Ветер перемен. Книга вторая

– Очень хорошо сказал! А кто этот музыкант?

– Я не помню. Кто-то из западных рок-музыкантов.

– Почему -то я сразу так и подумала..
– кивнула Мария.- Но почему тогда столько плохой музыки? Откровенной халтуры?

– Ну, Мария, у кого какое ухо, тот так и слышит!
– пожал я плечами.
– А некоторые вообще ничего не слышат, но считают себя талантами. Вы никогда не задумывались, сколько выпускников композиторских отделений каждый год выпускают консерватории Советского Союза? Я боюсь даже представить какая это армия "профессионалов". Если бы каждый из них написал за всю свою жизнь хотя бы одну хорошую песню, наверное нужны были бы годы, чтобы их всех переслушать.

– А ведь действительно, никогда об этом не думала!- жена Громовы буквально зависла. Подсчитывает что ли в уме?

– А в это время такие ребята, как Пол Маккартни, вообще не зная нот пишут шедевры, которые будут слушать через десятки, а может и сотни лет.

– Но почему так?

– Уши у них правильные.
– усмехнулся я.
– И никто по этим ушам не бьёт. Ни худсоветы, ни Союзы "профессиональных" композиторов!

– А почему у нас по радио и на телевидении исполняются только "песни советских композиторов", - явно кого-то передразнивая спросила Маша- младшая.
– А вот ваши, например не передают.

– Так потому и не передают, что мы не относимся к этим уважаемым людям, - усмехнулся я.
– Не члены мы, Союза композиторов. Да что мы! Вы думаете у нас нет талантливых ребят? Их много, только большинство из них дальше лавочки под окнами дома выступать никогда не будут.

Я замолчал, пытаясь вспомнить судьбу автора замечательного романса "Очарована, околдована". Он так и умер, не услышав его исполнения. Зазвучал он только в годы перестройки, когда лагерное прошлое за "политику" уже перестало быть препятствием.

– Что, Саша?
– Габриэль конечно же первой почувствовала, что я куда-то "уплыл".

– Да вот вспомнил... Степан Афанасьевич, а это не будет нарушением дисциплины, если я песней поздравлю женщин с праздником без согласования с вышестоящими инстанциями?

– Ну, если ты будешь держаться в рамках приличия...

– А слова поэта-политзэка в эти рамки помещаются?

Громов сразу напрягся:

– А может тогда не надо?

– Ну вот вам пример, Мария!
– обратился я к его жене.
– Жаль, а песня хорошая...

– А что там такие ужасные слова?
– спросила Маша.

– Как раз слова замечательные и на баррикады он не зовёт. О любви, всего лишь...

– Стёпа, ну тогда наверное можно же?
– требовательно глядя на мужа сказала Маша.

– А тебе что, не хватает своих песен?
– Громову явно не нравилась эта идея.

– Хватает, но там очень уж хорошие слова... Ну раз нет, так нет. Я одной Габриэль спою, да Габи?

– Да, мне можно!
– тряхнула головкой Габи.

– Так, Громов!
– в голосе Маши послышались стальные нотки.
– Кто тут мне говорил, что сегодня слово женщины закон? Саша, можете петь, я разрешаю!

– Ага, а завтра меня на Колыму!?
– шутливо испугался я.

– Да иди уже пой!
– махнул рукой Громов.- Только без лишних подробностей!

– Ура, Саша давай!- вскинула руки Маша-младшая.

– Солнышко, всё равно это песня для тебя!
– шепнул я Габи и она стиснула мне руку.

Я быстренько взбежал на сцену и взяв гитару, подошёл к микрофону. Увидев, что Виталий сидящий между двумя дородными дамами вскинул брови, сделал успокаивающий жест - продолжайте, я сам!

– Извините, если кого отвлекаю от важных дел, но я не мог не поздравить сегодня прекрасную половину человечества с этим весенним праздником. Желаю всем женщинам быть такими же красивыми, как весенние цветы и самое главное - любить и быть любимыми!

Я тронул струны и поймав взгляд Габриэль запел:

Очарована, околдована.

С ветром в поле когда-то повенчана...

Я вспомнил как Габриэль сказала Громову: " Я всегда когда пою, представляю, что эта влюбленная девушка из песни - это я". А я ведь и хотел ей спеть эту песню как бы от себя. И я представил, что мы одни в комнате, её глаза и губы совсем рядом и я шепчу эти слова:

Я склонюсь над твоими коленями

Обниму их с неистовой силою

И слезами и стихотвореньями

Обожгу тебя добрую милую

Даже со сцены я заметил как заблестели глаза у Маши-старшей. А Габи? Успевает она понимать смысл слов, всё -таки это не повседневный русский? Но её глаза говорили сами за себя...

Драгоценная ты моя женщина.

Почти прошептал я в микрофон и не дожидаясь реакции зала спрыгнул со сцены. Аплодисменты понеслись уже в догонку. До Габриэль я добраться не успел, жена Громова быстро поднялась со стула и обняв меня поцеловала в щёку

– Саша, какой замечательный романс! Никогда не слышала! Спасибо большое!

От её прикосновения меня ощутимо тряхнуло, в голове промелькнуло что-то тяжёлое и чёрное.

У неё какая-то беда... Но какая?

– Да мне-то особо и не за что!
– смутился я. Честно сказать, не ожидал.

– Так без вас я бы никогда и не узнала, что он существует!
– Маша промокнула глаза платком.- Романсы - моя слабость! Собираю, всё что могу найти. А вы ещё какие-нибудь знаете?
– с надеждой спросила она.

– Ну, могу вспомнить...
– неуверенно ответил я.

Конечно могу, только надо?

– Классно!
– запищала с другого боку вторая Маша.
– Мама, ну дай я тоже его поцелую!
– дочь постаралась оттереть маму в сторону.

– Тебе ещё рано!
– засмеялась мама, - И Габриэль вон смотрит!

– Что и так тоже рано?!
– возмутилась Маша-младшая.
– Это же как бы понарошку! Не всамделишный поцелуй!

И умудрилась таки мазнуть губами по моей щеке.

– Габи, а ты не будешь что ли благодарить?
– притворно обиделся я.
– Смотри сейчас целая очередь будет, а ты сидишь!

– А я потом, по-настоящему!
– засмеялась Габи.

– Ну тебе прям, как имениннику сегодня достаётся!
– усмехнулся Громов и протянул руку.
– Спасибо, действительно хорошая песня!

– Саша, я у нас при штабе дивизии организовала Клуб любителей русского романса, - начала Маша-старшая, не остывшая ещё от восторга.
– Вы не могли бы как-нибудь прийти к нам и спеть что-нибудь?

– Вот прям и не знаю, - задумчиво сказал я.
– У меня работа, семья, дети. Будут...

Маша опешила, но тут же до неё дошло и она засмеялась.