Вихрь переправ: 3. С собой проститься придётся

– Да нет, как раз одну точно встречал, – взволнованно пищал ящер, боязливо отступая за Матфея. – Одного злобного ужа.

– Ты о Ксафане? – переспросил Матфей. – Он и со мной особо не любезничал.

– Не вс-с-се з-с-смеи одинаковы, – выговорила змея. – Хотя уж мне и родственник.

Гладкая блестящая чешуя её длинного коренастого тела в свете пламени отливала оливково-зелёным окрасом, по спине шла тонкая оранжевая полоска.

– А как вас зовут? – поинтересовался юноша. По тону общения он не заметил снобизма или сварливости, присущие отцовскому ужу.

– Её зовут Мокеле. Она не ядовита. Это домовая змея-аврора, – дал ответ старик и направил взор заволоченных бельмами глаз прямо на Матфея. Союзник змеи был слеп.

– Я и с-с-сама могла с-с-себя предс-с-ставить, – всё тем же бесстрастным голосом высказалась змея.

– Значит, ты, действительно, кибвэмека, – голос его шелестел, как сухие травы в жаркую пору. Замечание прислужника он пропустил мимо. – Не думал, что доживу до встречи с тобой и услышу твой голос. Как видишь, воочию узреть тебя, мне уже не дано – зрение растратили годы. Так что же ты хочешь узнать у старого слепца Дабуламанзи?

Вокруг установилась кромешная тишина, по всей видимости, колдуна или кем он приходился, в деревне почитали не меньше старейшины и, скорее всего, побаивались, как все суеверные люди.

– В Агнишандире один старый саламандр посоветовал мне направиться к вам, к вашему народу, по его уразумению вам что-то известно о таких как я больше остальных, – начал издалека Матфей.

– Та саламандра мудра. Мне кое-что известно, но не так много, – произнёс Дабуламанзи. – Что же именно ты хочешь спросить?

– Мой дар или наказание – я ещё не понял, как это назвать, но проблем из-за него так много, что пострадали мои друзья, и возможно, мои родители. Как от него избавиться и возможно ли такое?

При упоминании родителей юноша сник, не заметив, как печаль и тревога тут же отразилась в глазах Юны и Эрика.

Старик обернулся в сторону старейшины и обратился уже к нему:

– Адиса, на правах твоего советника и старого друга, прошу тебя об услуге: принеси в своих руках миску с родниковой водой, а затем передай этому юноше.

Ни слова возражения не донеслось со стороны главы деревни, безропотно поднялся Адиса и ушёл куда-то, ступая за пределы огненного света.

Пока дожидались, колдун заговорил снова голосом, стремящимся убедить:

– В твоём роду когда-то был «говорящий с тварями» и его особенность передалась тебе. Дар ли то или наказание, как ты говоришь, – не нам решать. То знает лишь Творец, то ведает Солнце. Как лишить тебя силы – о том мне, увы, не известно. Да и надо ли отрекаться от того, что дано свыше?

– Вы не понимаете, на меня объявили охоту и не оставят в покое, пока не изловят или не убьют, причём, второе более вероятно, – с пылом возразил Матфей.

– Я знаю эту историю: псы и совы и меж ними та, что равняет смертью, – загадочно проговорил старик, его слепые глаза, казалось, смотрели сквозь все отжитые эпохи мира. – И на острие – тот, что говорит с тварями. Если можно уйти от волчьих клыков и ускользнуть от совиных глаз, то смерть обхитрить не удастся. Из всех троих она неумолима больше. И пути всех троих выстланы кровью, ибо та – суть их, что движет ими от начала до конца. Больше сказать мне нечего, это всё, что известно.

– Я хочу вернуть всё назад, – раздражаясь от таинственной белиберды старца, заявил парень, поспешно прибавив, – всё, кроме моего умения понимать речь прислужников.

– Не тебе это исправлять и не тебе судить: плохо то или во благо, – равнодушным тоном донеслось из тонких сухих уст.

– Старикан совсем ушёл в древность, мелет чушь про предначертание, а сам слеп по воле судеб, – иронично заметил Эрик в сторонке Виктору.

Последние слова крепко зацепили самолюбие Матфея, и он уже собирался сказать что-то грубое в ответ, но тут вернулся Адиса с глубокой и тяжёлой миской, которую бережно передал в руки всеслуха.

Ужас сковал Матфея, прозрачная вода, отдававшая прохладой, отчётливо проявляла его облик. Глубоко внутри раздался дикий ликующий возглас злорадства. Юноша крепко зажмурил глаза. Идея катастрофически неудачная, но как это разъяснить, не раскрыв тайны?

– Посмотри в воду, кибвэмека, – велел Дабуламанзи. – Оставь свой взгляд на воде. Его я прочту, как читаю души живых и немые крики мёртвых.

Нет. Нет. Нельзя этого делать! Хотел прокричать в лицо живой мумии Матфей, но вместо того, вдруг подчинился, будто помимо его воли сила большая, чем он знал, приказала его глазам открыться.

Ничего не произошло сперва. Отражение смотрело на него под едва будоражившейся поверхностью воды. Но тут искры вспыхнули в глазах и погасли за долю секунды, голова пошла кругом, а затем его, Матфея, словно резко бесцеремонно с силой выдернули из тела и кинули в тёмную бездну. Но тут нечто цепкое ухватило его за руку и вновь зашвырнуло обратно, где он продолжал недвижно сидеть с плошкой в руках, а вода оставалась водой, а не нарастающей темницей из мрака.

– Дай мне, – повелел ему голос колдуна.

Юноша с радостью поспешно избавился от ноши, которая показалась ему тяжелее двадцатикилограммовой гири.

Дабуламанзи приблизил к лицу миску с родниковой водой и надолго уставился в суть её невидящим взглядом. После, как привиделось Матфею, старик едва дрогнул. Наконец, отстранив ритуальный сосуд от себя и отставив его на землю, он вынес вердикт:

– Мне жаль, что ты проделал долгий, и как я догадываюсь, не лёгкий путь напрасно. В мире много чудес и, безусловно, ты – одно из них. Не отчаивайся, говорящий с тварями, и учись жить с даром, что дан тебе свыше.

Он замолк. Адиса дал знать, что пора расходиться по домам, пригласив в свой дом девушек, а юношей поручив другим домам.

От горечи разочарования, Матфей не желал никуда следовать, отчаяние накатило на него ошеломительной волной. Даже ободряющее карканье ворона не дошло до его сознания, так сильно пал он духом. Наконец он встал и, еле перебирая ногами, направился за провожатым, в доме которого ему предстояло заночевать. И только тогда до него долетело шелестящее предостережение колдуна, единственного, кто остался у пламенного светоча: