, что ты еще совсем ничего про Дворы не знаешь. А проход закрылся.