Вильсон Мякинная голова

Октября 12.

По поводу открытій: «Удивляются какъ это удалось Колумбу открыть Америку. Было бы, однако, еще удивительне, еслибъ онъ не нашелъ ея на мст».

Изъ того же календаря.

Населеніе Даусоновой пристани не спало всю ночь. Оно провело ее въ обсужденіи изумительныхъ событій дня и въ догадкахъ о томъ, когда именно будетъ слушаться дло Тома. Одна толпа гражданъ за другою подходила къ дому Вильсона, угощала его серенадами, требовала, чтобъ онъ сказалъ рчь, и надрывала себ горло одобрительными возгласами посл каждаго словца, слетавшаго съ его устъ. Каждое такое словце считалось теперь драгоцнне золота и признавалось квинтъэссенціей мудрости. Долгая борьба Вильсона противъ незадачи и предубжденія благополучно закончилось. Онъ сталъ теперь несокрушимо могучимъ авторитетомъ.

По окончаніи каждой серенады, когда толпа начинала расходиться по домамъ, кто-нибудь въ ея рядахъ непремнно испытывалъ угрызенія совсти, побуждавшія его возвысить голосъ и сказать:

— И этого самаго человка такіе люди, какъ мы, называли въ теченіе двадцати лтъ Мякинною Головою! Онъ, друзья, вышелъ теперь въ отставку изъ этой должности.

— Да, но она всетаки занята: мы вс на нее назначены!

Близнецы стали настоящими героями романа и репутація ихъ была вполн возстановлена. Тмъ не мене приключенія графовъ Капелли въ Сверо-Американскихъ Соединенныхъ штатахъ, не особенно имъ понравилось, а потому они безотагательно ухали изъ Америки обратно въ Европу. Роксан нанесенъ былъ тяжелый ударъ, отъ котораго она всю жизнь не могла оправиться. Настоящій Томъ Дрисколль, котораго она заставила пробыть двадцать три года невольникомъ, продолжалъ выплачивать ей ежемсячную пенсію въ тридцать пять долларовъ, назначенную самозванцемъ. Раны, нанесенныя сердцу Рокси, оказались слишкомъ тяжелыми для того, чтобы ихъ можно было залечить, деньгами. Веселый, живой огонекъ, сверкавшій въ ея глазахъ, потухъ; вызывающая бодрая самоувренность исчезла тоже и смхъ ея пересталъ раздаваться на кухняхъ Даусоновой пристани. Единственнымъ утшеніемъ для Роксаны являлось посщеніе цвтной церкви и хлопоты по дламъ, таковой.

Настоящій наслдникъ судьи Дрисколля, внезапно оказавшійся богатымъ и свободнымъ человкомъ, очутился въ крайне затруднительномъ положеніи. Онъ не умлъ ни читать, ни писать, да и говорилъ только на жаргон негритянскаго квартала; походка, манера держаться, позы и, смхъ — все это являлось у него до чрезвычайности вульгарнымъ и неуклюжимъ. Этотъ богачъ-аристократъ всетаки производилъ впечатлніе невольника. Изящный костюмъ и возможность сорить деньгами не могли поправитъ этихъ недостатковъ или хотя-бы даже замаскировать ихъ. Напротивъ того, они выдвигались при такой обстановк еще ярче на первый планъ и производили боле сильное впечатлніе. Бдняга не могъ преодолть ужаса, который внушала ему гостиная блыхъ людей, и чувствовалъ себя какъ дома единственно только на кухн. Сидя въ церкви, на фамильной скамь Дрисколлей, онъ испытывалъ тяжкую муку, а между тмъ для него утратилась возможность находить себ утшеніе и убжище въ галере для негровъ. Мы отказываемся слдить за дальнйшими, весьма интересными, впрочемъ, судьбами этого молодого человка, такъ какъ повствованіе о нихъ завело бы слишкомъ уже далеко.

Самозванецъ чистосердечно сознался въ своихъ преступленіяхъ и былъ приговоренъ къ пожизненному тюремному заключенію. Этимъ однако дло не кончилось. Имущественное положеніе Перси Дрисколля было при его кончин до такой степени незавиднымъ, что кредиторы получили всего лишь по шестидесяти центовъ за долларъ. Теперь они подали, апелляціонную жалобу, указывая, что по ошибк, которая произошла не по ихъ вин, самозванецъ Томъ не былъ своевременно включенъ въ инвентарь имущества Перси Дрисколля. Кредиторы утверждали, что Томъ принадлежитъ имъ въ качеств движимой ихъ собственности, которую слдовало передать въ ихъ распоряженіе еще восемь лтъ тому назадъ. Они и такъ уже достаточно пострадали изъ за того, что были лишены его услугъ въ теченіе столь долгаго времени, и не испытываютъ ни малйшаго желанія нести дальнйшіе убытки. Еслибъ имъ своевременно отдали Тома, они давнымъ давно продали бы его, чмъ, безъ сомннія, предотвратилось бы убійство судьи Дрисколля. Отсюда вытекало логическимъ образомъ заключеніе, что Томъ лично неповиненъ въ убійств и что преступленіе это являлось только злополучнымъ слдствіемъ ошибочно составленнаго инвентаря. Справедливость такихъ логическихъ выводовъ бросалась всмъ и каждому въ глаза. Вс признавали обрушившуюся на судебную кару на Тома совершенно правильной, еслибъ былъ свободнымъ блымъ человкомъ, но засадить на всю жизнь въ тюрьму молодого невольника, представляющаго собою цнное имущество, оказывалось совершенно инымъ дломъ.

Миссурійскій губернаторъ, прочитавъ доставленный ему по этому поводу докладъ, немедленно же «помиловалъ Тома», а кредиторы Перси Дрисколля тотчасъ же продали помилованнаго своего невольника на одну изъ плантацій въ низовьяхъ Миссиссипи.

Конецъ.

1894