Вкус жизни

«Что это сегодня девчонок так «штормит»? – в который раз удивляется Кира. Ей захотелось отвлечься от чужих воспоминаний. Свои мысли нахлынули, завертели-закружили…

– Отсутствие ярких моментов в жизни ведет к изменам? Но смотря что считать яркими моментами. Меня не прельщает сомнительная ценность развлечений твоего мужа. Он не имеет понятия о нежности, чуткости, неослабевающей любви и признает только кратковременную страсть. Разве это настоящий мужчина? Разве не иссушается, не растрачивается, не истончается сердце любвеобильного мужчины? Разве не распыляет он себя, не обедняет свою душу? – возмутилась Жанна.

– Да есть ли у него душа?.. У таких только орган… Чуткость, нежность? Такого за моим сроду не водилось. Ну, разве что до замужества, когда завоевывал. Ни дна ему, ни покрышки! – взбрыкнула Эмма.

– У мужей и жен часто возникает конфликт интересов, – попыталась нащупать тропинку к истине Аня. – Все мы неодинаковые, неповторимые, хотя в детстве у нас было много чего общего, похожего, даже одинакового: трудности, простые радости. А мыслим мы все равно по-разному, желаем разного. Из нетипичных переживаний, из исключений собирается личность. В нас интересно не общее, а личное, глубинное, может быть, генетическое; положительное, конечно.

– И какого рожна не хватало Федору? Попалась бы такая, чтобы наперегонки с ним по мужикам бегала. Интересно, как бы он тогда запел? – засмеялась Жанна, ярко представив предложенную комично-трагичную ситуацию.

Инна опять навострила уши и мгновенно отреагировала:

– Такие особи не уживаются вместе. Они себе в пару тюфяков выбирают, которые только словами умеют наставлять на путь истинный… Ох добралась бы я до Федора, показала бы, где раки зимуют! Напомнила бы о том жутком случае… Все гулящие мужики, наверное, содрогнулись, когда измученная изменами жена, застав мужа в своей постели с очередной пассией, в состоянии аффекта лишила его кое-чего… Кормящая была. Тигрица защищала свое логово от посягательств извне. Ее можно понять… – в какой-то напряженной задумчивости закончила Инна свою жестокую угрозу.

– Говори, да не заговаривайся, – ахнула Лиля, – завяжи язычок в узелок.

– До сих пор осталась склонной к бурным реакциям, – недовольно пробурчала Лера.

В комнате воцарилась осуждающая тишина.

– …И это пакостливое ничтожество, неспособное любить, не понимающее элементарных житейских истин и заветов, еще и унижало тебя, издевалось над твоей порядочностью и жертвенностью?! – снова возмутилась Жанна и замолкла, ожидая возражений.

– Над моей глупостью измывался…

– Раздариваем мы себя недостойным. Как нескоро мы умнеем… Любить и нравиться – разные вещи. Нравится человек за какие-то положительные качества, а любим непонятно за что. Просто любим, и все, души в них не чаем, а потом страдаем. Как поздно мы начинаем хоть что-то понимать в этом гробящем наши души мире. Нам остается только осознание своего бессилия перед прошлым, перед невозможностью все или хотя бы что-то частично изменить, вернуть назад, – печально усмехнулась Рита.

А Лена подумала: «Все прощают женщины, только не измены».

– Ох уж эта наша вечная, неиссякаемая женская сострадательность! – вздохнула Аня.

– Вот ты ка-ка-я! – тоном артиста Хазанова из известной интермедии протянула Инна.

Она не уточнила, к кому относила свое удивление. Наверное, просто хотела немного разрядить обстановку печальных откровений.

От монотонности и однообразия разговоров подруг Лену неудержимо клонило в сон. Она запустила пальцы рук в свою густую шевелюру, закрыв тем самым свое лицо, уперлась локтями в стол и прикрыла глаза. Сказывалась усталость. Как-никак четыре часа в пути провела и тут уж часа три, не меньше. И это при ее-то больном позвоночнике.

– …Теперь в моем возрасте мне нечего стесняться своих прошлых ошибок. Да, все мы некогда мечтали. Наша беда в том, что, испытывая необходимость в привязанности к мужчине, мы предполагаем обратную связь, – усмехнулась Рита. – Мое замужество было огромной мукой, черной полосой, не без счастливых коротких моментов, конечно. Но их было так мало! Они не стоили того, чтобы терпеть унижения. Невелико счастье делить кров с таким мужчиной. Хлебнула я с ним. Все, связанное с физической болью – допустим, тяжелые роды или операция, – быстро забывается, а вот душевная боль – никак. Как ни старалась, не получалось. Хоть голову отсеки. Обидно, когда за добро расплачиваются злом.

И за что мне такая «божья милость»? За что столь несоразмерное наказание? За нелюбовь с самых первых дней рождения, за жизнь без ласки, за отверженность? Очень хочется верить, что Бог здесь ни при чем. Я мечтала полюбить такого, который способен понять мою боль и чья боль заставила бы меня забыть о себе самой. Чтобы я могла утешиться в его объятьях, а он в моих. Наверное, поэтому искала себе слабых. И находила. Один оказался эгоистом, лгуном и гуленой, другой был сумеречным, скучным… ни глотка свежего воздуха, ни грамма живительной силы… не тем будь помянут. Их слабости оборачивались моим несчастьем. Что это: случайность, совпадение, закономерность? Неисповедимы пути Господни и непонятны тропинки, по которым один человек находит другого человека.

– Хорошо, что не рискнула третий раз «сходить» замуж, – сказала Лиля. – Здоровье хоть немного сберегла.

– Судьба, наверное, оставила меня в покое, потому что у меня больше нечего было отнимать.

Лиля поняла ее намек.

– Ласки продляют жизнь, – не к месту хихикнула Инна, не вникнув в слова Риты. Она одновременно прислушивалась к беседе Гали с Милой. Лиля осуждающе нахмурилась:

– Я, например, сама не лгала и в других не представляла себе существования такой всеобъемлющей способности к лжи. Потом хотела до конца дней своих быть рядом с тем, кто пусть и не умел любить, как я, но кто был необходим мне больше меня самой, потому что считала: главное в жизни быть рядом с тем, кого любишь. Любовь была моим светом. Но и этого не случилось… Самопожертвование у мужчин возможно только в высоком состоянии духа. У женщин оно в крови. А с третьим мужем уступила своей натуре, женской сути. Не умеем мы, детдомовцы, жить только для себя. Видно, трудно учиться самим тому, чему хорошая семья учит своим примером.

Лиля горько вздохнула и замолчала.

– Посмотри правде в глаза: всему никакая семья не научит. Думать головой надо, – резко сказала Лера, уставшая от рассказов о бесконечных жизненных перипетиях подруг.

– В жизни много странного. Иногда кажется, что все события образуют какой-то определенный рисунок, но его никак не удается разгадать. Это как если бы наша жизнь состояла из мозаики, в которой не хватает многих деталей, – как бы оправдываясь, сказала Рита.

Лене показалось, что Рита почувствовала облегчение от своего трудного откровения, от своих пусть даже резких слов. Ее монолог заставил Лену взглянуть на себя, на свою жизнь как бы со стороны. Но она никак не могла раскрепоститься и последовать примеру подруги. «В моем одиноком молчании всегда подразумевается несуществующий собеседник, спорщик – моё внутреннее «я». Мне его всегда хватало», – думала она.

То ли от шумных разговоров подруг, то ли от собственных вдруг нахлынувших воспоминаний Лена почувствовала себя смертельно усталой и снова как бы отключилась на время.

– …Нашим бабушкам было проще, они верили, что на том свете таких мужчин ждет великое отмщение за все мучения женщин, – рассмеялась Жанна.

– …Получил наш слесарь зарплату, напился и пришел к столяру поплакаться. А дверь в мастерскую оставил открытой. Слышу, во весь голос возмущается: «Не хочет моя баба со мной пьяным в постели…» И матом, конечно, как пулеметными очередями. «Я сейчас за деньги себе любую приведу!» И опять расстрелял весь свой запас боеприпасов. А я вышла из своей комнаты (она напротив) и говорю: «А если она тоже… за деньги?» Ты бы видела его растерянную, испуганную физиономию! Наверное, алкашу никогда в голову не приходило, что его терпеливая женушка могла бы отомстить ему той же монетой... Ушла я к себе. До слез хохотала.

Опять Лилин голос будто издалека:

– …А когда мой второй муж свирепел, то словно с цепи срывался, терял контроль над собой, я с дочкой уходила из дому к подруге со словами: «Стенам досаждай» или молчала. Пустая трата времени спорить с ним. Ураган остановить мне было не по силам, и я ждала, пока сам иссякнет. Пьяным он всегда делал, что хотел, и последствия его не интересовали. И мне твердил, мол, не твоя забота, где я и что делаю. Бунт зрел во мне слишком долго. И все же я задумывалась: «Зачем мне все это нужно? Чем я готова пожертвовать ради такой семьи? Еще прибьет с психу, по пьяни. И грабли раз в году стреляют. Говорят, дураку с самим собой весело, а умному с самим собой нескучно. Пусть один живет и радуется. Пусть ищет свое придуманное пьяное счастье».