Владимир Ост
Шрифт:
И, кстати уж, если бы кто-то протянул взгляд от торчащих из окна туфлей девушки поверх крыши, наискосок, то стало бы видно, что из противоположного окна, со стороны переднего пассажирского сиденья, тоже торчит человеческая конечность (на этот раз мужская и передняя), которая сжимает за горлышко открытую бутылку шампанского.
Ну и продолжив путешествие взгляда неизвестного наблюдателя дальше, загнув этот взгляд с крыши вниз, в окно, можно было бы увидеть, что рука с шампанским принадлежит курчавому упитанному парню, который был тоже весел. Очень весел. А потом вмиг стал очень серьезен. Эта стремительная перемена в лице толстяка произошла, когда впереди показался «МАЗ», с ревом несущийся
Курчавый парень резко переместился влево и дернул руль левой, то есть свободной рукой. А из бутылки, которую он по-прежнему крепко сжимал правой рукой, выплеснулось шампанское на Григория.
Парень дернул руль не вправо, на себя, поскольку вправо уйти от столкновения уже не получалось, а дернул руль влево. И «Опель» улетел с шоссе под истошный сигнал благополучно пролетевшего мимо трейлера. В эту секунду, кстати, лобзание Григория и девушки в лакированных туфлях наконец состоялось.
Между тем, улетев за кювет, «Опель» ни во что не врезался, а попал прямо на заснеженную грунтовую дорогу, которая круто вниз спускалась с пригорка. Такое везение.
Дальше «Опель» пронесся по инерции метров пятьдесят и остановился только тогда, когда на капот, под самое лобовое стекло нахлынула волна – машина влетела в озеро.
В неожиданно возникшей тишине пьяный Хлобыстин, глядя на колыхание воды на капоте, сказал: «Всё, девчонки, дорога кончилась».
* * *
– Я тебе, кстати, звонил, чтоб ты подскочил, но тебя не было, – оправдывающимся тоном завершил свой рассказ Григорий. – И Васе звонил, он тоже где-то шарился. Поэтому я с бухлом к соседу попер. Ну, сели с ним, накатили, ну и понеслась мездра по кочкам.
– А что за телки с вами были? – спросил Осташов.
– Сосед выписал. У него их полная телефонная книжка. Вот уж кто по бабам ходок!
– Так ты не говоришь – а зачем вас черт понес за город?
– Думаешь, я помню?
– Может, на дачу к кому?
– Может. Что ты докопался – куда да зачем? Отзынь – не помню.
– Я еще одно не пойму, – сказал Владимир. – Как тебя Букер послал ездить? У тебя же тогда должна быть доверенность на тачку.
– Так он мне ее оформил. Он решил, что стал уже крутым и что ему западло самому рулить. Ну и хотел, чтоб я стал его водилой. У меня ведь стаж, я с семнадцати лет за рулем. А теперь… Бубеныть, я же ни вечером, ни на следующее утро, и ни днем ему «Опель» не пригнал, а только аж на следующий вечер. И не звонил. Тачку-то мы из озера на канате вытащили – нашли там в деревне трактор. Тракторист, ясен хер, был бухой в умат, ну и… короче, это отдельная песня, как мы «Опель» на берег вытягивали. В общем, тачанка внутри вся была мокрая насквозь, и я хотел, чтоб она просохла. Ну и самому надо было мальца поправить здоровье и просохнуть, вот я и не появлялся… Выгонит меня, конечно, Букер. Хотя нет, вряд ли. Он же такая гадюка, он что-нибудь получше придумает. Вот ты бы на его месте выгнал меня?
– А ты ему рассказал, как ты на его тачке летал?
– Я ему пургу прогнал, что меня мент остановил и хотел на бабки поднять, потому что я доверенность дома забыл – ну я типа домой пожрать заезжал и забыл бумажку. И вот я начал с ментом права качать, и он придрался, типа тачка может быть в угоне, ее надо проверить, и угнал ее на штрафную стоянку. И мне пришлось там находиться, на стоянке, чтобы с нее менты детали не поснимали, а позвонить оттуда было неоткуда.
– В принципе правдоподобно.
– Нет, фигня это все. И Букер, конечно, не поверил. Он увидел, что передний бампер треснул и на капоте
вмятина. Наверно, мы какое-то маленькое деревце все-таки срубили, когда с шоссе вылетели. И короче, он сказал, что я должен за это ответить по-любому. Вот такая хрень.– А что ты ему про вмятину сказал?
– Сказал, что на штрафной стоянке отходил от машины поссать, а менты, наверно, за то, что не хочу денег дать, своими резиновыми дубинками отфигачили «Опель». По вредности. Ну, так чего, ты бы на его месте попер меня с работы?
– Да. Попер бы.
– А вот он не попрет. Можем даже замазать спор на пузырь водки, что он хитрее что-нибудь придумает. А?
– Что «а»?
– Спорим на флакон, что так и будет, как я сказал?
– Нет, не хочу я спорить, – ответил Осташов и, бросив окурок, вернулся за свой стол, и с головой окунулся в работу. Русанова в это время была на просмотре квартиры, и ничто не отвлекало Владимира от дел.
Однако не прошло и получаса, как Осташова от работы все-таки оторвали: начальник отдела вызвал его в свой кабинет.
– Значит, так, Владимир, – деловито сказал Мухин, когда вошел Осташов. – Приехал Константин Иванович. Времени у него, как всегда, мало. Кому успеет, даст денег. Значит, давай сверим, сколько тебе причитается, чтобы ты там не устраивал долгих подсчетов и споров. Чтобы все было четко – зашел в кабинет, получил проценты – и на выход, чтобы следующий заходил. Так, ты у нас самый результативный негр за последнее время, ты нарубил тростника… Значит, с первой сделки фирма получила три тысячи сто долларов. И твои десять процентов отсюда составят…
– Почему десять? Пятнадцать же полагается.
– Ты что забыл? Это раньше полагалось, а теперь у нас прогрессивная шкала – мое изобретение.
– А, ну да.
– Так, напоминаю: теперь у нас за расчетный период принимается календарный месяц. Если за этот месяц человек прокручивает сделки, то с первой сделки имеет десять процентов, со второй – пятнадцать, с третьей – двадцать, и тэ дэ.
– У меня три сделки.
– Да, три. Но распределяются они по периодам так: у тебя две сделки за прошлый месяц, и одна – за этот. За первую квартиру ты должен получить десять процентов, за вторую – пятнадцать, за третью – опять десять, потому что… вот так…
– Хорошо вы придумали.
– Ха-ха-ха, конечно. Я же должен свой хлеб отрабатывать. Мне, между прочим, Константин Иванович за тебя, за то, что ты тогда десять тысяч втихаря заработал…
– Я их для фирмы заработал и по-честному сам отдал.
– Да-да. Но так нельзя. Надо чтобы начальство было в курсе. Поэтому после того случая мне пришлось что-то придумывать. Ты, чем тут кипятиться, лучше бы поучился. Вот я получил за тебя от гендиректора по одному месту, и сразу придумал что-то такое, чтобы оптимизировать работу фирмы. Начальство – оно же, как ребенок, ему нужно что-то в руки положить, что-то дать, какую-то бумажку, и тогда оно радуется, – было видно, что Мухин очень доволен собой. – Вот я положил в руки Константину Ивановичу новую систему оплаты сотрудников, и он теперь насчет меня радуется. А ты и все остальные сотрудники должны давать ему в руки – через мои руки! – денежки клиентов. И вам он тоже будет радоваться.
– Ну да. Тут практически у всех в месяц больше одной сделки никак не выходит. И по вашей системе нам теперь, вместо пятнадцати, только десять процентов полагается.
– Ну, Володь, что я могу сказать? Надо стараться. Все ведь справедливо, можно ведь и на двадцать процентов выйти, а если больше сделок, то и на тридцать, и на больше процентов. Возможности неограниченны. Все честно.
В этот момент дверь кабинетика Мухина открылась, и в ней показалась голова секретарши отдела Кати.