Ветлуга поёт о вечном

А однажды я видел… уж год, как тому…

Это было на Пасху. Вот тоже, пример…

Наш Степан Кельдибеков в крючках-то своих

Нёс корзинки с хлебами. И старец Мирон

Рядом шёл. Упокой его душу Господь…

А навстречу им баба; да целый калач

Прям в корзинку Степану она и кладёт.

И Степан, не снимая корзинки с крючков,

Головой своей бабу ту перекрестил.

А Мирон стал ругать его: как же, мол, так?

Два перста, мол, для знаменья крёстного есть!

А Степан показал ему руку с крюком:

Нету, мол, у меня и перста одного…

Я подумал тогда: он её окрестил,

Или нет? Ведь крестил не перстами её…

– Как же мог он перстами? – Макарий сказал. –

Ведь Степан же безрукий. Наверно, ему

И крюками дозволено… и головой…

– Вот и думаю я, – вновь Варнава сказал. –

Что не важно ведь, сколько влагаешь перстов,

Если знаменье это идёт из души…

– Не везде то не важно. На службе, поди,

Есть и смысл, – инок Тихон ответил ему.

– Это правда, брат Тихон, – Варнава сказал. –

А давайте, друзья, о вопросе-то том…

О Писании… если к решению мы

Сами вдруг не придём… так тогда тот вопрос

Спросим старца Варнавы. Ведь мы всё равно

Вниз идём по реке и увидим его.

Он рассудит, надеюсь, и всё объяснит…

– Если только отсюда мы выход найдём, –

Проронил тут Макарий. Потом он сказал, –

Всё же, братья, мне дивно. Какой дикий край,

А ведь крест православный течёт и сюда!

На Ветлужскую землю, к Ветлуге реке!

Сколько душ православных теперь тут живёт!

И река этих душ всё бурливей, сильней.

И теперь, хоть немного, но в этом уж есть

Также наша заслуга. А будет ещё…

Разве может хоть кто-нибудь этот поток,

Эту реку священную остановить?..

– Только жалко заметок… – вновь Тихон вздохнул.

– Эй, вы там, болтуны! – слышат иноки вдруг. –

Ну-ка, хватит болтать! – строго стражник сказал.

Он вздохнул, и уселся у ямы дремать.

2. Фёдор Шарьинец и Иван Вершина

Экономит природа ресурсы свои,

Не растратит напрасно ни время, ни сил.

Если осень пришла: всё готовится к ней;

Ну а если весна, – жди тепла от весны.

Южный ветер который уж день нёс тепло

На Ветлужскую землю. А вниз по реке,

Где, в Ветлугу впадая, струится Шарья,

Родниками питавшая воды свои,

На речном берегу, у песчаной косы,

Стройный парень сидел восемнадцати лет.

Три аршина с локтём заключал его рост;

Грудь свою он вздувал, как меха кузнеца;

Кудри русые падали мягкой волной

На широкие плечи, на брови его;

Голубые глаза заключали в себе

Небо русских широт, реки русской земли.

Это Фёдор Шарьинец, рыбалить пришёл

На Ветлугу-реку, где любил он бывать.

Если б в Муроме бравый былой богатырь

Не сидел тридцать лет и три года своих

Из-за немощи сиднем на теплой печи,

То уж верно бы был в восемнадцать годов

Как и Фёдор Шарьинец по силе своей,

Сын Ивана Вершины, которого все

Уважали за силу и смелость его.

Как-то раз тот Вершина Иван налетел

На татарский отряд у Шарьи берегов.

Словно ветром их смёл, всех в реке утопил.

Мирно землю пахал он на поле своём,

Как татары пришли; видят: конь у него

Вороной, будто ночь, со звездою во лбу,

А глаза у него, будто чёрный агат,

Грива бархатом чёрным течёт до земли,

Ноги крепче дубов, грудь как крепость сильна.

Захотели для хана коня отобрать.

Но Вершина Иван им сказал: «То не конь,

Это друг мой. А друга могу ли отдать?»

Предлагали и выкуп. Сердился Иван:

«Как вы, нехристи, можете так говорить?!

Кто ж друзей продаёт? Не видать вам коня!»

Тут хотели уж силой коня отобрать.

Вот тогда-то Вершина Иван не стерпел,

Налетел на татар и один всех побил.

Долго случай тот помнили в местных краях.

А однажды приехал боярин Сабур,

Тот, что родом от Чета, с земли Костромской.

Чет в Орде Золотой начал службу свою

Как татарский мурза, но оттуда бежал,

И, приняв православие, был он крещён

Как Захария. И в Костроме основал

Он Ипатьевский, дивной красы монастырь.

От него род Сабура и род Годунов.

На Ветлужскую землю боярин Сабур

Князем Тёмным был послан, чтоб беглый народ

Собирать по лесам, да порядок смотреть.

А в тот день, как приехал боярин Сабур,

И от князя он грамоту всем огласил,

Перстень княжеский с камнем большим показал,

Что в подарок для местного князя привёз,

Чтобы тот не препятствовал люд собирать.

Этот перстень лежал на подносе резном

И на солнышке яхонтом ярким сиял.

Лишь на миг отвернулся боярин Сабур,

К воеводе дружины своей, как в тот миг

Подлетела ворона, спустившись с сосны,

Перстень княжеский с камнем, схватив, унесла.

Крик поднялся и шум. И сказал тут Сабур:

– Эй, стрельцы! Кто ворону собьёт, дам тому

Рубль серебряный! – Рой острых стрел в тот же миг

Взвился вслед за вороной. Да только никто

Из стрельцов не попал. Скинул шапку Сабур,

Да о землю ударил:

– Пропал перстенёк!.. –

Тут и вышел к Сабуру Вершина Иван,

На плече его сокол сидел молодой:

– А позволь-ка, боярин, и мне испытать

Рубль серебряный твой. Может, чем помогу. –

Согласился Сабур. Тут Иван и пустил

В небо сокола:

– Финист, достань-ка её!

Да сюда принеси, да под ноги нам брось. –

Взвился в небо стрелой ясный сокол тогда,