Властелин мургов
Шрифт:
– Что ты с ним сделал?
– спросил Шелк, глядя на извивающегося кровососа.
– Защемил ему в стволе руку, - ответил Дарник.
– Если он захочет вновь напасть, то ему придется либо тащить за собой дерево, либо распрощаться с лапой. Я на самом деле его не сильно поранил, но чтобы высвободиться, ему понадобится целый день, не меньше.
– Ты хорошо держишь щит, Польгара?
– спросил Бельгарат не оборачиваясь.
– Да, отец.
– Тогда давай прибавим шагу. Мешкать неразумно, да и опасно.
И они снова двинулись в путь, вначале рысью, а затем легким галопом.
– Где они раздобыли одежду?
– поинтересовался Шелк.
Тоф сделал движение, похожее на взмах лопаты землекопа.
– Он говорит, что они снимают ее с тел мертвецов, когда выкапывают их из могил, - перевел Дарник.
Шелк содрогнулся.
– Теперь понятно, отчего они так смердят.
Следующие несколько дней Гарион помнил как в тумане: им с Дарником приходилось сменять Бельгарата и Польгару каждые четыре часа, и бремя щита с каждой милей делалось все тяжелее. А туман и не думал рассеиваться, видно было не более, чем на сотню ярдов вперед, и искореженные стволы, кривляющиеся и ощеренные, с пугающей внезапностью выглядывали из мутной пелены. Кругом мелькали серые бесформенные тени, и весь лес выл и стонал.
Но ужаснее всего были ночи: люди-вороны окружали щит плотным кольцом, беспрерывно протягивая к людям жуткие лапы и стеная от мук голода. Измученный за долгий день Гарион вновь вынужден был напрягать всю свою волю - и не только для того, чтобы поддерживать щит, когда наступала его очередь, но и стараясь побороть дрему. Сонливость была едва ли не более страшным его врагом в эти ночи, чем голодные упыри. Он заставлял себя ходить, щипал себя, даже засунул крупный острый камушек в левый башмак в надежде, что боль и неудобство не дадут ему задремать. Но вот наступил момент, когда ничто уже не помогало, - голова его отяжелела, склонилась на грудь, и сон одолел его.
Пробудился он от ужасного гнилостного запаха. Он вскинул голову - прямо перед ним стоял вурдалак. В глазах существа не было и тени мысли, в полуоткрытой пасти виднелись сломанные и гниющие зубы, а лапы с черными когтями жадно тянулись прямо к Гариону. Со сдавленным криком Гарион силой воли отбросил страшилище назад и, дрожа всем телом, сосредоточился на щите, который вот-вот грозил ослабнуть.
Но вот наконец путники достигли южной оконечности ужасного леса и выехали из-под переплетенных ветвей на туманную болотистую пустошь.
– Они не станут преследовать нас?
– спросил Дарник своего друга-великана.
Кузнец едва шевелил губами от усталости, выговаривая слова с величайшим трудом.
Тоф принялся жестикулировать.
– Что он говорит?
– спросил Гарион.
Лицо Дарника было совершенно безжизненным.
– Говорит, что, покуда не рассеется туман, вурдалаки скорее всего не сдадутся. Они боятся солнечных лучей, но туман совершенно скрывает солнце, и вот...
– Кузнеца передернуло.
– Значит, нам придется опять держать щит?
– Боюсь, другого выхода нет.
Пустошь выглядела отталкивающе - тут и там виднелись чахлые заросли колючего кустарника да канавки, полные ржавой тухлой водицы. А туман клубился и словно
вскипал: кругом, насколько хватало взгляда, копошились серые тени упырей.Путники ехали не останавливаясь. Теперь бремя щита приняли на себя Бельгарат с Польгарой, а Гарион поник в седле, сломленный невероятной усталостью.
И тут все уловили слабый, едва различимый аромат морской свежести.
– Море!
– выдохнул Дарник.
– Мы добрались до моря!
– Теперь нам нужна сущая безделица - корабль, - отрезвил Шелк радостного друга.
Но Тоф решительно указал куда-то вперед, сопроводив свое движение неким непонятным жестом.
– Он говорит, что корабль нас уже поджидает, - объявил Дарник.
– Где?
– воскликнул Шелк потрясенно.
– Как это ему удалось?
– Право, не знаю, - ответил Дарник.
– Этого он не говорит.
– Дарник, - решительно начал Шелк.
– А как тебе удается понимать, что он хочет сказать? Его жесты лично мне кажутся лишенными всякого смысла.
Дарник пожал плечами.
– Сам не знаю, - признался он.
– Я как-то об этом не думал. Я просто знаю - и все.
– Это волшебство?
– Нет. Может, это оттого, что мы с ним немало порыбачили вместе. Это здорово сближает.
– Что ж, придется поверить тебе на слово.
Они въехали на высокий холм, напоминающий древний могильник, и взглянули вниз, туда, где на каменистый берег набегали из туманного моря огромные волны и тотчас же с печальным шелестом откатывались назад, оставляя на мокрых круглых камнях белое пенное кружево. После краткой паузы все повторялось вновь.
– Не вижу твоего корабля, Тоф, - обвиняющим тоном сказал Шелк.
– Где он?
Тоф указал в туманную морскую даль.
– Да что ты?
– скептически воскликнул Шелк.
Немой кивнул.
Вороны за спиной путников пришли, в невероятное волнение, когда те принялись спускаться по склону к берегу. Стоны их стали громче и пронзительнее, они забегали взад и вперед по вершине холма, словно в тоске протягивая вслед удаляющимся людям когтистые лапы. Но пуститься вдогонку они все же так и не решились.
– Мне показалось или их что-то испугало?
– спросила Бархотка.
– Да, они не собираются спускаться, - согласился Дарник, потом обратился к Тофу: - Они чего-то боятся?
Тоф кивнул.
– Интересно, чего именно?
– спросила Бархотка.
Гигант стал делать какие-то движения обеими руками.
– Он говорит, что тут поблизости есть некто или, вернее, нечто еще более голодное, чем они, - сказал Дарник.
– Именно этого они и опасаются.
– Может, акул?
– предположил Шелк.
– Нет. Самого моря.
На прибрежных камнях они спешились и замерли возле самой кромки прибоя.
– С тобой все в порядке, отец?
– спросила Польгара старика, который, прислонившись к седлу, вглядывался в туман, повисший прямо над темной водой.
– Что? Ах да. Я прекрасно себя чувствую, Польгара, просто слегка озадачен, вот и все. Если где-то там действительно дожидается корабль, то я хотел бы знать, чьих это рук дело, кто именно позаботился о нас и как он умудрился узнать, что мы выйдем именно к этому месту.