Винни Ковальский - гнус частного сыска

– Заделались социалистом, Ковальский?
– поддразнил его инспектор. Поляк отмахнулся.

– Ах, боже упаси. Я всего лишь прагматик. Если я захочу повеситься, я сделаю это самостоятельно - с моей точки зрения, глупо вступать ради этого в элитарный клуб.

– Нувориши так не думают.

– Неужели находится так много желающих?

– Ещё как! Туда стремятся многие богатые англичане и даже приезжие, хотя я не слышал, чтобы в клуб приняли хоть одного иностранца. Отбор там суровый, но критерии его не слишком ясны.

– И что, все они совершают самоубийства?
– живо спросил Ковальский.

– Нет, конечно. Но они дают письменное обязательство сделать это, и за четыре года существования клуба погибло уже пять его членов.

– Вы считаете, что их убивают?
– хладнокровно поинтересовался частный детектив. Инспектор вздохнул.

– Считаем. Но у нас нет никаких доказательств.

– Оговорены ли сроки самоубийства в письменном обязательстве?

– Нет, в том-то и дело. Но пять смертей - это слишком много. Чрезмерно много. Численность клуба всегда составляет десять-одиннадцать человек.

– Значит, состав клуба обновился наполовину?
– задумчиво произнёс Винни Ковальский.
– В чём именно смысл письменного обязательства?

– Подписавший его обязуется принять яд на одном из заседаний клуба в любое удобное ему время, бросив его в чашку кофе.

– И всё?
– недоверчиво переспросил Ковальский.
– Деньги он клубу не завещает?

– Нет, здесь всё чисто, - покачал головой инспектор.
– Напротив, клуб терпит убыток - ведь труп не платит членских взносов. Единственное, за что мы могли ухватиться - это оговоренный в соглашении способ самоубийства. Его, видите ли, непременно нужно осуществить с помощью цианистого калия.

– Ваши данные?

– Смерть первых четырёх жертв действительно наступила от отравления каким-то цианидом. Все характерные симптомы налицо. Члены клуба единодушно показали, что кофе разливали из общего кофейника. В итоге мы потребовали допуска констебля на заседания клуба. Как ни странно, председатель легко дал согласие. Констебль полгода посещал все заседания и пил кофе из того же кофейника. А потом у него на глазах умер Рональд Адамс, всего три месяца как зачисленный в клуб. Тоже от цианида. Констебль мог поручиться, что никто не бросал ничего в кофе Адамсу.

– А почему вы всё-таки считаете, что Адамс не сам лишил себя жизни?
– полюбопытствовал Ковальский.

– Потому что он не был похож на самоубийцу, чёрт возьми. Этакий спортивный типчик, любитель яхт и мотогонок - при том, что ему было уже за пятьдесят.

– Не все самоубийцы похожи на самоубийц, - возразил частный детектив.
– Вы читали рассказ Честертона "Три орудия убийства"?

– Всё равно я не верю, что Адамс сам бросил себе в чашку яд.

– Это ваша обязанность - никому не верить, - кивнул Ковальский.
– Яд могли и не бросать в чашку.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, например, одна из чашек была смазана ядом заранее. Она не предназначалась специально для Адамса. Нечто вроде "русской рулетки".

– Развлечение пресыщенных богачей?
– переспросил инспектор.
– Что ж, вполне приемлемая версия. По крайней мере, она объясняет случайный характер последовательности смертей.

– В каком смысле случайный?

– Её закономерность невозможно определить. Кто-то умер после недели членства в клубе. Кто-то - через три года. Мы проверили все даты вступления в клуб. Адамс, как я уже сказал, погиб через три месяца. Наверное, всё так и есть: они договариваются о том, что на определённом заседании смажут одну из чашек ядом, и...

– Я не говорил, что я прав, - прервал Ковальский.
– Ни к чему раньше времени цепляться за какую-либо версию. Тем более за такую, которая не объясняет самого главного.

– Чего же?

– "Федра", по вашим словам - клуб самоубийц, а не любителей риска. Зачем тогда каждому давать письменное обещание покончить с собой? Нестыковочка, инспектор.

– Н-да, действительно, - помрачнел Солгрейв.
– Зачем?

– Кстати, где у них хранится яд?

– Нигде, в том-то и штука. Мы несколько раз обыскивали клуб, перевернули всё вверх дном. Ничего похожего на яд. Всё выглядит так, словно Адамс и другие несчастные приносили его с собой.

– Надо заняться этим вопросом, - проговорил Ковальский.
– А что вам известно о председателе клуба?

– Только то, что Мэтьюрин Мэтьюз - не первый председатель. Первым был Дэниел Коули. Он отравился в позапрошлом году.

– Вот как?
– Ковальский задумчиво почмокал сигарой.
– Что ж, остаётся только одно - попытаться проникнуть в этот клуб.

2.

Легенда была разработана достаточно быстро. Ковальский должен был назваться Огюстом Ланьером, корреспондентом "Фигаро" - удостоверение на это имя хранилось на всякий случай у одного из осведомителей Скотланд-Ярда, у которого его позаимствовал Солгрейв. Выдавать себя за англичанина Ковальскому, с его акцентом, было нечего и пытаться. Зато он идеально соответствовал тому неопределённому типу "иностранца вообще", который существует исключительно в сознании английских буржуа. С журналистским удостоверением в кармане, напудренный тщательнее обычного, Ковальский подошёл к дверям клуба "Федра" и постучал.

Дверь распахнулась, и на пороге появился швейцар - столь же представительный, сколь неприветливый. Увидев, что перед ним не член клуба, он пробурчал:

– Посторонним нельзя.

– Вижу, что нельзя, - спокойно сказал Ковальский.
– Позови кого-нибудь потолковее, душечка.

Он сунул швейцару под нос удостоверение.

– Огюст Ланьер, к вашим услугам. Выполняю редакционное задание "Фигаро". Это ведь клуб "Федра", или я попал не по адресу? Здесь подсыпают крысиный яд миллионерам?

От такой наглости швейцар опешил и не нашёлся, что сказать. С отвращением глянув на белый костюм гостя, он поколебался и надавил на кнопку электрического звонка. Почти тут же на лестнице послышались тяжёлые шаги дворецкого. Его внушительная фигура заполнила собой всю лестничную площадку. С высоты своего роста он уставился на Ковальского.

– Что вам угодно, сэр?

По его интонации было видно, что он Ковальского сэром не считал. Ковальский невозмутимо повторил цель своего визита.

– Одну минуту, - обронил дворецкий и снял трубку с телефона на стене. Доложив о пришельце и выслушав указания, он повернулся к Ковальскому и спросил:

– От кого вы узнали адрес клуба?

– От покойного мистера Коули, - не моргнув глазом, соврал Ковальский.
– Разумеется, когда он был ещё жив - в 1920 году на конгрессе промышленников в Париже. Он как-то зашёл в Мулен Руж, и так мы с ним... познакомились, и весьма тесно. Мы провели несколько незабываемых вечеров... если бы не его привычка заказывать мятный ликёр... ненавижу, меня мутило от этого запаха, если вы понимаете, о чём я. Он говорил мне, что возглавляет клуб самоубийц, но я, конечно, не поверил. Как, впрочем, и мой редактор. Но вот, бедный Дэниел умер, и... Меня послали подтвердить, что клуб существует...