Винни Ковальский - гнус частного сыска

Ковальский на мгновение задержался, наблюдая, как старая афиша исчезает под новой, затем прошмыгнул в арку и самым деловитым образом вошёл через служебный вход.

Почти сразу на глаза ему попались две барышни, торопившиеся в гримёрную. Прикинув, какая из них посмышлёнее, он двинулся ей наперерез и проговорил:

– Привет, милочка. Не скажешь ли, где найти Виолу?

Обе девицы вздрогнули и замерли на месте. Та, к которой обращался Ковальский, неуверенно ответила:

– Виолы нет.

– Как это нет?
– Ковальский подступил ближе.
– Она назначила мне свидание!

Испуганно глядя на пришельца, девушка прошептала:

– Убили Виолу.

– Шутки шутить изволите?
– Ковальский притиснул девушку к стене, одновременно с тем ловко поймав её запястье и вывернув назад.
– Сговорились мне баки заливать, да? Не пройдёт!

– Псих! Руку сломаешь!
– взвыла девица, пытаясь оторвать его от себя.
– Лиза, тресни его как следует!

– Да что же это такое! Уберите его!
– её подруга вцепилась в пиджак Ковальского, оттаскивая его назад. Не отпуская первую артистку, Ковальский изловчился и лягнул вторую каблуком. Та пронзительно завизжала. Расчёт сыщика оказался верен. На шум скандала в коридор вышел директор "Шоу Ку-ку", стройный брюнет лет сорока с нафабренными усами и причёской почти как у самого Ковальского.

– Что здесь происходит?
– холодно спросил он, вынув изо рта янтарный мундштук с папироской. Ковальский немедленно выпустил свою жертву, одёрнул на себе костюм и посмотрел на директора ясным взглядом бесстыжих синих глаз.

– Ваши дамочки на меня напали, месье. Вцепились, как бешеные кошки.

– Напали!
– возмутилась Лиза.
– Сам ненормальный, чуть руку Фанни не вывихнул...

– Я всего лишь хочу видеть Виолу Харди, - перебил её Ковальский.
– А мне тут морочат голову и несут какую-то муру.

Директор изменился в лице.

– Кто вы ей? Вы её знали?

– Выступал с ней раньше в одном номере. А теперь, значит, она стала такой звездой, что знаться со мной не хочет?

– Девочки, уйдите, - поспешно сказал директор. Лиза и Фанни неохотно подчинились.
– Понимаете, мистер... как вас?

– Зовите меня просто Гастон, - учтиво откликнулся Ковальский и снял шляпу.
– Моё старое сценическое имя - всё, что у меня осталось.

– Понимаете, Гастон, Виолу убили третьего дня.

– В самом деле!..
– воскликнул Ковальский и привалился к стене. Тросточка выпала из его руки и покатилась по полу. Директор подхватил его под локоть.

– Воды?

Ковальский посмотрел на него затуманенным взором.

– Виолу...
– пролепетал он.
– Кто бы мог подумать!

Если он и не выступал когда-то в варьете, актёрские способности у него в любом случае имелись.

Директор подобрал его трость и вложил ему в руку.

– Пройдёмте ко мне в кабинет, - сказал он, - выпейте бренди. Меня зовут Фрэнк О'Брайан.

Усадив Ковальского на диван, он закрыл дверь на задвижку и вынул из тумбочки бутылку. Разливая бренди по стаканам, он обернулся через плечо.

– Тоже, значит, были её поклонником? Неудивительно, такая женщина... Ладно, помянем.

– Не могу поверить, - всхлипнул Ковальский, сжимая в руке стакан.
– Кто? Кто её убил?

– Жена этого вшивого баронета, который за ней увивался. Надеюсь, аристократок тоже вешают.

Ковальский, давясь слезами, проглотил полстакана бренди.

– Ох, Виола! Прыгнула на свою голову в постель к баронету... Конечно, у него имение, деньжищи и всё такое...

– Ревнуете покойницу, Гастон?
– директор залпом допил бренди и налил себе ещё.
– Ужас в том, что её убили зря. Между ними ничего не было.

– Да ну, - недоверчиво хмыкнул Ковальский. Директор придвинулся вместе с креслом к нему.

– Можете мне поверить. Случилось глупое недоразумение... чудовищно глупое. Бедная малышка!

Заметив на подоконнике стопку афишек, Ковальский взял их и принялся перебирать.

– Бедная малышка, - повторил он вслед за О'Брайаном, рассматривая листки.
– Вы позволите мне взять что-нибудь на память?

– Из этого - что хотите, - сказал директор.
– Они уже никому не понадобятся.

– Это её последняя программа?
– спросил сыщик. Директор кивнул.

– Да, то, с чем она выступала в течение последнего года. Три потрясающих сольных номера - джига, фламенко и танец живота.

– Хммм, - протянул Ковальский, глядя в афишку.
– Здесь есть и второе отделение.

О'Брайан хихикнул.

– Естественно.

– А во втором отделении, верно, как водится, было что-то особенное?

Слово "особенное" Ковальский произнёс так, что О'Брайан засмеялся нервным смешком.

– Ценю знатоков, - ответил он.
– Ну конечно, у нас была особая приманка. Секретный номер "Шекспировская ночь". Виола в нём была неподражаема. Она танцевала чечётку в мужском костюме, а потом раздевалась. Публика на месте сходила с ума.

– Ага, - сказал Ковальский.
– А кто этот Себастьян, который указан рядом с ней в программе?

– Ревнивый вы человек! Это сценический псевдоним её брата, Мартина Харди. Первую часть чечётки они исполняли вдвоём.

– Мне следовало догадаться, - вздохнул Ковальский.
– Конечно, раз Шекспир... Когда мы виделись последний раз, её брат был ещё маленьким, и я не подумал, что он может выступать. Ведь сейчас ему шестнадцать?

– Семнадцать. Виола на восемь лет старше... была старше.

– Была!
– Ковальский шмыгнул припухшим носом.
– Не могу привыкнуть к этому слову.

– Ещё бренди?

– Ах нет, спасибо. Так можно я заберу эту афишку?

– Я же сказал, берите хоть все.

– А фотокарточки её у вас не осталось?

– К сожалению, здесь нет. У Мартина надо спрашивать, но сегодня его не будет. Номер отменили.

Он поднялся с кресла и положил руку на плечо Ковальскому.

– Чем мне вам помочь? Если вы не против переночевать в гримёрке, то я вам дам адрес Мартина, и утром вы сходите к нему. Он живёт недалеко, но сейчас наверняка где-то шляется, его не застать.

– Сердечно благодарю, - заявил Ковальский и крепко обнял директора.
– Я никогда не забуду вашей услуги.

Если бы директор мог знать истинный смысл последней фразы, он вряд ли бы рискнул помогать тому, кого называл Гастоном.