Вильсон Мякинная голова

Томъ, дрожа какъ въ лихорадк, выходилъ изъ калитки въ глухой переулокъ, когда три женщины выбжали изъ дома, находившагося на противоположной сторон переулка, и устремились въ эту самую калитку. Он спрашивали: что такое случилось у судьи въ дом? но убжали, не дождавшись, отвта. Томъ сказалъ себ самому: «Эти старыя двы, по обыкновенію, слишкомъ долго замшкались со своимъ одваніемъ. То же самое случилось съ ними и въ ту ночь, когда сгорлъ домъ ихъ ближайшаго сосда Стевенса». Спустя нсколько минутъ молодой человкъ очутился въ заколдованномъ дом, зажегъ тамъ свчу и снялъ съ себя женское платье. Весь лвый бокъ былъ у него залитъ кровью, да и правая рука оказалась тоже въ крови, такъ какъ онъ схватилъ ею упавшіе на полъ и пропитанные кровью банковые билеты. Никакихъ иныхъ опасныхъ уликъ, повидимому, не осталось. Онъ тщательно вытеръ руку соломой и подобнымъ же образомъ снялъ съ своего лица почти весь слой жженой пробки, которымъ оно было натерто. Затмъ онъ сжегъ оба свои костюма, мужской и женскій, такъ тщательно, что они обратились въ пепелъ, развялъ этотъ пепелъ по втру и переодлся въ лохмотья бродяги. Погасивъ тогда свчу, Томъ выбрался изъ Заколдованнаго дома на прибрежную тропу, съ намреніемъ воспользоваться тмъ самымъ средствомъ, которое было уже съ успхомъ употреблено Роксаной. Найдя на берегу челнъ, онъ спустился на немъ внизъ по теченію, причалилъ незадолго до разсвта къ берегу, оттолкнулъ ногой челнъ, дошелъ пшкомъ до ближайшей деревни и притаился возл нея въ кустахъ до тхъ поръ, пока не показался вдали пароходъ, направлявшійся вверхъ по рк. Тогда Томъ подошелъ къ пристани и слъ на пароходъ, взявъ себ мсто на палуб. Онъ чувствовалъ себя не въ своей тарелк до тхъ поръ, пока пароходъ не миновалъ Даусонову пристань, но посл того вздохнулъ полной грудью и подумалъ: «Теперь искуснйшіе сыщики на всемъ земномъ шар не будутъ въ состояніи меня разыскать. Я не оставилъ противъ себя даже и тни какой-нибудь улики! Это убійство такъ и останется окутаннымъ завсою тайны. Пройдетъ пятьдесятъ лтъ, а мирные горожане Даусоновой пристани будутъ все еще ломать головы надъ разршеніемъ загадки, которую я имъ теперь задалъ.

Прибывъ утромъ въ Сенъ-Луи, онъ прочелъ въ газетахъ слдующую коротенькую телеграмму съ Даусоновой пристани:

„Престарлый и уважаемый нашъ гражданинъ, судья Дрисколль, былъ убитъ здсь около полуночи какимъ-то итальянскимъ проходимцемъ, дворяниномъ или цирульникомъ. Убійство вызвано ссорой, поводомъ къ которой послужили недавнія выборы. Съ убійцемъ, вроятно, расправятся судомъ Линча“.

— Итакъ, подозрніе пало на одного изъ близнецовъ! — разсуждалъ самъ съ собою Томъ. Какое неожиданное счастье! Услугу эту оказалъ грубіяну Луиджи индійскій его кинжалъ. Мы сплошь и рядомъ не понимаемъ благихъ намреній Судьбы. Я отъ всего сердца проклиналъ Мякинноголоваго Вильсона за то, что онъ лишилъ меня возможности продать этотъ кинжалъ, но теперь мысленно прошу у него прощенія.

Томъ былъ при деньгахъ. Онъ чувствовалъ себя человкомъ богатымъ и самостоятельнымъ, немедленно же уладилъ дло съ плантаторомъ, отправилъ къ Вильсону по почт новую купчую, по которой Роксана значилась проданной себ самой, и послалъ тетушк Праттъ телеграмму:

„Прочитавъ въ газетахъ извстіе о поразившей насъ жестокой катастроф, я чувствую себя окончательно разбитымъ. Выду сегодня же съ почтово пассажирскимъ пароходомъ. Мужайтесь до моего прізда“.

Войдя въ домъ убитаго своего пріятеля и разузнавъ все, что могли ему сообщить: г-жа Праттъ, ея прислуга и сбжавшіеяся сосди, Вильсонъ принялся распоряжаться въ качеств городского головы. Онъ приказалъ чтобы не смли ни до чего дотрогиваться и оставили все въ томъ вид, въ которомъ оно находилось, до тхъ поръ, пока не придетъ судья Робинзонъ и не приметъ, въ качеств коронера, надлежащихъ мръ къ производству слдствія. Вильсонъ удалилъ изъ кабинета всхъ за исключеніемъ близнецовъ и себя самого. Прибывшій вскор затмъ шерифъ отвелъ, по его распоряженію близнецовъ въ тюрьму. Вильсонъ совтовалъ имъ не падать духомъ и общалъ защищать ихъ по мр силъ и возможности на суд. Вскор посл того явился судья Робинзонъ, въ сопровожденіи констебля Блэка. Тщательно осмотрвъ кабинетъ, они нашли на полу кинжалъ и его ножны. Вильсонъ замтилъ на рукояти кинжала отпечатки окровавленныхъ пальцевъ. Это доставило ему большое удовольствіе, такъ какъ близнецы потребовали, чтобы первые же изъ числа сбжавшихся сосдей освидтельствовали ихъ руки и платья. Никто изъ горожанъ, въ томъ числ и самъ Вильсонъ, не нашли на близнецахъ ни малйшаго пятнышка крови. Неужели графы Капелли дйствительно сказали правду, утверждая что прибжали въ домъ Дрисколля, услышавъ отчаянный его крикъ: „Помогите“! — и нашли судью уже мертвымъ? Вильсонъ тотчасъ же вспомнилъ о таинственной двушк. Положимъ, что трудно было заподозрть двушку въ убійств, но всетаки ршено было произвести обыскъ въ комнат Тома Дрисколля.

Посл осмотра слдственными присяжными мертваго тла и ближайшей его обстановки, Вильсонъ посовтывалъ произвести обыскъ въ верхнемъ этаж и отправился туда вмст съ присяжными. Выломавъ дв двери, они проникли въ комнату Тома, но не нашли въ ней ровнехонько ничего подозрительнаго.

Слдственные присяжные постановили, что смертоубійство было, вроятно, учинено графомъ Луиджи, въ присутствіи графа Анджело, который можетъ разсматриваться поэтому какъ соучастникъ преступленія.

Весь городъ былъ до чрезвычайности озлобленъ противъ этихъ несчастливцевъ. Въ первые дни посл убійства имъ угрожала серьезная опасность народной расправы судомъ Линча. Общее или такъ называемое „великое“ собраніе присяжныхъ постановило предать Луиджи суду по обвиненію въ злоумышленномъ убійств; Анджело долженъ былъ судиться въ качеств лица, заране знавшаго о преступленіи и являвшагося слдовательно соучастникомъ. Въ ожиданіи суда оба близнеца были переведены изъ мстной городской тюрьмы въ центральную тюрьму Миссурійскаго графства.

Осмотрвъ отпечатки пальцевъ на рукояти кинжала, Вильсонъ сказалъ самому себ: „Это не было сдлано ни однимъ изъ близнецовъ“.

Тутъ былъ, очевидно, замшанъ еще кто-то: въ собственныхъ своихъ интересахъ, или же въ качеств наемнаго убійцы. Что же это былъ за человкъ? Вильсону предстояло это разъяснить. Несгораемый шкапъ не былъ раскрытъ, жестяная шкатулка оставалась тоже запертой и въ ней нашли три тысячи долларовъ. Это, повидимому, указывало, какъ на причину преступленія не на грабежъ, а на что-то иное. Въ такомъ случа оно было вызвано, очевидно, местью. Сколько извстно, у покойнаго судьи не было ни одного врага кром Луиджи. Только одинъ этотъ итальянскій графъ на всемъ свт могъ питать къ нему сколько нибудь серьезное чувство ненависти.

Оставалась, положимъ, еще таинственная двушка, загадочная личность которой до чрезвычайности смущала Вильсона. Еслибъ поводомъ къ убійству былъ грабежъ, то адвокатъ непремнно бы заподозрлъ эту двушку. Съ другой стороны, на всемъ свт не было такой двушки, которой потребовалось бы убить старика судью изъ мести. Онъ былъ джентльмэномъ въ лучшемъ значеніи этого слова и никогда не ссорился съ двицами.

Вильсонъ изготовилъ точные снимки съ отпечатка пальцевъ на рукояти кинжала. Въ своемъ архив онъ нашелъ большую коллекцію стеклянныхъ пластинокъ съ отпечатками пальцевъ женщинъ и двушекъ. Онъ тщательно пересмотрлъ эти отпечатки, собранные за послднія пятнадцать или восемнадцать лтъ, но вс его труды остались тщетными: между ними не нашлось двойника отпечатковъ, оставшихся на рукояки кинжала.

Присутствіе этого кинжала на мст убійства казалось Вильсону очень непріятнымъ обстоятельствомъ. За недлю передъ тмъ онъ въ глубин души готовъ былъ врить что, у Луиджи имлся такой кинжалъ оставшійся у своего владльца, несмотря на увреніе въ томъ, что его украли. Теперь этотъ кинжалъ разыскался въ комнат убитаго, и къ тому же въ присутствіи близнецовъ. Половина города и передъ тмъ уже говорила, что они просто-напросто надуваютъ, разсказывая будто кинжалъ у нихъ украденъ. Теперь эта половина радовалась, что обнаружила такую догадливость, и категорически заявляла: „Мы говорили вдь это и раньше“.

Еслибъ на рукоятк кинжала оказались отпечатки ихъ пальцевъ… но въ данномъ случа объ этомъ нечего было и говорить. Вильсону было въ точности извстно, что пальцы эти принадлежали не близнецамъ.

Подозрвать Тома въ убійств, Вильсонъ считалъ совершенно неумстнымъ. Во-первыхъ, Томъ и вообще-то не могъ никого убить, такъ какъ не обладалъ необходимымъ для этого присутствіемъ духа; во-вторыхъ, еслибъ онъ и оказался, паче чаянія, способнымъ совершить убійство, то во всякомъ случа не выбралъ бы жертвой преступленія своего благодтеля и ближайшаго родственника, не чаявшаго въ немъ души; въ третьихъ, собственный интересъ долженъ былъ удержать Тома отъ подобнаго преступленія. При жизни дяди, Томъ пользовался отъ него щедрою денежной поддержкой и могъ надяться, что уничтоженное завщаніе будетъ со временемъ опять возстановлено въ его пользу, тогда какъ со смертью судьи все это утрачивалось рушиться безповоротно. При осмотр бумагъ покойнаго выяснилось, правда, что завщаніе уже возстановлено, но это не могло быть извстно Тому, который отъ природы не умлъ держать языкъ за зубами, а потому непремнно бы проболтался. Кром всего этого, телеграмма, полученная тетушкой Праттъ, свидтельствовала, что Томъ находился въ Сенъ-Луи и узналъ объ убійств единственно только изъ утреннихъ газетъ. Упомянутыя соображенія имли къ тому же у Вильсона скоре характеръ неопредлившихся еще ощущеній, чмъ точно выразившихся мыслей. Самъ онъ не преминулъ бы расхохотаться, еслибъ кому-нибудь пришло въ голову серьезно заподозрть существованіе какой-либо связи между Томомъ и этимъ убійствомъ.

Положеніе близнецовъ казалось Вильсону отчаяннымъ и, повидимому, безнадежнымъ. Онъ былъ убжденъ, что если не отыщутъ соучастника, то достопочтенные миссурійскіе присяжные повсятъ ихъ безъ всякаго зазрнія совсти. Если соучастникъ найдется, то это нисколько не улучшитъ положенія близнецовъ, а только возложитъ на шерифа обязанность повсить еще третьяго человка. Итальянскіе графы могли быть спасены лишь въ томъ случа, еслибъ разыскался человкъ, убившій судью Дрисколля въ личныхъ своихъ интересахъ, что представлялось, повидимому, немыслимымъ. Тмъ но мене надлежало найти настоящаго убійцу, оставившаго на кинжал отпечатки окровавленныхъ своихъ пальцевъ. Возможно, что и тогда близнецамъ будетъ вынесенъ обвинительный приговоръ, но если не удастся найти убійцу, то они ни подъ какимъ видомъ не могутъ разсчитывать на оправданіе.

Всесторонне обсуждая обстоятельства дла, Вильсонъ размышлялъ о нихъ днемъ и по ночамъ и строилъ разнообразнйшія предположенія, которыя всетаки не приводили его ни къ какому опредленному результату. Встрчаясь съ незнакомой двушкой или женщиной, Вильсонъ подъ какимъ-нибудь предлогомъ заручался отпечатками ея пальцевъ, посл чего ему приходилось каждый разъ сознаваться по возвращеніи домой, что онъ трудился даромъ. Отпечатки эти не имли ничего общаго съ тми, которые остались на рукояти кинжала.

Относительно таинственной двушки Томъ поклялся, что вовсе ея не знаетъ. Онъ даже не помнилъ, чтобъ ему случалось когда-либо видть двицу въ такомъ костюм, какъ описывалъ ее Вильсонъ. Томъ сознался, что не всегда запиралъ свою комнату на ключъ и что прислуга иной разъ забывала замыкать двери дома. При всемъ томъ онъ думалъ, что двушка наврядъ ли часто заходила къ нему въ комнату, такъ какъ въ противномъ случа она непремнно бы попалась. Вильсонъ пытался поставить эту двушку въ связь съ воровскимъ набгомъ. Онъ полагалъ, что она была союзницей старухи, или же переодлась сама старухою и воспользовалась удобнымъ случаемъ, чтобъ обокрасть городъ. Соображенія эти поразили и очень заинтересовали Тома, который нашелъ ихъ правдоподобными. Онъ общалъ пристально поглядывать на будущее время за этой подозрительной особой въ единственномъ или же множественномъ числ. Томъ опасался, впрочемъ, что она или же он окажутся слишкомъ ловкими, дабы появиться снова въ город, гд въ продолженіе долгага времени вс будутъ, безъ сомннія, держать ухо востро.