Винни Ковальский - гнус частного сыска

– Что вам нужно?
– потухшим голосом спросил секретарь.

– Чтобы вы пропустили меня к леди Фицрой, только и всего.

После того, как Моррис неохотно препроводил его в гостиную, сыщик устроился на диване и задумался. Он лучше, чем обычно это бывает с героями английских детективов, был знаком с изнанкой жизни и явственно чуял своим прококаиненным носиком, что за убийством мисс Харди крылось нечто, как цинично выражались в мире шоу-ревю, "особенное". Однако на мотиве убийства его мысль упорно спотыкалась. Размышления его были прерваны появлением Миранды Фицрой, которая вошла в гостиную и села в кресло напротив него.

– Вы что-то раскопали?
– умоляющим голосом спросила она. По её помятому лицу было видно, что она провела бессонную ночь. Ковальский откинулся на диване.

– Да, мэм. Я теперь почти наверняка знаю, что вы невиновны.

– Слава богу!
– воскликнула леди Фицрой.
– Вся моя надежда была на вас... честно говоря, я не очень надеялась, но у меня не было другого выхода. Полиция заранее настроилась против меня.

– Не думайте, мэм, что невиновность освобождает вас от разговора с полицией, - лучезарно улыбнулся Ковальский.
– Вам придётся выступить в качестве свидетеля.

– Свидетеля?
– леди Фицрой побледнела.
– Но я ничего не видела! Клянусь, на допросе я сказала всё, что знала!

Винни Ковальский поднялся с дивана, прикрыл дверь гостиной и подошёл к хозяйке.

– Вы сказали всё и не всё. Я верю, что об убийстве вы больше ничего не знаете. Но вы знаете что-то ещё. Что-то, касающееся Виолы Харди и вашего мужа.

На леди Фицрой жалко было смотреть. Её губа задрожала.

– Нет, нет, я не могу!
– она закрыла лицо руками.
– Это слишком ужасно! Вы не представляете себе, насколько...

– Представляю, - с сардонической усмешкой перебил Ковальский.
– Вы думаете, петля лучше?

– Не знаю, - выдохнула леди Фицрой и разрыдалась.
– Господи, что же мне делать?

– Всё рассказать полиции, - Ковальский прохаживался по комнате.
– Виола шантажировала сэра Реджинальда?

– Вы сами всё знаете, что же мне ещё говорить?

Сыщик вдруг ощутил на своих плечах руки леди Фицрой. Её горячие губы впились в его шею.

– Вы сами всё знаете... гадкий, гадкий мальчик...

– Ага, - хмыкнул Ковальский. Вывернувшись из её рук, он подошёл к двери и набросил крючок. Затем принялся расстёгивать пуговицы на брюках.

Полчаса спустя они лежали бок о бок на ковре перед камином, облокотившись на диванные подушки. На Ковальском был сиреневый с чёрным кружевом корсет Миранды Фицрой, леди Фицрой накинула на себя его синюю рубашку, а где в этот момент находилась рука хозяйки - мы не станем упоминать, иначе это будет не детективная повесть, а несколько другой жанр литературы.

– Гадкий, гадкий, - восторженно шептала леди Фицрой.
– Надо же, при таком росточке...

– Помилуйте, мэм, вы щиплетесь, - плаксиво отозвался Ковальский.
– Это больно, в конце концов.

– Ах, простите. Увлеклась немного...

Ковальский приподнялся на локте и посмотрел в раскрасневшееся лицо леди Фицрой.

– Вижу, ваш муж не очень-то балует вас своим вниманием?

– Совсем нет, - едва слышно проговорила она, - он ни разу, ни разу...

– Вот как, - Ковальский прижался к леди Фицрой и поймал её за подбородок.

– И Моррису про это известно?

Почти в ту же секунду ногти леди Фицрой вонзились ему в бедро.

– Вы забываетесь, мистер Ковальский!

– Это ещё кто из нас забывается, - сердито заметил Ковальский, оторвав от себя её руку.
– Видите, синяк сделали... Что ж, не хотите говорить - не надо. Я и сам восстановлю картину событий - фактов у меня достаточно. Мне, например, теперь совершенно ясно, что у Морриса есть ещё одна должность, помимо секретарской. Должность почтенная в наше время, но он почему-то делает из неё тайну.

Леди Фицрой отпрянула, подозрительно глядя на Ковальского.

– Что вы имеете в виду?

– Что Моррис - психоаналитик. И нанят он потому, что у вас серьёзные проблемы в семейной жизни, которые вы хотите скрыть.

– Что же делать?
– беспомощно проговорила леди Фицрой в который раз за последние сорок минут. Ковальский поднялся на ноги.

– Что делать, что делать! Одеваться. Будьте любезны отдать мне мою рубашку.

8.

– Сэр, пришёл какой-то...
– констебль не решился выговорить слово "джентльмен", - человек. Утверждает, что у него есть важные сведения по делу Виолы Харди.

– Впустите, - немедленно ответил Бишоп. Однако читатель уже догадывается, кого он увидел на пороге своего кабинета, и потому может вообразить его реакцию.

– Вы? Может, наконец, скажете, кто вы такой?

За спиной у суперинтенданта раздался смех Солгрейва.

– Не беспокойтесь, сэр, - произнёс инспектор, - это мой агент.

– Ваш агент? С каких это пор?

– Со вчерашнего вечера.

"Агент" церемонно снял соломенную шляпу и наклонил голову.

– Разрешите представиться. Ковальский. Винни Ковальский.

Суперинтендант подумал, что, видимо, для пользы дела лучше ничему не удивляться.

– Как идут дела с Фицроем?
– спросил Ковальский, без приглашения усевшись на стул. Солгрейв раскуривал трубку.

– Всё отрицает. Досадно то, что улик против него нет. Придётся его отпускать, иначе будет большой скандал. Сэр Реджинальд слишком значительная фигура, чтобы арестовывать его по смутным подозрениям.

– Мои подозрения довольно ясные, - возразил Ковальский. Бишоп надвинул на нос очки и пристально посмотрел на него сквозь стёкла.

– Мистер Ковальский, ваши подозрения значения не имеют. Имеют значения доказательства. А доказательств того, что сэр Реджинальд убил мисс Харди, вы представить не можете.

– Естественно, не могу, - невозмутимо отозвался Ковальский.
– Потому что сэр Реджинальд её не убивал.

– Не убивал своими руками?
– уточнил Солгрейв. Поляк развязно закинул ногу на ногу и подтянул носок (новый).

– Возможно, и чужими тоже. Видите ли, всё дело в том, почему её убили.

– Вы намекаете, мистер Ковальский, - в слово "мистер" Бишоп вложил всё доступное полицейскому искусство оскорбления, - что вы это знаете?