Владимир Ост
Шрифт:
«Редакция «Экспресс-новостей» обычно не предоставляет свои страницы для стихов, но Михаилу Гусеву – автору поэтических строк, которые помещены ниже, мы отказать не смогли. Дело в том, что Михаил только для нашей газеты рассказал историю своего деда – Михаила Афанасьевича Гусева, который в годы Великой Отечественной был сотрудником НКВД, служил в Кремле.
В конце 1941 года, когда возникла реальная угроза захвата немцами столицы, тело В. И. Ленина было решено эвакуировать в Казахстан, и Михаил Афанасьевич сопровождал спецгроб в составе охраны спецэшелона. В одну из январских ночей в степях
Даже раненный, Михаил Афанасьевич оставался в лютый мороз на посту, рядом с телом вождя. Трупы его товарищей съели волки. И Михаилу Афанасьевичу, чтобы не умереть с голоду, пришлось съесть тело Ленина. Он оставил нетронутыми лишь голову и руки Владимира Ильича. Теперь становится понятно, почему только эти части забальзамированного трупа демонстрируют сейчас открытыми в мавзолее на Красной площади, ведь под костюмом вождя – пластмассовый муляж. Но, впрочем, обо всем по порядку – в эксклюзивном интервью нашего корреспондента Равиля Галеева с внуком Михаила Афанасьевича».
– Да-а-а… – сказал Осташов. – А мент знает, под каким соусом его подали?
– Пока нет, – беспечным тоном отозвался Наводничий.
– Я думаю, он слегка прибалдеет.
– Да и не слегка. Но это будет потом, он же сразу не станет читать, ха-ха-ха. А я уже успею отснять задержание бандитов.
Когда белые «Жигули» достигли станции метро «Преображенская площадь», оперуполномоченный уже ждал Василия.
– Времени у нас мало, – сказал он Василию, едва тот открыл дверь. – Давай за нашей «девяткой», здесь близко.
Оперативник сел в милицейские «Жигули» 9-й модели, которые тут же сорвались с места. Наводничий с Осташовым, который еще в пути напросился посмотреть, как будет проходить съемка, двинулись за ним.
Попетляв немного по прилегающим улицам, они остановились у одного из подъездов ничем не примечательной пятиэтажки.
Из милицейской машины, кроме самого опера, который был в штатском, вышли два молоденьких милиционера в форме, в бронежилетах и с автоматами.
– Старый знакомый, – негромко сказал оперативник, увидев Владимира. – Ты что, тоже журналистом заделался?
– Да я так просто.
– Тогда здесь подожди. И ты, Вась, вообще-то тоже лучше побудь у машины, а я потом тебя позову, и ты там все, что хочешь, зафиксируешь.
– Нет уж, я с вами. А кого брать будем?
– Честно говоря, так получилось, что никого брать-то пока не будем. А может, и будем – как получится. Сейчас проведем типа плановой проверки паспортного режима на одной квартире – там кто-нибудь из криминального мира вроде должен быть. Проверим документы, побеседуем.
– Ну-у, – Василий был разочарован.
– Ну так получилось. Но я в случае чего за тебя отвечать по-любому не собираюсь, – сказал оперативник. – Давай, или жди здесь – или вообще никак.
– Ладно, договорились, – с неожиданной готовностью согласился Наводничий.
– Ты это… – опер замялся и заговорил еще тише. – Как там с газетой, еще не получилось?
– Да все окей, стихи опубликованы – я же обещал. В машине свежий номер.
– Ну, потом дашь, – сказал блюститель закона, глянув на стоявших
в стороне милиционеров. Похоже, он предпочитал не раскрывать перед коллегами тайну своего хобби.Оперативник кивнул автоматчикам, чтобы шли в подъезд, и сам направился за ними.
Василий посмотрел на Владимира, цокнул языком и сказал:
– Что я тебе говорил? У меня всегда все по плану. По моему плану.
Как только трое блюстителей закона скрылись в дверях подъезда, Наводничий вынул фотоаппарат из кофра и решительно отправился за ними.
Осташов поплелся следом. Он разволновался, поскольку впервые участвовал в чем-то подобном.
Кодового замка на двери не было, и, выждав несколько секунд, Василий тихонько открыл ее.
В подъезде Наводничий, как кошка, крался за милиционерами, держа между ними и собой дистанцию в один лестничный пролет. Владимир поднимался, чуть отстав от друга.
На четвертом этаже шаги милиционеров стихли. Наводничий и Осташов тоже остановились. Сверху до них донеслась тихая трель дверного звонка.
– Открывайте, проверка паспортного режима, – послышался голос оперативника.
Дверь немедленно открылась, и около нее, похоже, началась какая-то возня.
Василий ринулся вперед. Владимир тоже стал понемногу подниматься, и тут от дверей раздался чей-то истошный крик:
– Зачем открыл, урод?!
Опять возня, и тот же молодой мужской голос:
– Стойте, где стоите, суки!
– Брось ствол, – сказал опер. – Нас трое, всех не завалишь. Да еще дом окружен.
Преодолевая страх, Осташов поднялся еще немного и остановился за несколько ступеней до площадки четвертого этажа. Теперь он видел почти всех участников сцены: оперативника с пистолетом перед дверью и по обе стороны от нее двух милиционеров с автоматами наготове, а также Василия с фотоаппаратом, стоящего за спиной опера. Фотоаппарат и все милицейское оружие были нацелены на открытую дверь квартиры в левом углу площадки.
– Только дернитесь – шмалять начну! – крикнул кто-то из квартиры.
– Ладно, никто не дергается, – сказал опер, – давай поговорим.
Милиционер, который прятался от хозяина квартиры за косяком слева от двери, поймал взгляд оперативника, поднял ствол укороченного автомата вверх, убрал левую руку с цевья, показал ею на себя, потом на того, кто стоял в прихожей квартиры, а после, чуть нагнувшись, провел ребром ладони по своим коленам, словно отрезает их. Опер слегка кивнул, и милиционер низко присел и направил автомат на дверной проем. Владимир сообразил, что происходит. Видимо, этот милиционер собирается неожиданно полоснуть очередью снизу по ногам преступника. Оперативник, тем временем, сказал стоявшему в дверях:
– Так, давай обойдемся без стрельбы. Я медленно уйду на этаж вниз, и мы поговорим, чтоб не целиться друг в друга. Договорились?
Но тут все милицейские приготовления к атаке пошли прахом. Наводничий нажал на пуск, сверкнула вспышка фотоаппарата, и немедленно раздалось два выстрела – один из квартиры, второй сделал опер. Василий напропалую продолжал снимать. Под щелканье затвора фотоаппарата послышался звук упавшего в прихожей тела.
Оперативник оглядел себя. Он был до некоторой степени в шоке.