Вишнёвый луч
Шрифт:
– Можешь взять трубу или контрабас. Я не восприимчив к постмодернизму, и у нас нет времени на церемонии. Мы можем успеть и сделать только самое главное, то есть всё самое необходимое.
– А ноги - необходимое?
– Мне надо самому проверить: сколько неловкости нам надо для устранения этой дикой, невероятной близости. Мы с тобой уже никогда не погуляем под какой-нибудь луной в ромашках и соловьях. Какая умница эта наша великая классическая литература, что всё уже пережила и описала! У нашего поколения уже нет на это времени. Дай Бог хоть дотянуться на миг до другого
– Почему ты так грустен? Возьми мои ноги... А я возьму контрабас... Это не очень массово. Довольно элитарное искусство поспешности. В смысле, у нас. То есть - мы сами. Нам этот поезд дарит определённый отрезок. Он определён.
– Да, как говорили наши бабушки: купили отрез на платье. И ещё: кусок материи.
– А дедушки ходили в пыльниках.
– Это прадедушки. А дедушки уже терзались в нейлоновых рубашках.
– И всё это кончилось.
– Мы тоже кончимся, поэтому давай сюда ноги и всё остальное.
– Вот, пожалуйста.
– Спасибо.
– Не за что.
– Да уж. Лохматая. Не ходишь в салоны?
– Я работаю скрипачкой. Забыл? Я по другой части.
– Лучше б ты работала уборщицей.
– Уборщицы тоже ходят замуж и пользуются поездами дальнего следования. Реже, чем скрипачки, но бывает.
– Уборщицы часто бывают замужем... Слушай, что это за дебри такие? У тебя есть бритва?
– Что? Сейчас? Здесь?
– Да. Здесь и сейчас.
– А как же...
– Ты боишься мужа?
– Ну...
– Ты же любишь меня. Муж обойдётся. Мы с тобой не можем жить друг без друга, поэтому я сейчас же тебя тут побрею. Посиди так, я за водой сбегаю.
– Куда?!
– К проводнику.
– Он спит. Лучше в туалет. Возьми мою косметичку, она водонепроницаемая. Набери в неё тёплой воды, пожалуйста.
– А если вода будет холодная, ты выйдешь завтра замуж? Не опускай ноги! Говори! Если в кране будет только холодная вода, с кем ты будешь жить?
– Послушай, милый мой, я никогда не брилась... там. Может быть раздражение.
– У меня по всей душе от тебя такое раздражение, словно с неё всё тело сбрили. Я скажу своей невесте, что заболел и не могу на ней жениться.
– Чем заболел?
– Ну не знаю... спидом, например. Вряд ли этого недостаточно для разрыва помолвки.
– А вдруг ты ей любой нужен? С чумой, проказой, холерой?.. Ты же говорил, она у тебя люкс. Она тебя любит?
– Вчера по телефону она ни одного слова кроме "люблю" не сказала ни разу.
– Мой тоже.
– Не опускай, пожалуйста, ножки, ну пожалуйста, я только немножко побрею... мне безразличны чувства... наших наречённых. Я сейчас!
– Пойдём вместе.
– Женщина не может ходить по вагону с поднятыми ногами.
– Никогда не поздно учиться.
– Я быстро!
– Ой, уже светает, смотри! Скоро пойдут болота... Нас ждёт город Святого Петра...
– Сиди. Я вспомнил: у меня в чемодане есть литровка пива. Давай с пивом?
– Давай. А пену куда?
– В твою косметичку. Поехали.
– Н-да. Ой, холодно!
– А ещё что?
–
Страшно. Приятно. Стыдно. Ой...– Ну вот, я всё сбрил. Там и было-то...
– Ты ж сказал, что лохматая.
– Я нарочно. Давай сполосну... Всё. Ложись. Я возьму твою косметичку с собой. Тюбики-флакончики могут и безоболочно в сумке поваляться.
– Конечно...
– У тебя лицо сияет...
– Конечно...
– Давай теперь вот так попробуем.
– Конечно.
– Ты моя.
– Конечно.
– Навсегда! Запомнила?
– И пока любовь не разлучит нас...
– Что ты сказала?!
– Так, привиделось. Спи, родной.
– Час остался.
– Хорошо.
– Отлично. Я не вижу тебя его женой.
– Я тоже.
– Стучат в дверь.
– Проводник поднимает народ. Умываться пойдём?
– Нет, некогда. Давай ещё раз...
– Я не смогу остановиться.
– Нам и не надо останавливаться. Мы соединимся и так выйдем из вагона. Не забудь свой контрабас.
– Такого концерта я ещё не давала.
– Молчи. Всё, тихо, я люблю.
И ПОСТФАКТУМ
Через месяц в поезде Петербург-Москва пил водку помятый пожилой мужчина в щетине и на аккуратные просьбы попутчиков выключить свет реагировал тяжёлым хрипом, словно хотел и не мог выругаться.
Попутчики плюнули и попытались уснуть при свете. Мужчина налил ещё, покосился на дебелую даму в сатиновом халате, на девчушку лет семнадцати, вертевшуюся на верхней полке, на паренька с Че Геварой на футболке, втянул водку и вдруг тоненько запищал.
Купе подскочило. Девчушка испуганно сказала ой. Парень почесал революционную грудь, дама вжалась в стену.
– Извините, - человеческим голосом сказал помятый мужчина.
– Я журналист.
– Это, конечно, всё объясняет, - язвительно обронила дама, но чуть успокоилась и легла на место.
– Дяденька, вам плохо?
– догадалась девчушка и почему-то быстро-быстро заплела волосики в косичку.
– Позвать проводницу?
– Позовите Бога, - попросил мужчина и вытер губы корявым клетчатым платком.
– А вы где журналист?
– осведомился парень, спрыгивая с верхней полки.
– Если вы за наших...
– Вот.
– Мужчина вытащил из надорванных карманов газеты и положил на столик.
– Ну вот ещё, - фыркнула дама и отвернулась к стенке, что было нелегко. Сатиновый халат предельно обтянул бюстгальтерные овраги на её могучей округлой спине.
– Женщин уже не волнует любовь, - усмехнулся журналист, разглядывая эту спину.
– И правильно.
– Водка содержит спирт, - объяснила спина и всколыхнулась возмущением.
– Можно почитать?
– осторожно спросила девушка, соображавшая очевидно быстрее других пассажиров.
Мужчина кивнул и налил. Посмотрел на Че Гевару.
– Будешь?
– Мы не пьём, - пояснил парень.
– У нас возвращение к истокам.
– А... Ну, с возвращеньицем!
– и он целенаправленно махнул. Для перевода на европейские наречия: выпил стакан водки с целью напиться пьяным.