Везучий, подонок!..

«Чего хотели данные козлы? – размышлял Субботин, пытаясь заморозить панику. – Кому понадобилось толкнуть меня под колёса? Властям? Конкурентам? Сикрет-сервису, службе охраны? А может, ткнули в меня письмецом наугад, как палкой, пытаясь расшевелить, как медведя в берлоге? И посмотреть, куда и как я плакаться побегу. Не надо звонить Циклопу. Не стоит ждать милостей от природы, глядишь, подкинут завтра чего похуже. Ещё варианты? В «Проминвесте» надо порыскать, зря, что ли, перетаскал я им туеву хучу ипотечных клиентов? У Циклопа в банке есть очень серьёзный пай. Стало быть, возможны варианты. Его хотят устранить, а пай переправить? Его переправить, а пай устранить?!». Белиберда, да и только.

Нынешние банки, к слову сказать, в начале 2000-х становились все более доступными к возможной потере контроля. Гримасы нормативной базы, необходимость проведения множества стремительных операций в связи с волатильностью в финансовом секторе то и дело заставляли топ-менеджеров принимать скоропалительные решения, которые могли сопровождаться ошибками в составлении документов, равно как и другими просчётами. Сие престранное обстоятельство, не мешкая, взяли на вооружение рейдерские структуры, в рядах которых замелькали лица, весьма заметные в Городе и крепко понимающие в банковском бизнесе. Циклоп (Доктор, если угодно) почуял, что время чистого рэкета истекло. Настали времена, когда топор рэкетира поник перед скальпелем подковерных решений. Разбой сместился с пустырей в кабинеты. Циклоп, при всём его своеобразии, в банковском деле был абсолютно чист, хоть икону пиши. Но кто сказал, что прочий иконостас не мечтает сбросить заносчивого Доктора с корабля современности? То-то и оно.

Искать отправителей надо среди врагов – но не моих, а Циклопа, решил Субботин. Прервав размышления, зевнул с подвывом: до завтра ничего не буду решать. Ноутбук в чехол, документы в папку – я снова здесь, мои цыгане! Пора заняться перспективным жильём. Самым вкрадчивым темпом, на какой только был способен, Субботин подбирался к наиболее «вкусным» застройщикам Города. Они пока что были не на виду, потихоньку растащив на торгах самые перспективные пятна под жилую застройку. Будь ипотека по уму, а не по скорой наживе, даже на стадии свайного поля грядущие квартиры расхватали бы, как призовые очки. Жильё на глазах становилось великолепным товаром, даже инвест-проектом, захват коммерческих площадей манил к себе проливными ливнями высокой арендной платы. Занималось, как ранняя зорька, строительство коттеджных посёлков: вот тут и будет вам жильё плюс свежий воздух. Будни двадцать первого века… повсюду надо успеть.

Умело маневрируя, агент получал комиссионные и с покупателя, и с застройщика. Требовался опыт переговоров, ведомых, начиная с нуля, немалая квалификация в строительном бизнесе, азарт и навыки авантюриста. Настало время свежих партнеров, умелых манипуляторов. «Главное, быть нахрапистым, но крайне внимательным к мелочам, – размышлял Субботин, машинально заводя пружину старого будильника, – и лишнего Циклопу не наболтать». Завёл будильник на двенадцать, взглянул с изумлением: зачем это? Ах, да. Весь день впереди, а мозги взыскуют ясности. Придётся слегка вздремнуть. Резюмируем: ключи у нас спёрли, крайне странное деловое письмо прислали. Многоопытного риэлтора изумляла скорость, с которой нарастали проблемы. В любом безумии должна быть система… а как же! Ведь так и есть?

В коридоре раздался телефонный звонок. Нехорошая квартира, подумал Субботин. Столько лет в ней живу, одни неприятности.

Глава 2-я. Искусство беседы по телефону.

Среда, 23 марта 2008 г., 9.05 утра

Грохнули осколки по паркету. Затем из коридора донеслось:

– Вилли, голубчик! Отвечать надо, если люди звонят!

Субботин, злой, как человек, которому в энный раз не дают возможности поспать, выскочил в коридор, заставив отшатнуться соседку Милицу Львовну. Поджав накрашенные губки (бровки дугами, рот фиолетовым бантиком – верна себе старушка, не без удовольствия отметил риэлтор), бывшая певичка, хрупкая, как осенняя хризантема, озирала подносик, на котором только что стояла севрская кофейная чашечка. Есть вещи, красивые даже при смерти.

– Круассан удалось спасти, – смущённо призналась певица. – Я его забыла на кухне. Ах, да… благоволите взять трубку. Вежливый мужской голос. Пригласите его на чай.

Цветы запоздалые, хмыкнул Субботин. Милица, истая светская львица, обожала вращаться в приличном мужском сообществе. Приличным сообщество считалось, если в нём отсутствовал дворник Баймурат, врачи «Скорой помощи» и ненавистный слесарь Давидик. Пародийность словосочетания «слесарь Давид Соломонович» не раз обыгрывал завистливый Михеев. Куда ему тягаться, имея быдловатое «Василь-Егорыч»! Любимая михеевская острота: и это пролетит, как жэковская зарплата. Стареющий библейский персонаж в ответ на выпады лишь коротко мекал. Но сидеть с газетой на пенсии было ещё тоскливей. Правда, имелась в жизни любого слесаря неучтёнка, но обе стороны, заказчик и исполнитель, об этом помалкивали.

Весь дом Давидов состоял из узников концлагерей – литовских, немецких, польских. После войны никто из них не вернулся. Давидика, последыша военного поколения, спас слесарь-водопроводчик, поднявшись этажом выше узнать, откуда доносится детский рёв. В блокаду этот звук означал скорую гибель. Слесаря скоро убили грабители, Давидика же удалось эвакуировать. В память о спасителе, чьё имя так и не удалось узнать, Давид поклялся стать слесарем. Так о чём это мы? Ах, да…

Субботин взял трубку, и лицо его вытянулось. Хорошо поставленный баритон изложил свою просьбу:

– Графиня, мне приснились ваши зубы! Привет, Барон, на проводе Юрасик. Не вешай трубку, надо поговорить.

Худший сюрприз просто невозможно придумать, решил Субботин и нежно пропел в ответ:

– Уважаемый абонент! Ваш звонок не очень важен для нас. Все операторы заняты. Пройдите на х…й, пожалуйста!

– Э-э… куда это я попал?

– Куда вы целились?

– В квартиру… в Барона! Оператор, позовите Субботина.

Бедный Йорик, подумал Субботин. Всё тот же идиот в нетронутом целлофане. Может, стоило тогда надавать тебе по башке? Впрочем, надо бы выслушать, придётся раскошелиться ещё на пару минут:

– Излагай, но покороче. Я только что с поезда. У меня куча дел!

– Во всяком случае, не я её тебе навалил… гу-гу-гу.

Нет, мудрость даже с возрастом стучится не в каждую дверь. Юрасик совсем поглупел, подумал Субботин, сказал вполголоса:

– Осталась ровно одна минута.

– Есть дело на десять тысяч.

– Обращайся к друзьям-карманникам! Некогда на пару со стукачом мелочь по карманам тырить.

– Да стой ты! Тебя Вероника просит. Её племянник, Генка Рогачёв, двадцать семь лет, на днях вернулся из Дартмута, просится на стажировку к кому-нибудь из наших общих знакомых.

– Я что тебе, банкир? Страховая контора «Титаник и компаньоны»?!

– Генка мечтает вырасти в специалиста по коммерческой недвижимости. Тебя он вычислил по объявлению в «Антидоте».

Субботин вздохнул: просил же девок, не давайте ничего в «Антидот». Ну, я вам устрою. Закроются ворота гарема! Но Вероника… ах, Вероника.

– О чём мечтает твоя супруга? – спросил Субботин не без внутреннего ликования. Знал бы ты, майский жук Боря, какой она может быть. Тем временем Юрасик, не подозревая, какого рода воспоминания терзают собеседника, продолжал настаивать на своём:

– Возьми ребёнка в гарем. Пусть денег чуть-чуть подымет. В реальных сделках. Я хорошо тебе заплачу!

– Поплачь на моих поминках, и мы в расчёте.

– Понимаю, у нас обоих сейчас в карманах только семечки. А как насчёт заветной папки? Ты называл её «Резина в асфальте», пока не выпал из обоймы лет семь или восемь назад. Там новостей – под сраку! Пришлю тебе папку в «Антигуа»… тебя в туристы, кстати, не тянет? На пляж с вулканическим песочком? Ха-ха… заруливай вместе с Генкой. Но, разумеется, не навсегда. Отмучаешься, и падай недельки на две. Отправишь мне в личную почту техническое задание по разработке новых видов присадок, я усажу работать пару дипломниц. Практическая часть, графики упругости, таблицы состава смесей – всё перешлю тебе! Ну и выводы с обсуждением – бонусом! Статьи, если будут, в соавторстве, авторские свидетельства и ништяки всевозможные, вроде зарубежных патентов – фифти-фифти. Пойми, я многим рискую, если Генка окажется вне игры.