Визит
Шрифт:
Поликарп пошел между могил и остановился у совсем еще свежей. Он нагнулся, взял ком глины, растер ее в ладони, посмотрел, потом отбросил, широко размахнулся и воткнул крест в землю. Придавил, утоптал землю вокруг и тихо постоял рядом. А потом он повернулся и, ни разу не оглянувшись, отправился домой.
Вечера в одиночестве долгие.
Поликарп выкурил уже три сигареты одну за другой, а прошло всего полчаса. Хоть бы Якуб пришел, подумал он, и ему стало еще грустнее. Он вспомнил, как легко вошел белый крест в черную землю. Так же легко, подумал Поликарп, входит в землю и человек. Земля всасывает, втягивает в себя, заглатывает. Мерзка ненасытность земли. Еще грустнее Поликарпу от этих мыслей, но слез у него нет.
Тут кто-то постучал в окно. Поликарп вышел на порог.
— Кто это? — спрашивает он во тьме.
— Привидение, — говорит кто-то измененным голосом.
— Уходи, — говорит Поликарп громко.
Раздается смех, и из темноты показывается Якуб.
— Испугал я тебя? — спрашивает он.
— Нисколько!
— Ну, пойдем, запри и пойдем.
— Куда? — удивляется Поликарп.
— Да выпить, станет легче, — отвечает Якуб. — Скорей все позабудешь.
— Я вовсе и не хочу забывать, — говорит Поликарп, — однако идем.
Он закрывает дом, и они идут рядом. Корчма полна, дым заползает даже в пустые стаканы. От прилавка несет перекисшим вином, но они облокачиваются на него. Громкий говор заглушает мысли, и это, наверное, хорошо.
— Налейте нам, — говорит Поликарп, — по сто граммов.
Корчмарка наливает, пододвигает к ним рюмки и наклоняется к Поликарпу.
— Остался ты один, парень, — говорит она ему, — жена тебе требуется.
— Эх, да что там! — махнул рукой Поликарп, он чокнулся с Якубом и выпил залпом. — Правда ваша, — отвечает он корчмарке, — я одинок. Всех я похоронил, а меня некому будет… Еще по полной, — заказывает он, — и себе налейте!
— Совсем ты денег, парень, не бережешь, — машет на него хозяйка, но наливает три стаканчика. Пьют. Поликарп платит.
— Идем, Якуб, не то я тут взвою еще. — Поликарп хлопнул Якуба по плечу и вышел с ним в темноту.
Якуб его не удерживал.
В деревне брешут собаки. Со всех сторон слышен их лай. В скалах ухают совы, черные кошки вышли на дорогу, стали кататься, показывая брюшко, завлекая. Ведьмы летают на метлах, а колдуны снова закрыли месяц и готовы наколдовать всякого каждому, кто только попадется. Ну и ночка, черт возьми ее совсем! Но наперекор всем злым силам и дурным предчувствиям Поликарп выбрался на улицу и стал подниматься на Верхний конец. В домах светится лишь кое-где, да и то окна закрыты изнутри занавесками, так что, если даже захочешь, не узнаешь, что в доме творится. В немногих окнах голубоватый свет выдает владельца телевизора. Поликарп не торопится, время у него есть, а когда он нащупывает нож в кармане, он усмехается. Останавливается он на самом краю деревни у темного строения. А может быть, это только со стороны дороги, думает он и открывает с осторожностью калитку, чтобы не заскрипела. Он обходит дом, останавливается у небольшого оконца. Тьма кромешная. Его страх морозом пробирает, но он все же отваживается и стучит. Отступает на два шага и ждет. Тихо. Ничего и никого. Даже собаки перестали лаять. Он решается снова подойти к окну и снова постучать сильнее. Тут уж закачалась занавеска, звякнул запор.
— Кто там? — слышится из-за стекла женский голос.
— Я это, Ева! Карпо! Поликарп!
— Карпо? — В голосе удивление.
— Отвори! Пусти меня!
Окно закрывается, занавеска разглаживается. Ничего не понятно. То ли спать легла, то ли одевается. Поликарп дышит глубоко, вытягивается в темноте во весь рост. В окне зажигается свет, и он отскакивает назад. Свет затемненный, но это свет. Слышны шаги на веранде, звук ключа в замке и стук дверной ручки.
— Входи, — говорит Ева.
Поликарп несмело делает шаг. Он следует за женщиной в комнату. Оглядывается и, когда немного приходит в себя, замечает, что женщина внимательно на него смотрит.
— Садись, — приглашает она.
Она ему
улыбается, но, увидев, как он серьезен, тоже становится серьезной и больше не предлагает ему сесть.— Идем со мной, девушка, — выпаливает Поликарп, — идем ко мне, иначе я одичаю… Правда, одичаю, стану сырое мясо есть, пьянствовать, пить овечью кровь… Ну, правда, упырем сделаюсь, оборотнем!
Женщина прислоняется к стене, испуганная его порывом.
— Давно ты не приходил сюда, — говорит она неуверенно, — кто знает, где ты шатался…
— Нигде! — вскрикивает он. — Мать у меня померла, отец в земле, а теперь еще и бабушку схоронил… Верь мне, я одичаю один, не стану еду варить, есть, как люди! Придешь? Ну, говори, придешь?
Наступает тишина, слышно только тяжелое дыхание обоих. Женщина опускает голову.
— Не знаю… — говорит женщина тихо, как-то через силу.
— Эх ты!.. — вырывается у Поликарпа, он делает какое-то движение, потом поворачивается и выбегает прочь.
Дверей он за собой не закрывает, бежит и бежит, будто кто гонится за ним. Останавливается у моста. Тут он вздыхает и говорит громко: «Осел я!»
На другой день Поликарпа как подменили.
«Что я, покорился или обмяк от чувств?» — спросил он сам себя утром, но не знал, что отвечать. Он принялся колоть дрова, чтобы заглушить гул в голове, но скоро ему это надоело. Он наточил топор так, что чуть не порезался. Потом стал отгонять кур, которые забрели в огород. Вышел с ножницами в сад подрезать сухие ветви на винограднике и кусты крыжовника и чуть не отхватил себе палец. Работа не шла. Все падало у него из рук, и он очень обрадовался, когда еще перед полуднем явился к нему Якуб.
— Ну что, на свиданку ходил? — смеется Якуб.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, я тебя видел.
— Болтай!
— Ну не видел, так догадался.
Поликарп достает сигареты, угощает Якуба. Он затягивается, выпускает дым и усмехается.
— Ну был, твоя правда, — признается он.
— И что? — допытывается Якуб.
— Да ничего такого особенного. — И больше не говорит ни слова.
Якуб прощается, и Поликарп снова один.
День длинный, а у него в голове точно колокола гудят. Он не может дождаться вечера, с самого обеда начинает метаться. Он проветривает дом, подметает комнаты и дорожку, кладет все по местам, наводит порядок. Для чего это я, спрашивает он себя, но даже все цветы поливает. Когда наступает темнота, он зажигает лампы во всем доме, умывается и берется за газеты. Он просматривает их и начинает листать календарь. Но и тот читает недолго: вдруг он начинает искать белую рубашку. Он надевает ее, смотрит в зеркало и успокаивается. И тут кто-то тихонько стучится.
— Войдите! — громко говорит Поликарп.
Двери открываются, входит Ева.
— Я пришла, — шепотом говорит она.
Поликарп сначала не может пошевельнуться, потом бросается к женщине, берет ее за руку.
— Иди сюда, я сейчас кое-что тебе дам, — говорит он и ведет ее к деревянному сундуку в углу. Он поднимает крышку, достает полотняный мешок, что-то в нем перекатывается.
— Орехи, — объявляет он торжественно.
— Орехи? — удивляется Ева.
— Бабушка берегла их для меня, а теперь они твои, — говорит он с нежностью. — Здесь и молоток.
Женщина берет мешок, развязывает и вынимает орехи. Ударяет молотком по скорлупе, разбивает его и кладет ядро в рот. Поликарп молча стоит рядом и улыбается.
Везде в доме слишком много света.
НА ПАСЕКЕ
И высоко в горы приходит осень. Интересно, что в нынешнем году Никон почувствовал осень, когда ему захотелось лесных орехов. «Ох, орехи, орехи! — вздохнул он как-то утром, едва поднявшись с постели. И раньше, чем начать одеваться, он добавил: — Господи, уже сентябрь, орехи-то давно поспели…»