Владыки Безмирья
Шрифт:
- Эй, не кисни, - примирительным тоном сказал инструктор.
– Может, все еще наладится.
Я покачал головой.
- Не наладится. Она вчера прошла обряд посвящения, она сама мне об этом сказала. Теперь она младшая жрица Пречистой Девы. Ее попросту не выпустят из храма.
Боггет пожал плечами, налил себе еще.
- Захочет - сама уйдет.
Я поднял голову и посмотрел на него. Я почти физически чувствовал, как во мне зарождается надежда. Я не позволял ей разрастаться, я боялся одной лишней мыслью придать ей сил - и все же спросил Боггета:
- Ты думаешь?
Он залпом осушил кружку, прямо посмотрел на меня.
- Да. Если захочет - она уйдет оттуда. У нее хватит смелости жить так, как ей хочется. Но, Сэм, ты должен кое-что понять.
Я нахмурился.
- Поясни.
- А ты сам посуди. Подумай, каково ей пришлось. Соскребать остатки твоей тушки со стены пещеры, собирать, тащить наверх, хоронить, оплакивать - думаешь, ей это так легко далось? Сэм, я думал, она с ума сойдет. Я даже зелье специальное наготове держал - на случай, если у нее начнутся проблемы с рассудком. Но она выкарабкалась. Не сразу, уже после того, как мы вернулись сюда, но все же выкарабкалась. Она стала свыкаться с мыслью, что ей придется жить дальше без тебя. А теперь ты являешься с того света, живой, здоровый, лезешь обниматься - как ей на такое реагировать? Если бы она родилась и выросла в Безмирье, да даже если бы она там просто жила какое-то время, воскрешение не было бы для нее так противоестественно. Там же подобное в порядке вещей. Но здесь все не так. Сэм, она глядит на тебя - а видит покойника. Развороченное тело на полу пещеры. Она не видит, что ты прежний.
Я кивнул. Кажется, я понимал мысль Боггета. Ведь сама Рида сказала мне: «Я тебя похоронила - там, в Безмирье». Я, вернувшийся к жизни так просто, до этого момента не понимал, что все это значило для нее.
- Но это еще не все. Это, наверное, даже не самое худшее, - продолжал Боггет. Он покрутил пустую кружку, но наливать не стал.
– Рида смотрит на тебя, а видит череду своих ошибок. Она горда и честолюбива, она не может простить себе, что принимала неверные решения, совершала неправильные поступки... Которые в итоге привели к твоей смерти. Она винит во всем себя. Если она останется с тобой, ей придется каждый день видеть напоминание об этом.
Я кивнул снова. «Мне неприятен тот человек, которым я сейчас являюсь», - как-то так сказала Рида. Оказывается, инструктор понимал ее гораздо лучше, чем я, хотя я и считал себя самым близким ей человеком.
- Я не хочу говорить тебе, что Рида, может быть, вернется, - говорил Боггет.
– Я думаю, она свой выбор сделала. Но это мое мнение, и только. Я хочу сказать, на самом деле, я не знаю, вернется она или нет. Возможно, когда-нибудь она переживет все это... Перерастет. И тогда вы сможете снова... Ну, конечно, не...
Я выдохнул.
- Боггет. Прекрати меня жалеть. Это унизительно.
Инструктор на секунду замолчал и вдруг расхохотался.
- Да у тебя, никак, гонор проснулся!
– Он снова плеснул себе в чашку из бутыли - вылил остатки.
– Кто бы мог подумать... А я-то думал, ты за эту юбку так до конца своих дней и будешь держаться. Может, тебе все эти годы просто не хватало заботливой мамочки?
Не знаю, хотел ли Боггет разозлить меня, чтобы я перестал расстраиваться, - клин клином, как говориться, - но у него получилось. Мне отчетливо захотелось ему врезать.
- Боггет, моя мать умерла. И я никогда не пытался заменить ее Ридой. Я не...
– я вдруг почувствовал, что злость моя стремительно улетучивается, оставляя обиду - глупую, детскую и очень острую обиду.
– Ах, черт... Может, ты и прав.
Что-то от моей матери в Риде действительно было.
Боггет опять расхохотался.
- Не бери в голову, Сэм. Рида - славная девушка. Но она тебе не пара. Любой это скажет. Вы друг другу не ровня.
- Да разве для любви важно равенство?
– я снова вспылил.
– Мы все время были вместе, как только Рида поступила в училище! И это никогда ее не волновало!
- Вот именно, - Боггет коварно улыбнулся.
– Вы все время были вместе. И близких друзей у тебя не было, кроме нее. И девушками другими ты никогда не увлекался. У тебя вообще никого, кроме нее, не было. А жизнь у тебя своя при этом была? Как человек отдельно
Я задумался... На самом деле, думать об этом мне не хотелось. Самой проблемы, перед которой теперь пытался поставить меня Боггет, для меня не существовало. Моя жизнь казалась мне нормальной, я не видел в ней ничего странного или необычного. И, положа руку на сердце, я готов был признаться: все это не волновало меня и теперь, после того, что сказал Боггет. Просто я считал, что собственная жизнь ничего не значит, если ты любишь и любим в ответ. Она просто невозможна.
Правда была в том, что я действительно не мыслил своего существования без Риды. И учиться этому я не хотел. То, как все было раньше, меня вполне устраивало.
- Наша профессия такая... Никто не застрахован, - заговорил снова Боггет.
– Неужели ты никогда не думал, что можешь потерять Риду или погибнуть сам?
- Я не позволил бы ей работать.
- И ты правда считаешь, что Рида бы на это согласилась? Плохо же ты знаешь ее характер.
Я кивнул. Что я плохо знаю Риду, несмотря на то, что мы провели вместе столько времени, я уже понял. И теперь, когда выпивки больше не было, я подумал, что, пожалуй, все-таки хочу напиться. Хоть раз в жизни почувствовать, каково это - напиться до беспамятства. Я же даже на студенческих вечеринках этого себе не позволял. Риде бы это не понравилось.
- Скажи, Боггет. Пусть Рида могла не поверить во все эти истории с воскрешением. Согласен, я и сам в это все не очень-то верил, даже после того как увидел кое-что своими глазами. А в ее состоянии такие рассказы могли бы показаться даже издевательством. Но вы-то с Кифом - вы же были уверены, что я вернусь?
Боггет взглянул на меня, прищурившись.
- Честно? Нет.
Я опешил.
- Что?..
- А то. В Безмирье каждый день гибнет уйма народу. Возвращаются единицы. Киф сказал, что видел след твоей души, он якобы вел в этот мир. Я ничего не видел. Но я поверил Кифу. Поэтому я вернулся сюда и стал тебя ждать. Но в последнее время уверенности в твоем возвращении у меня уже не было.
- Почему?
- Обычный респаун - несколько дней. В редких случаях он занимает неделю или чуть больше. Максимальный срок - сорок суток. Сэм... Тебя не было восемь месяцев.
- Восемь месяцев?
– Я не поверил собственным ушам. Боггет кивнул.
- Восемь месяцев. По времени этого мира, Сэм. Не Безмирья.
Однако... Это что же получалось - сейчас не весна, а осень? Я перепутал? Но где я находился столько времени, почему не вернулся раньше? Что же...
Что-то большое, темное, глубинное шевельнулось во мне. От затылка до пяток прокатился холодок, и я с ужасом понял: если я сейчас, вот прямо сейчас хотя бы чуть-чуть надавлю на свое сознание, я вспомню. Я вспомню, где я был все это время, что происходило, почему я не мог вернуться так долго... Только мне этого совсем не хотелось. Было страшно вспоминать. Безотчетный страх стоял надежным барьером между мной и тем, что притаилось в недрах моей памяти. И что-то подсказывало: если я все-таки преодолею этот барьер, сковырну эту крышку, потеря рассудка будет не самой большой расплатой. Я рискну оказаться навсегда погруженным в пучину этого ужаса.
- Сэм!
– услышал я оклик Боггета.
– Эй, Сэм! Что с тобой?
Я потряс головой, отгоняя наваждение.
- Ничего. Так, задумался просто... Боггет, ты вот что... Расскажи мне, что случилось, после того как я умер.
- Что случилось? Да как сказать...
– он задумался. Вдруг, вспомнив о чем-то, захлопал себя по карманам, вытащил мой браслет и протянул мне.
– Вот, держи. Я прихватил его, прежде чем мы тебя... Ну, ты понимаешь...
- Похоронили.
Боггет кивнул. Я взял тонкое кольцо из металла. Оно было немного погнуто. Я поправил, надел на левую руку. Пусть это заклятье превратилось в безделушку и уже давно не действовало, оно стало для меня чем-то вроде талисмана. Я с ним прошел Безмирье, и сейчас эта вещица была связующим звеном между мной прошлым и мной нынешним, хотя я не сказал бы, что так уж изменился.