Властелин мургов

Ургит скорчил кислую мину.

– Это не слишком лестно для моего самолюбия, Хелдар. Я, видите ли, появился на свет только потому, что некоему драснийскому джентльмену нравилось взламывать замки.

– Не совсем так. У меня не было возможности поговорить об этом с твоей матерью, но мне кажется, что они с отцом по-настоящему любили друг друга. По крайней мере, они славно позабавились. Может быть, этим объясняется и моя жизнерадостность?
– Шелк вздохнул.
– Ведь у него было не так много радостей с тех пор, как моя мать заболела. С ее болезнью все его путешествия и приключения кончились.

– А какой болезнью она страдала?

– Это была чума. Временами она свирепствовала в Драснии и чудовищно уродовала внешность своих жертв. К счастью, моя мать ослепла, когда заболела.

– К счастью?

– Она не могла видеть себя в зеркале. Наш отец оставался с ней до конца своей жизни и ни разу даже намеком не дал ей понять, какое обезображенное лицо видел, когда смотрел на нее.
– Шелк помрачнел, стиснув зубы.
– Это самый мужественный поступок, который я знаю. Делать вид, что все нормально, ему постепенно становилось все труднее, ведь болезнь больше и больше искажала ее черты, и так продолжалось до самой его смерти.
– Он быстро отвернулся.
– Послушай, может, поговорим о чем-нибудь другом?

– Прости, Хелдар, - с сожалением произнес Ургит.
– Я не хотел бередить твои раны.

– Скажи, а каково это - расти во дворце Рэк-Госку?
– спросил Шелк.

– Сурово, - ответил Ургит.
– Таур-Ургас стал проявлять признаки безумия гораздо раньше, чем это обычно бывало в роду Урга, и нам приходилось соблюдать множество всяких ритуалов.

– Я кое-какие видел.

– Нет, я не о тех, что совершались в храме, Хелдар, хотя и они были достаточно своеобразны. Я имею в виду его личные странности. Например, встать справа от него - и подумать не смей, а если на его королевское величество вдруг падала чья-то тень, то оплошность могла стоить человеку жизни. Меня и моих братьев в семилетнем возрасте отняли у наших матерей и отдали в учение - занимались мы по большей части военными упражнениями - с пыхтением, кряканьем и потом. Любые незначительные провинности строжайше наказывались - нас пороли, чаще всего перед ужином.

– Так можно было и аппетит отбить.

– И отбили. Я больше никогда теперь не ужинаю - слишком много неприятных воспоминаний. Мы с братьями очень рано начали устраивать заговоры друг против друга. У Таур-Ургаса было много жен и целый выводок детей. Поскольку корона передавалась старшему из живущих сыновей, все мы интриговали против старших братьев и старались защититься от интриг младших. Скажем, очаровательный мальчуган однажды набросился на своего брата с ножом, а было ему всего девять лет.

– Из молодых, да ранних, - пробормотал Шелк.

– Ну да. Таур-Ургас был конечно же восхищен, на какое-то время этот потрошитель даже стал его любимцем. Нам со старшими братьями пришлось из-за всего этого немало понервничать - ведь вполне можно было ожидать, что наш выживший из ума господин захочет нас всех передушить, чтобы освободить место для маленького монстра. Ну мы и предприняли кое-какие шаги.

– Ну?

– В один прекрасный день мы изловили его в верхней части дворца и выбросили в окно.
– Ургит мрачно посмотрел на вздымающиеся волны Великого Западного моря.
– С того дня, как нас увели от матерей, мы жили в атмосфере постоянного страха и бессмысленной жестокости. Считалось, что мы совершенные мурги - сильные, храбрые, абсолютно верные и беззаветно преданные Тораку. У каждого из нас был опекун-гролим, и мы ежедневно часами выслушивали всякую чушь про бога Ангарака. Да уж, счастливым детством такое не назовешь.

– У Таур-Ургаса никогда не было привязанностей?

– Возможно, и были, но меня он не любил - презирал за то, что я самый маленький, истинным мургам полагалось быть высокими и мускулистыми. За всю жизнь он не сказал мне ни единого доброго слова, когда же мне удалось стать прямым наследником, он уговаривал младших братьев убить меня.

– Как же ты смог выжить?

– Приходилось шевелить мозгами, а еще помогал ключ, который мне удалось стащить.

– Ключ?

– От дворцового сейфа. Не поверишь, но неограниченные денежные средства способны здорово помочь человеку, даже если он находится на территории Хтол-Мургоса.

Шелк поежился.

– Тут, на палубе, становится свежо, - сказал он.
– Не уйти ли нам отсюда и не распить ли бутылочку хорошего вина?

– Я не пью, Хелдар.

– Не пьешь?
– удивился Шелк.

– Я должен всегда быть начеку. А если засунешь голову в бочку с вином, то ведь не увидишь, как сзади к тебе крадутся с ножом.

– Брат, со мной ты в полной безопасности.

– Я ни в чьем обществе не могу считать себя в полной безопасности, Хелдар, особенно в компании братьев. Да нет, пойми, ты тут ни при чем - просто сказывается трудное детство.

– Ладно, - дружелюбно сказал Шелк.
– Давай пойдем, и ты посмотришь, как я пью. Я очень хорошо это делаю.

– Могу себе представить. Ведь ты же, в конце концов, алориец.

– Ты тоже, дорогой братец, - улыбнулся Шелк.
– Ты тоже. Так давай я приобщу тебя ко всем радостям, которые унаследовал и ты!

Гарион готов был пойти за ними, но в этот момент на палубу вышел Бельгарат, зевая и потягиваясь.

– Польгара уже встала?
– спросил он Гариона.

Гарион покачал головой.

– Я разговаривал с Дарником несколько минут назад. Он сказал, что после вчерашнего она очень измучена.

Бельгарат слегка нахмурился.

– С какой стати она так уж сильно утомилась?
– сказал он.
– Признаюсь, зрелище было впечатляющее, но вряд ли все это настолько изнурительно.

– Я думаю, что это не усталость, дедушка. Дарник сказал, что она полночи промучилась.

Старик почесал бороду.

– Ох, я иногда забываю, что Польгара женщина. Она ничего мимо себя не пропустит. Иногда сострадание побеждает в ней все остальные чувства.

– Это не такая плохая черта, дедушка.

– Но не для женщины.

– Помнится мне, однажды в болотах кое-что случилось, - сказал ему Гарион.
– И не ты ли пытался сделать все возможное, чтобы как-то помочь Вордею - из одного лишь чувства сострадания?

Бельгарат виновато отвел глаза.

– Мы, по-моему, договорились, что вспоминать об этом ты не будешь.

– Ай-ай-ай, дедушка, - Гарион слабо улыбнулся, - ведь ты лукавишь. Притворяешься, будто холоден, как лед, и тверд, как скала, а на самом деле чувствуешь то же, что и все мы.

– Пожалуйста, Гарион, не надо распространяться на эту тему.

– Тебе не нравится быть человечным?

– Да нет, но у меня вроде бы есть некая репутация, которую нужно поддерживать.

В конце второй половины дня береговая линия, вдоль которой двигалось судно, стала еще более неровной, волны оглушительно бились о скалы, вскипая бурунами.

Шелк и Ургит поднялись по кормовому трапу, и Гарион отметил, что оба они не слишком твердо держатся на ногах.

– Привет, Бельгарион, - громко сказал Ургит.
– Присоединяйся к нам, хочешь? Мы с Хелдаром решили немножко попеть.