Вкус жизни

И тут не обошлось без Инны. Она опять вырулила куда хотела.

– При чем тут коммунисты или некоммунисты? С Валерией Новодворской спелась? Та от нечего делать всегда во всех на свете бедах винит только коммунистов, и ты туда же, – возмутилась Жанна.

– Новодворская по-своему честная женщина. Если не удалась личная жизнь, так зачем ей в нос этим бестактно тыкать? – недовольно забурчала Лиля.

– Ха! И ты перекочевала в ряды поклонников этой фанатички? Может, тебя это и не волнует, а меня беспокоит. Никогда не поздно одуматься… Скажите на милость! Взялась меня этикету учить? – вздернула свои высокие тонкие дугообразные брови Инна. – …А некоторые, как сухое дерьмо, всплыли на волнах перестройки… – не утерпела, чтобы не съязвить, Инна.

– Ты это на кого намекаешь? – завелась Рита.

– Для непонятливых дважды обедню не служат, – отрезала Инна.

Лена опять ушла мыслями в далекое прошлое.

– …Потом начался крестный ход России к Богу, – саркастически усмехнувшись, вставила Инна. – А причина кроется сама знаешь в чем. Когда мы жаждем помощи свыше? Прими правду такой, какая она есть.

Словно не замечая шпилек Инны, теперь Галя с маниакальной настойчивостью продолжила гнуть свою линию.

– Мы надеялись, выучившись, изменить мир к лучшему. У нас у всех было одинаковое образование, одинаковые интересы. Нас волновало, что мы будем стоить как специалисты, как творческие личности. Мы были «одной группы крови». Наши мечты и стремления уравновешивались честным трудом. И в созданных нами семьях мы искали то, чего нам не хватало в детстве: любви, нежности, надежности, понимания. Семьи были нашей линией обороны… Ушло наше время…

Алла, по обыкновению, будто вскользь обронила:

– Золотые слова! И это всё?

– Не зарекайся, – шутливо и неоднозначно отреагировала на Галину последнюю фразу Лиля.

Галя заговорила как бы в продолжение темы, но совсем о другом:

– …И вдруг… помню, дети мои еще были школьниками, когда, как по голове молотком, меня стукнули «Дети Арбата», «Белые одежды», потрясла книга «Ночевала тучка золотая». А вслед «Раковый корпус» Солженицына сразил наповал. И в этих книгах была совсем иная, пугающая интонация. Они заронили незнакомое доселе чувство беспокойства, неуверенности, недосказанности. Описанные события казались слишком страшными, чтобы быть реально происходившими.

И я, наверное, впервые за многие годы задумалась над ранее не касавшимися меня вопросами: «Как угадать ход времени? Что в нем самое главное? Почему у нас отсутствует презумпция невиновности? Мы забиваем последние гвозди в крышку своего гроба? Разве мир так мрачен? Может, не я одна растрачивала себя на неверие и страх, размышляя, правильно ли живут мои дети? Разве мало поводов для оптимизма в нашей жизни?..» Боишься, а все равно веришь в лучшее.

– Отставание было во всем, но руководство не хотело признавать этого. А мы продолжали хорошо работать, боялись опозориться, подвести. Нас еще не очень пугали очереди в магазинах, но на кухнях мы уже начинали выражать свое недовольство. В мешанине забот с чисто женской покорностью мы терпели нехватку самых необходимых в быту вещей, потому что еще верили в преодоление страной любых трудностей и спокойно образовывали друг друга «Лолитой» Набокова, – прервала Галю Лера.

Лена вдруг вспомнила грустную унизительную историю с попыткой купить сыну зимние ботинки киевского производства, считавшиеся тогда достаточно приличными. Она, пробегая мимо магазинов, часто видела «побоища», но никогда не участвовала в них, обходясь недефицитными вещами, а тут решила рискнуть, чтобы порадовать сына нетривиальной обновкой.

Магазин кишел покупателями. Люди в очереди, галдя от нетерпения, буквально лежали друг на друге. Из-за притока все новых и новых покупателей в тесном помещении нечем было дышать. Толпа беспорядочно колыхалась и стонала, но люди в ней крепко держались друг за друга, временами удостоверяя свою принадлежность к данному месту номером на руке. Импровизированная очередь то сжималась, то расправлялась, тяжело дыша, как огромное неведомое существо. Не в меру ретивая бабуся попробовала протиснуться без очереди. Над толпой раздался мужской голос, несколько разрядивший обстановку: «Куда спешишь, как голая в баню?»

Но вдруг кто-то истошно крикнул, что осталось всего пятьдесят пар. Толпу понесло по узкому коридору к прилавку. Мощный финальный аккорд – и очередь окончательно смешалась. Первые попали в середину и грозными голосами требовали восстановления справедливости, мол, мы с утра стояли. Кому повезло случайно оказаться у прилавка, молча торопливо совали смятые влажные бумажки продавцам, не разбирая хватали товар и, прижимая его к себе, с испуганными, но счастливыми глазами, подталкиваемые разъяренными покупателями, пытались продвинуться к выходу в сторону милиционера, под его защиту. За ними следующие счастливцы лезли друг другу на головы, сметая с прилавка «остатки роскоши былой». Задние, по сути дела зрители, непонятно зачем продолжали неистово напирать. Над очередью топорщился и качался обрубками корявых веток лес рук, требующих такого необходимого. Злые, истошные крики измученных, несправедливо обиженных людей дополняли жуткую картину «побоища».

Она неожиданно для себя оказалась в середине месива. Ее туда протолкнул и втянул водоворот энергичных напирающих. Кто-то нещадно колотил ее по плечам, а она, оберегая голову ладонями, думала только о том, как выбраться из этого столпотворения. Трещал прилавок, молча, сосредоточенно работали продавцы. Молоденький милиционер, стоящий неподалеку, то нырял в толпу настороженными глазами, то покрикивал, угрожающе размахивая дубинкой, но не решаясь ее применить к наиболее наглым и пронырливым покупателям… И вдруг, как скальпелем по живому, по кому-то резанули его острые серые глаза. Она невольно сжалась…

Потом ее вытеснили и крепко прижали, как пригвоздили, к стене, где она, задыхаясь и беспомощно озираясь, так и «провисела» до тех пор, пока не отхлынула от прилавка ничего не получившая, но уже потерявшая энергию толпа. И только грубые и безнадежные крики отдельных рьяных покупателей еще раздавались в различных концах изрядно потрепанного, расстроенного, медленно вытекающего на улицу потока людей… Позже такие же «сражения» она наблюдала в очередях за самым примитивным, низкосортным товаром. За редкой колбасой были в основном злые молчаливые очереди, готовые в любой момент взорваться бунтом и смести всё и вся… Страна увязала в брежневском застое.

Самодовольное лицо неказистого мужичонки всплыло… Она стояла на остановке. Подъехал автобус. Ее удивили выражения глаз людей, дружно осуждающе или злобно смотревших из окон в одну сторону. Она проследила направление их взглядов. Плюгавенький мужичишко в затертой курточке и в мятых приспущенных брюках гордо прохаживался вдоль тротуара, небрежно размахивая авоськой, до отказа набитой… полукопченой колбасой. И это при том, что в продуктовых магазинах – давно шаром покати. На его физиономии четко прочитывалось: «Как я вас, умников, всех уделал!» Ей сразу вспомнились слова сына: «Мамочка, мне кусок жареный мяса приснился. Огромный, во всю сковороду. И такой запах на всю кухню!..» У нее тогда навернулись на глазах слезы, дыхание перехватило. Не каждый день, торопясь на занятия, получал от нее сынок бутерброд с вареной колбасой, а растущий организм требовал питания...

Перестройка

– …Казалось бы, рано или поздно это должно было произойти, а все равно как-то неожиданно все случилось. Как снег на голову свалились крутые перемены… Страна неудержимо покатилась по наклонной плоскости, происходила ломка взглядов и привычных понятий, общество полетело в бездну морального разложения. Мы вынуждены подстраивать свою жизнь под чуждые нам идеи. А многие люди с одинаковым равнодушием продолжали смотреть по «ящику» производственные романы и бразильские страсти. Их умами владела одна мысль: «Лишь бы не было войны».

– Диктуешь собственную версию исторических событий, намеренно фальсифицируешь историю или открываешь нам Америку? Кому хочешь досадить?– сделав выражение лица до смешного наивно-глуповатым, спросила Инна.

– При крушении государства отдельные предприимчивые личности делают большие деньги, остальные нищают и поглощают вороха газетных измышлений, ностальгируя по «старым добрым временам». Как всегда, работает закон сохранения денежной массы: если где-то ее густо, значит, где-то пусто». И правила игры изменились. Далеко не все теперь зависит от того, насколько честно ты трудишься. Хоть головой о стенку бейся – ничего не добьешься, ничего не изменишь…