Винни Ковальский - гнус частного сыска
Шрифт:
– Валяйте, - бросил Солгрейв. Здравый смысл подсказал ему, что это практичнее, чем кружным путём возвращаться на железнодорожную станцию к тамошней гостинице. Ковальский самым фамильярным образом взял его под руку.
– Клиентка выдала мне кое-какой аванс, - шепнул он, - мы можем выпить, как только придём. Я угощаю.
Инспектор выдернул руку и посмотрел на сыщика.
– В честь чего? Не рановато ли?
– Отнюдь, - синие глаза Ковальского таинственно вспыхнули.
– Если я говорю, что пора выпить, значит, есть причина.
– Только не говорите, что нашли убийцу. Я всё равно не поверю.
– Ну что вы, конечно же, нет, - поморщился Ковальский.
–
– Какой же именно?
– Вы спрашивали у Уильямса, какого цвета платье было на девушке, которую он счёл Виолой Харди?
– Нет, конечно, - удивлённо ответил Солгрейв.
– Его вызвали в зимний сад посмотреть на труп, и он уверенно заявил, что видел снаружи именно эту девушку. Мне он повторил то же самое. Какое значение имеет этот вопрос, если он ни на минуту не усомнился, что видел мисс Харди?
– А такое, милейший инспектор, что труп к тому моменту наверняка уже накрыли простынёй. Девять из десяти, что констебль отогнул край простыни и показал Уильямсу только лицо барышни. Платья он, конечно же, не увидел. Зато девушка, которая выбежала через парадное, была в розовом.
– И что из этого следует?
– скептически осведомился Солгрейв. Ковальский поправил булавку в галстуке.
– Как - что? Вы же были в участке, вы видели одежду мисс Харди. Какого цвета её платье?
Инспектор напрягся.
– Ч-чёрт, понятия не имею, - то, что цвет не удержался у него в памяти, разозлило его.
– Какое это отношение имеет к убийству?
– Грин, нашедший труп в оранжерее, утверждает, что платье было абрикосовое.
– Розовое, абрикосовое, - досадливо ответил Солгрейв, - невелика разница. Кто как назовёт, а вы делаете из этого какие-то далеко идущие выводы.
Винни Ковальский посмотрел на него с нескрываемой жалостью.
– Глупо ждать, что у полицейского окажется чувство цвета, - насмешливо проговорил он.
– Но садовник - не полицейский. Если кто-то устраивается работать садовником, он должен как минимум отличать жёлтые розы от чайных. Хотя лично я предпочитаю белые... Так вот, я склонен верить профессиональному зрению садовников. И я бы посоветовал вам, как только мы доберёмся до гостиницы, позвонить в участок и спросить, какой цвет платья указан в деле.
Он снова подхватил тросточку под мышку.
– Пойдёмте. Нам, в конце концов, надо пообедать. Ручаюсь, что вы, как и я, с самого утра ничего не ели.
Гостиница в точности соответствовала определению Ковальского - она настолько напоминала всем своим видом о Старой Доброй Англии, что выглядела так же неправдоподобно, как американец в ковбойских сапогах или китаец с косичкой. Архитектору словно было недостаточно белой штукатурки и тёмных дубовых балок в стиле фахверк, что он решил дополнить картину ещё и настоящей соломенной крышей, изрядно заплесневевшей от дождя. Хозяин гостиницы посмотрел на Ковальского так, будто испытывал неодолимое желание выкинуть его за дверь, и лишь солидная внешность его спутника удерживала его от претворения этого желания в жизнь. После незначительного колебания он, однако, отвёл гостям два соседних номера наверху. Ковальский отправился устраиваться (хотя багажа у него не было), а инспектор спросил разрешения воспользоваться телефоном внизу.
В отсутствие Ковальского хозяин сразу стал намного приветливее и заверил Солгрейва, что телефон к его услугам. Солгрейв немедленно схватил трубку. Ждать соединения с полицейским участком оказалось неожиданно томительно.
– Алло, это инспектор Солгрейв. Да-да, по делу убитой мисс Харди. Можете ли вы оказать
мне одну услугу? Что написано в деле по поводу платья, которое было на трупе? Я имею в виду, его цвет?Ожидая ответа, Солгрейв скорчился над столом. Хозяин, поняв наконец, кто его постоялец и что привело его сюда, отодвинулся в сторону и почтительно поглядывал на него издали.
– Светло-оранжевый? А можно его назвать "абрикосовым"? Но не розовым? Точно не розовым? Огромное спасибо. Всего доброго.
Метнувшись мимо изумлённого хозяина, Солгрейв бегом взлетел по дубовым ступенькам наверх и заколотил в дверь номера.
– Эй, вы... Ковальский, как вас там! Вы меня слышите?
– Входите, не заперто, - откликнулся голос поляка изнутри. Инспектор открыл дверь. Ковальский сидел босиком на кровати и отчаянно пытался заштопать носок.
– Опять прорвался, сволочь, - горестно сказал он.
– Нет, это я не о вас, это я о носке. Узнали что-нибудь?
Солгрейв перевёл дух.
– Вы правы. Не знаю, как вам это пришло в голову, но платье действительно не розовое. Чёрт вас подери, мы же только что установили крайне важную вещь...
– То-то и оно, инспектор.
– Что Виола Харди не выходила из парадного в 19.20. Уильямс лжёт.
– Я бы выразился по-другому. Кто бы ни выходил из парадного в 19.20, это не была Виола Харди.
Сделав последний стежок, Ковальский воткнул иголку с ниткой за подкладку шляпы и натянул носок. Инспектор бросил саквояж и зонтик на пол и рухнул на стул, охватив голову руками.
– Чушь собачья, - выговорил он.
– Если убийце надо было проделать фокус с двойником, уж о платье бы он позаботился в первую очередь.
– А это нам с вами ещё предстоит разгадать, - сказал Ковальский.
– Занесите ваши вещи к себе, и пойдёмте наконец обедать. Не знаю как вы, а я умираю от голода.
"Чёрт знает что такое творится", - подумал Солгрейв. А творилось вот что: он принимал помощь в расследовании от иностранного прохвоста, который именовал себя частным сыщиком. Как так получилось и в какой момент это началось, Солгрейв решительно не понимал. Зато он понял, что теперь ему стоит быть осторожнее в общении с начальством - за такие штучки Скотланд-Ярд по головке не погладит.
Вечером Солгрейв постучал в дверь номера Ковальского, но его нового знакомого там не оказалось. На какое-то время он подумал, что этот тип ему приснился. Потом он всё же спустился и спросил хозяина гостиницы, куда делся второй джентльмен, снимавший номер.
– Джентльмен?
– хозяина аж передёрнуло.
– Что ж, если вам угодно называть его джентльменом... Он уехал ещё в шесть часов. Вот, записку вам оставил.
Инспектор прочёл:
Ужинайте без меня. Я еду в Лондон - собираюсь наведаться в местечко, где танцевала мисс Харди. Вернусь завтра утром.
В. К.
5.
Фасонисто сдвинув набок своё канотье, Ковальский шагал по улице в том районе Лондона, где его персона привлекала к себе не больше внимания, чем японец в центре Токио. Смеркалось; бурная ночная жизнь города поднималась из его тёмных пучин, как светящийся планктон из океана. Гибель главной звезды "Шоу Ку-ку" не особенно сказалась на его популярности: к подъезду уже загодя собирались кэбы и таксомоторы. Если бы не мальчик с ведёрком клея, поспешно натягивавший свежеотпечатанный лист афиши с новой программой поверх сияющего улыбкой личика Виолы Харди, никто не догадался бы об утрате.