Вкус жизни

– …Нечего оплевывать наше прошлое, демонстрируя по своей неистребимой совковой привычке возмутительное высокомерие, и называть Родину страной «безнадежно кривых зеркал». Наше счастье оплачено немереной кровью отцов… Отмотай кинопленку своей жизни назад. Ничто нас не испортило: ни пионерия, ни комсомол. Мы взяли из них много полезного. – Это Рита возмущалась.

– …Ничего подобного? Почему ты так яростно отстаиваешь наше сомнительное прошлое? Оправдание ищешь? Мол, мы искренне заблуждались. Сколько не говори «халва, халва», слаще во рту не станет. Забыла, как Таисию вызывали на комсомольское бюро за огромный белый бант, которым она украсила свои прекрасные черные волосы, и как ты пряталась под партой и втихомолку, испуганно постанывая, пыталась поскорее избавиться от такого же банта, только черного, – поддела Риту Инна.

– Банты? Какая мелочь, было бы о чем говорить! Ведь никаких крупных оргвыводов по этому поводу не последовало. Я не иду на попятный. Случались где-то, как теперь мы знаем, перегибы, но только не в нашем университете. Все эти строгости, насколько я понимала, вводились для пресечения возможности ношения чего-то еще более экстравагантного… для нашей же пользы, чтобы некоторые студенты по бедности не чувствовали себя ущемленными. Наши педагоги тоже ходили на занятия без изысков в одежде и тем самым убеждали нас в приоритете духовных ценностей. Строгие запреты довольно скоро были сняты, потому что жизнь налаживалась и в них уже не видели необходимости. Признаешь мое объяснение разумным?

И все же сквозь смуглую кожу щек Риты проступил румянец. Она прятала глаза. Не от смущения, от стыда, что тогда не сумела оспорить сомнительный тезис куратора группы, то бишь наставника. И сейчас она пыталась оправдать свою тогдашнюю неуверенность и боязливость.

– С тебя взятки гладки, – рассмеялась Инна.

– В МГУ на физическом и механико-математическом тоже в этом плане отклонений я не замечала. Наукой до предела головы студентов были заняты, – сказала Лена.

– Да уж не постигали науку быть привлекательными и очаровательными для мужчин, – рассмеялась Жанна.

– Там же иностранцы учились. Им не запретишь… – криво усмехнулась Инна. – Я с филологами дружила, была там своим человеком. Стихи они шутливо-критические сочиняли. Дошло до ушей начальства. Дело раздули. Этого было достаточно, чтобы троих ребят исключить из списков студентов. Отчислили без права восстановления. Кандидатов на их место взяли. Многие из них тогда ожидали случая попасть в студенты. Моя подруга только на четвертом курсе такой чести удостоилась… Были сломаны судьбы мальчишек. Такой вот зигзаг неудачи. А ведь была оттепель. Но все равно глохли интересные студенческие идеи, руководство боялось каждого чиха, зверело от страха, – подкинула свой последний козырь Инна.

– То есть? – насторожилась Рита. – Объясни доходчивее. Не тяни кота за хвост. Это что еще там глохло? У нас были прекрасные КВНы. А вспомни танец псковитянок, поставленный Галкой. Ты же сама поражалась, как художественный совет позволил девушкам танцевать в просвечивающихся платьях. Забыла? Может, ты и правда что-то чувствовала больше нас, но даже сама себе этого объяснить не умела. Знала о перегибах, о стихах, переписываемых от руки… и жила с этим, не высовываясь… Самоустранялась? Не было уверенности в праве каждого на свободу слова… или рассудительно соглашалась?.. – безжалостно добавила Рита.

Льдистая голубизна надменных Инниных глаз затуманилась, как стекло бутылки шампанского, принесенной с мороза. Она затихла, усмиренная последней фразой Риты. Но ненадолго.

– На нашем факультете не было стиляг – недаром говорят, что точные науки дисциплинируют ум. У нас никто не носил галстуков «пожар в джунглях» или «селедку», но даже веселая, весенняя, нарядная юбочка могла послужить поводом для причисления девушки к разряду «вредных», и ее могли наказать как жертву модных тенденций. И ты со своим бантом вполне могла претендовать на звание стиляги и «загреметь»… Ты ничего не имела бы против такого поворота событий? Думаешь, небо не показалось бы в овчинку? Ха! Ведь ты могла подтолкнуть нас к тому, чтобы мы иначе, чем было положено, относились к жизни…

– Ну, раз тебе невтерпеж, давай критикуй, – махнула рукой Рита.

– Если действовать решительно, но осторожно, то некоторые правила того времени можно было обойти. Кое-кому это удавалось. Детям высокопоставленных родителей кое-что сходило с рук. Для этих богатеньких препятствий и тогда не существовало. Дине, например. Сквозь пальцы в комитете комсомола смотрели на ее броские наряды, а нам… ничтожным, сразу бы преградили путь… Еще бы, фланерство, пижонство – это же осмысленное противопоставление себя общепринятым нормам поведения! Ха! Эпатаж – это же протест, опасное расширение пространства личной свободы, шаг к образованию трофических язв общества! А вдруг в двери наших добропорядочных граждан постучится еще и секс? Возникнет поголовное безумие. Такого нам не могли позволить. Стиляги – праздные прожигатели жизни! У них было внутреннее несогласие с однозвучьем жизни. Не понимали идеологи, что, запрещая, они подталкивали молодежь к сопротивлению… А может, и понимали, – хитро скривилась Инна.

– Прошло время, и эти же чиновники стали носить брюки-дудочки и затертые джинсы. И чего ради бузили? – усмехнулась Лиля.

– А я не водила дружбы с городскими стилягами. Честно говоря, недолюбливала этих разряженных юнцов, считала, что для них яркие тряпки – предел мечтаний. Они казались мне слишком примитивными и легкомысленными, – сказала Жанна.

– …Потом наступили убийственно обезличивающие брежневские годы фальши, перерождения душевных самобытностей в ничто… – опять «завела свою пластинку» Инна.

– Мы не изменяли главному в себе – человеческому, – сказала Алла, как отрезала.

– Вот у кого сплошные перегибы. Тебя послушать, так получается, что мы проспали все семнадцать лет его правления. Уточняй, кто проспал, – сердито сказала Эмма. Ее лицо вдруг покрылось красноватыми пятнами.

«И у нее слабые нервы», – сочувственно подумала Кира и, оставив ненадолго участников спора, пошла на кухню.

– …Когда я после университета приехала в провинциальный вуз, то была поражена тем, что многие мои студентки являлись на занятия в мехах, увешанные золотом, как новогодние елочки. (В противовес моему излишне скромному, строгому, мной самой сшитому костюмчику). Но я «не козлилась», потому что воспринимала эти наряды на девушках как стремление их родителей поскорее выдать замуж своих дочурок в условиях дефицита мужского контингента в педагогическом институте, – сказала Галя.

Наступила неопределенная пауза, после которой разговор о моде возобновился. Но Лена уже отвлеклась на Жанну с Лилей.

– …Мы были из тех, «на смерть идущих», если потребует Родина, – продолжила воодушевленно излагать свои мысли Лиля. – Преданность, любовь, профессия – были нашим фундаментом. Мы были крепкой породы. И я об этом говорю не стесняясь. Вот возьми даже нашу достаточно безответную Анечку. Для меня совершенно ясно, что если ей нагло посмотрят в глаза или грубо потеснят, она посторонится молча, спокойно и гордо. Помнишь, Блок так вел себя. После оскорбительной статьи о нем в журнале сначала издали кивнул редактору, а потом подошел и протянул ему руку. Но попробуй кто чужой задеть, затронуть хоть чуть-чуть Анины патриотические чувства – на амбразуру бросится, костьми ляжет. Маленький человек способен на большой подвиг. Ты согласна? – Лиля повернулась к Ане.

Та молча кивнула, искренне радуясь мнению Лили.

– Наверняка глаза Ани всегда загорались при виде красного флага, поднимаемого вверх по высокому древку на площади у памятника павшим воинам. Она вытягивалась в струнку, в груди ее поднимались и вдохновение, и восторг, и мурашки пробегали по телу при звуках гимна. Он внушал ей надежду. А теперь, когда казавшаяся незыблемой страна развалилась, вопросы «В чем смысл жизни?», «Каковы великие цели?» стали общим местом. Они теряются, затираются, ускользают. В чем внутренняя логика современной жизни? Как ее выстраивать? Была эпоха космоса и физиков, а сейчас, как ни прискорбно, время чиновников и олигархов. Не стяжать нам теперь лавры Королева и Туполева. Откуда у бывших правоверных коммунистов преданность новой, только что родившейся власти?