Ветер перемен, часть первая
Шрифт:
– А большая семья была у твоей мамы?
– По современным понятиям большая.
– кивнул я.
– У неё было два старших брата и два младших.
– Они все живы сейчас?
– мужик слегка напрягся. Это и есть причина его интереса?
– Два младших брата живы, а оба старших - нет.
– А что с ними случилось? Война?
А то ты не знаешь! Сам же сказал, что начальник ГДО тебе рассказал о моих родителях.
– Они оба пропали без вести при обороне Севастополя.
– коротко ответил я, хотя и чувствовал, что этим дело не кончится. И не ошибся.
– Расскажи, пожалуйста подробнее об этом. Всё, что ты знаешь.
– с нажимом на слове "всё" попросил мужик.
Я коротко взглянул
– Когда началась война, в Евпатории, на базе какого-то санатория открыли большой военный госпиталь и мама устроилась туда санитаркой. Вместе с той самой подругой, с которой она спасалась от Голодомора.
Я посмотрел на мужика - знает об этом? Он кивнул.
– Когда фронт приблизился к Крыму, весь медицинский персонал призвали в армию, но оставили работать на прежнем месте. Единственно только теперь они ходили в форме и с ними провели обучение, как вытаскивать с поля боя раненых. Моя мама очень маленького роста и ей приходилось труднее всего, но закалка осталась на всю жизнь. И вот когда немцы прорвали Перекоп и наши войска стали отступать на юг, к Севастополю, в госпиталь заскочили Яков и Михаил - мамины братья. Оба они были политруками. Один - младший политрук, а другой - просто политрук. Я не очень разбираюсь в чём там разница, но служили они в одной дивизии и старались поддерживать связь. Им из дома написали, что мама работает в госпитале и вот такое везение, что они сумели вырваться на несколько минут и забежать повидаться с сестрой. Оказалось, что они попрощались. Больше она их не видела, а родителям пришло извещение, что пропали без вести при обороне Севастополя. Ну вы, думаю знаете что там творилось и сколько убитых просто не нашли.
– Знаю, - тихо ответил этот Степан Афанасьевич и посмотрел на начальника ГДО.
– А что было дальше с твоей мамой?
– Да, - я махнул рукой.
– Одна из тех историй, которые в кино не показывают.
Сказал и осекся. Опять меня заносит! Я даже не знаю, кто этот мужик, да и Павел Васильевич тоже ведь из " органов", хоть и добрый. Пока...
– И что за история?
– у мужика в глазах читался явный интерес.
Отступать было поздно. Сам ляпнул...
– Начальство воинской части, где теперь числились мама и её подруга, предупредили, чтобы они никуда не отлучались. Только на работе или дома, потому что в любой момент могла начаться эвакуация госпиталя и всего персонала. Они и не отлучались. Но как-то вечером легли спать, всё было тихо. Утром проснулись, так же тихо, но глянули в окно, а по улице немцы ходят. Взяли город без единого выстрела, даже не потревожив сон жителей.
Начальник ГДО знакомо крякнул. Его друг сохранил выдержку, только посмотрел на него.
– Так твоя мама была в оккупации?
Я кивнул: - Да.
– И что рассказывала об этом времени? Кстати, долго была?
Блин, вот что говорить?! Я же не знаю кто он вообще! Раньше у людей были проблемы только за то, что кто-то из родственников, даже дальних был в оккупации. А тут - мать! Что из этого может получиться?
И снова этот мужик правильно понял моё молчание.
– Те времена когда это считалось чуть ли не предательством - прошли.
Ой, ли?
– Тем более, учитывается, что делал человек в оккупации! Одно дело был полицаем, тогда это, естественно враг и предатель. И совсем другое, если, например работал в колхозе.
– Ага, кормил врага.
– глядя в глаза этому гостю полковника, сказал я.
Он внимательно посмотрел на меня. Сколько раз уже сегодня меня просвечивают эти глаза. Ох, договорюсь, чувствую...
– Сейчас за это не наказывают.
– наконец ответил он.
" Да здравствует советский суд, самый гуманный в мире!" - вспомнил я реплику Вицина из фильма " Кавказская пленница".
–
Ну, ладно, не будем углублять эту тему!– неожиданно для меня сказал Степан Афанасьевич.
– Я ведь пришёл сюда не для того, чтобы выяснять, кем работала твоя мама в оккупации,
"Да, а зачем тогда, интересно ?"- подумал я.
– Я ведь служил вместе с твоим дядей, с Яковом Рябуха!
– улыбнувшись сказал он.
– И мы не просто однополчане. Он спас мне жизнь! И , по всему выходит, ценой своей. Он закрыл меня от взрыва своим телом. Все осколки принял на себя. Его в бессознательном состоянии отправили на одном из последних судов уходящих из бухты на материк, но мало кто из них дошёл до Тамани. Большинство просто пропали и судьба их неизвестна. Я потом пытался найти его, но никаких следов не обнаружил. А брат его, Михаил пропал уже во время штурма немцами Севастополя. Там была такая мясорубка...
Он помолчал. Молчал ошарашенный и я. Вот тебе и любопытствующий гость!..
– Перед его последним боем, он рассказывал, что удалось повидаться с сестрой в Евпатории. Ты очень похож на него, - нарушил, наконец молчание Степан Афанасьевич.
– Прямо - копия! Особенно сейчас, с короткой стрижкой. Он был очень талантливый парень. Постоянно что-то вырезал из дерева или даже из морковки или картошки, писал стихи и пел замечательно!
– Да, он с детства такой был, мне мама рассказывала.
– Ещё не отойдя от новости до конца, сказал я.
– А вот Павел Васильевич говорит, что и ты просто кладезь талантов. Когда я слышал вас на Новогоднем вечере, не знал, что ты автор некоторых песен вашей группы. Дочь была просто в восторге от танцевальных номеров! Но меня, конечно прежде всего впечатлила "Тёмная ночь" в твоём исполнение. Очень талантливо!
– Спасибо!
– ничего другого придумать не получилось. Как-то никогда в подобные ситуации не попадал ранее и совершенно растерялся.
В кабинете повисла неловкая пауза.
– Может тебе помощь какая нужна?
– вдруг спросил Степан Афанасьевич. Я с удивлением посмотрел на него, потом на Павла Васильевича.
– Да вроде всё нормально, спасибо...
– Просто я всё время хотел хоть что-то сделать для семьи Якова, но так никого и не нашёл. А тут вдруг ты...
– Аппаратуру бы им хорошую, - вставил начальник ГДО и многозначительно посмотрел на меня, как бы говоря :" Чего теряешься?"
А откуда я знаю кто он вообще и что может?
– Так ты же говорил, что выделил им из своих запасов?
– Выделил, да не совсем! В ГДО-то они могут на ней играть, а на выезды - сам понимаешь!
– развел руками Павел Васильевич.
– Хорошо, я посмотрю, что можно сделать.
– спокойно ответил Степан Афанасьевич.
– Ты, Александр, составь мне список всего, что вам необходимо. Пиши по максимуму, глядишь получится оптимальный вариант.
– А инструменты можно?
– по максимуму, так по максимуму.
– А то я даже в оркестре играю на бракованной флейте. Дирижёр пытается пробить у зампотылу, а тот его завтраками кормит.
– Я же и говорю - пиши по максимуму!
– слегка улыбнулся друг начальника ГДО.
– Спасибо огромное!
– искренне сказал я.
– Ну, благодарить будешь потом!
– остановил меня жестом Степан Афанасьевич.
– А лучше - хорошей песней!
Вышел из кабинета начальника ГДО я слегка обалдевший. Чего-чего, но такого гостя не ожидал! Даже не спросил, кто он такой, а он не счёл нужным представиться. Спрошу потом у Павла Васильевича.
В ресторане парни уже ждали меня на местах. Гитаристы щупали струны, Серёга чуть слышно выстукивая какой -то ритм по ободку барабана.
– Саня, ну что там?
– завидев меня сразу же спросил Виталий.
– Мы уже хотели без тебя начинать! Зачем вызывал-то?